– Села в синюю «Мазду». Наш человек ведет ее, – сообщил Шамиль, расположившийся на заднем сиденье. – Как все прошло?
– Никак. Абсолютно никакой конкретики, – сказал Артем, с отвращением поглядел на свои желтые пальцы, достал из кармана носовой платок и стал стирать краску. – К ним нужно приходить уже с заказом. Потом они озвучивают цену.
– И кто это будет? – задал вопрос Соломин. – Кого станем заказывать? Артем, тебе не кажется, что нас начинает затягивать в то место, где не видно солнца?
Павлов вытащил из глаз контактные линзы и сказал:
– Нужно узнать, куда она поехала. А еще я хочу послушать наш разговор. – Он вытащил из внутреннего кармана крошечный диктофон.
Узнал
«Труп нашего соседа, у которого гангрена пожирала ноги, не убирают уже второй день. Немого постоянно рвет, из-за чего вонь в сарае становится только хуже. Я кричу на него, но все без толку, он не в состоянии контролировать свой организм.
Сегодня кормили всего один раз. Отто не ест, а только пьет воду. Нынче он весь день без сознания.
Моя нога нарывает, боль невыносимая. Скриплю зубами. Ломая ногти, отколупываю от доски щепку. После двух часов мытарств с ее помощью мне удается выковырять пулю из раны. От боли два раза терял сознание. Ранение на руке, как ни странно, заживает. Там пуля прошла навылет.
После очередного погружения в небытие прихожу в себя, ковыляю к Отто, падаю перед ним на колени. Он почти не выходит из отключки, дышит тяжело и прерывисто. Я говорю ему что-то успокаивающее, лепечу про дом, маму. Мол, он вылечится. И сам же себя ненавижу за эти слова. Ведь счет жизни моего сослуживца пошел на часы. Зачем я его обманываю?
– Как тебя зовут, дружище? – шепчу я.
Почему-то мне хочется это знать. Кажется, будто выяснение настоящего имени Отто становится смыслом моего существования в этой вонючей коробке, которая, судя по всему, скоро станет нашей общей могилой.
Но Отто молчит. По нему начинают ползать мухи. Я сгоняю их, зову его, но он не слышит меня. А может, и слышит, но не способен ответить.
Открывается дверь. В сопровождении бородатого боевика заходит Франц. Он перестал бриться. За то время, пока мы в плену, у него тоже появилась небольшая борода. Хочет стать похожим на наших врагов?
– Заберите труп! – кричу я. – Позовите врача к Отто! Сука, мы же были в одной команде!
Франц хитро улыбается, подходит к покойнику, долго вглядывается в его почерневшее, раздутое лицо, будто что-то решая про себя. Потом делает знак боевику, и тот вытаскивает мертвеца из сарая.
– У меня для вас новость, Айк, – говорит Франц, поворачиваясь ко мне. – Уж не знаю, как ты отреагируешь на нее.
Я молчу, облизывая сухие потрескавшиеся губы.
– Гайрбек, отец того самого Ахмеда, которого ты со своей шайкой убил, сегодня взорвался на растяжке. Так спешил, чтобы содрать с тебя живого кожу, что потерял бдительность. – Франц смеется и прохаживается взад-вперед так медленно, будто находится не в грязном, заблеванном сарае, а на какой-нибудь выставке художников. – Но у меня есть идея на твой счет. Говорю «на твой», потому что Отто уже выпал из обоймы. – Он закуривает, с рассеянным видом пускает дым в потолок. – Сначала я хотел запросить за тебя выкуп. Но потом понял, что шансы срубить денежку за твою тупую башку совсем невелики. Пока там всякие материнские комитеты будут измором брать министерство обороны да на коленях стоять перед меценатами, чтобы выклянчить хоть что-нибудь, здесь, в глухомани, может произойти что угодно. Власть меняется каждый день. Поэтому я поступлю иначе. Я просто отпущу тебя. Идет?
Я глотаю воздух словно рыба, которую вытащили из сетей и выбросили на берег. Отпустит меня? Что он задумал? Да я скорее поверю гадюке, чем ему!
– Ты должен уйти в течение трех дней. Если откажешься и останешься здесь – пеняй на себя. В лучшем случае тебя просто убьют. Захотят – будут пытать. Это они умеют, поверь. Можешь прихватить с собой немого. Когда жрать в горах будет нечего, он тебе пригодится.
Я с ненавистью смотрю на него и спрашиваю:
– Значит, теперь ты продаешь тех людей, на сторону которых перешел?
Франц опять смеется, да так, будто слышит самую веселую шутку в своей жизни.
– У меня своя сторона, – отвечает он. – Я никогда не буду на чьей-то чужой, понял, Айк? Я просто сотрудничаю с теми, с кем на данном этапе это выгодно.
Мне нечего возразить.
Франц смотрит на мою ногу, обвязанную грязной окровавленной тряпкой, снимает с пояса флягу.
– Тут немного спирта. Думаю, ты вылечишься.
– Лучше помоги Отто, – с хрипом вырывается у меня.
Франц презрительно отмахивается.
– Забудь о нем. Отто – уже история. – Он встает, подходит к двери, потом хлопает себя по лбу. – Чуть не забыл. – Франц шагает ко мне, достает из ножен кинжал. – Это тоже тебе. Если решишься пробиваться к своим, он тебя выручит. – Он смотрит мне в глаза, понимает, о чем я думаю, мерзко хихикает, грозит указательным пальцем и заявляет: – Нет, Айк. Даже не думай напасть на меня. Ты сильный, но я слежу за тобой. Если ты попробуешь отыграться на мне, то я повешу тебя вверх ногами и буду отрезать по куску.
Я вижу его глаза, похожие на два ствола, и понимаю, что он выполнит свое обещание.
Франц открывает дверь оборачивается, загадочно улыбается и говорит:
– Если дойдешь, то тебя ждет сюрприз.
Эх, если бы я знал, что он имеет в виду!
Франц уходит, я разматываю тряпку, обрабатываю рану спиртом. Боль несусветная, я рычу, перед глазами туман. Вскоре мне становится легче.
Я делаю глоток из фляги, ползу к Отто и говорю:
– Мы выберемся, старик, уйдем отсюда этой же ночью.
Невероятно, но он открывает глаза и улыбается:
– Ты хороший парень, Айк. Но уходить будешь один.
Отто говорит так тихо, что я наклоняюсь к нему вплотную. Меня обдает запах нечистот и гноящейся раны.
– Я не Отто. Я…
Я склоняюсь еще ниже, почти касаюсь ухом его воспаленного рта.
– Я Алексей.
Я хочу что-то ответить, вижу, как смыкаются его веки, тормошу парня, кричу, чтобы не смел отключаться. Но он будто не слышит меня. На губах, покрытых струпьями, застыла улыбка. Отто, вернее Алексей, мертв.
Я знаю, что рано или поздно это произошло бы. И все равно мои глаза наполняются слезами. Хочется выть и лезть на стенку.
У меня три дня.
И я сделаю все, чтобы вырваться из этой бездны».
– Кто я? – вслух произнес Виктор.
Его лицо потемнело, и он со злостью смахнул со стола блокнот. Шелестя страницами, тот отлетел к стене и распластался на полу наподобие раненой птицы.
Виктор вскочил со стула и бегом помчался в ванну.
– Кто я? – громче спросил он, глядя на свое отражение. – Виктор Коновалов? Айк? Отставной? Снайпер ГРУ? Предатель? Бесхребетное дерьмо?! Нет! Я убийца своей семьи! – Он уже исступленно кричал: – Или я наемник, готовый за несколько тысяч баксов лишить человека жизни?! – Виктор потрясенно обхватил голову руками, словно до него только сейчас стал доходить смысл такой вот дикой работы. – Боже, – прошептал. – Господи, ты даешь человеку жизнь, а я забираю ее, при этом обрекаю на страдания его родных и близких! Пусть даже все они последние мрази!..
Виктор вернулся в комнату и без сил опустился в кресло. Такой беспредельно-жуткой депрессии у него, пожалуй, не было с момента гибели жены с дочкой.
Он вспомнил сегодняшний ночной кошмар. Оля и Иришка пришли к нему. Дверь в комнату распахнулась, и они проплыли к нему, словно воздушные шары.
«Идем с нами!» – нараспев проговорили жена и дочка.
Их одежда была в крови и машинном масле, от них пахло бензином.
«Почему ты не сказал, что машина неисправна, Витя? – с укором проговорила Оля и покачала головой. – Зачем ты поссорился со мной? Ты обиделся и ушел куда-то. А мы с Иришкой решили поехать в магазин».
«Мне очень холодно, папа», – сказала Ира и заплакала.
Ее розовое платьице было порвано в клочья и висело на ней как тряпка.
«Я соскучилась по своим подружкам. Но там, где мы с мамой, их нет! Только темнота и холод!»
Они кружили над ним, как ведьмы или привидения. Виктор чуть не сорвал глотку от ужаса, проснувшись посреди ночи.
Уснуть он уже не мог. Сидел до утра, тупо уставившись в телевизор. Задремал только к семи часам.
Чем ближе подходил день реализации контракта по Кольцову, тем четче Виктор понимал, что он не в состоянии нажать на спусковой крючок и уничтожить этого человека.
Окончательную точку в таком вот его решении поставил последний документ, полученный от одного из информаторов, из которого следовало, что Кольцов так же, как и он, прошел службу на Северном Кавказе и имеет боевые ордена. Более того, министр и по сей день часть своей зарплаты переводит на счета различных фондов ветеранов, стараясь нигде не афишировать эту благотворительную деятельность.
Вчера утром Виктор специально приехал к месту его работы, желая увидеть заказанного чиновника вживую. Для подстраховки Коновалов использовал грим. Он курил, меряя шагами небольшой пятачок у здания министерства.
Наконец двери раскрылись, и Кольцов торопливо направился к автомобилю. Когда он усаживался в машину, их взгляды случайно встретились на долю секунды. За этот миг Виктор понял, что не сможет выстрелить в этого человека.
Он аккуратно затушил окурок и направился к метро. Иссиня-черная «Ауди» увезла Кольцова по его служебным делам.
Теперь перед Отставным стояла непростая дилемма. По сути, он оказался в безвыходном положении, понимал, что просто не сможет убить Кольцова. Но если он этого не сделает, то прикончат его. Потом с министром разделается какой-нибудь другой наемник из «Профсоюза».
«Нет, – неожиданно подумал он. – Меня убьют в любом случае. – А может быть, лучше все же я?.. – От этой мысли по спине Виктора прошелся жгучий холод. – Я ведь и в самом деле здорово напортачил с этой беременной девчонкой. Санитар вряд ли простит мне это. Вероятнее всего, он постарается избавиться от меня как можно скорее.