В отличие от Отставного Василий Николаевич этой ночью не смог сомкнуть глаз даже на пятнадцать минут. Впрочем, Кольцов и не пытался уснуть. Он просто лежал, прислушивался к мерному дыханию жены и меланхолично разглядывал потолок.
Вскоре за окном стало светлеть. Начал попискивать будильник в телефоне. Громкость сигнала постепенно нарастала, и Кольцов торопливо отключил его.
Министр испытывал громадное облегчение. Он поймал себя на мысли, что в последний раз подобные ощущения испытывал в университете, перед экзаменом, к которому был подготовлен не ахти как.
Он бесшумно встал, прошел в ванную и принял холодный душ. Затем быстро облачился в спортивный костюм, надел кепку, обул и зашнуровал кроссовки.
Перед тем как выйти, Кольцов бросил взгляд в зеркало. Ему не понравилась бледность кожи и неуверенность, проскользнувшая в его собственных глазах.
В его памяти всплыли слова супруги об упавшей фотографии.
Плохой знак?
– Все будет хорошо, – беззвучно произнес он одними губами и вышел из квартиры.
Половина шестого. Обычное время для его утренней пробежки.
Тихий припарковал автомобиль у набережной. Выйдя наружу, он бросил в реку обойму, которую несколько минут назад вынул из пистолета Отставного, и равнодушно взглянул на круги, расходившиеся после негромкого всплеска. Как будто рыба поднялась из глубины, вильнула хвостом и вновь ушла на дно.
Бригадир закурил, прикрыл ладонью сигарету от капель дождя и взглянул на часы. Кольцов уже наверняка вышел на улицу. Значит, до времени «Ч» остались считаные минуты. Может, даже секунды.
Он бросил окурок на асфальт и сел в машину.
Пора.
Кольцов размеренно бежал по мокрому тротуару, стараясь держаться выбранного темпа. Раньше, лет двадцать назад, он любил спринт, теперь же предпочитал марафоны. Короткие дистанции хороши для молодых, горячих, у которых энергия прет наружу. Длинные больше подходят для флегматиков, людей, которые идут к своей цели планомерно, шаг за шагом, экономя силы и дыхание.
Самое примечательное состояло в том, что после пяти-семи километров Василий Николаевич не чувствовал себя особенно усталым. Наоборот, бег словно заряжал его дополнительной порцией энергии, помогал ему пребывать в отличной форме весь день.
Он бежал, чувствуя, как колотится сердце, и думал о Павлове.
Этот адвокат сумасшедший или же очень самоуверенный человек, для которого риск – естественное состояние. Даже если степень такового зашкаливает, уходит за грань разумного.
Кольцов вдруг испытал желание расхохотаться.
Павлов безумен?
«А как насчет тебя самого, Василий Николаевич? – задал он себе вопрос. – Самый настоящий псих – это ты, потому что не изменил своей ежедневной привычке бегать по утрам. Даже невзирая на дождь и на предупреждение известного адвоката».
Небо заволокла свинцовая пелена. Дождь усилился, перешел в настоящий ливень.
Впереди у набережной темнела мужская фигура, замершая у парапета.
Кольцов почувствовал, как кончики его пальцев начали покалывать невидимые иголочки. Дыхание неожиданно сбилось, и он стал хватать ртом влажный воздух.
«Остановись! Павлов был прав. Поворачивай и лети обратно!» – внезапно заверещал внутренний голос, но министр громадным усилием воли заставил себя бежать.
Мужчина повернулся к нему. Василий Николаевич уже видел его лицо, напряженное до предела. Кольцову показалось, что он может разглядеть глаза незнакомца – пышущие жаром угли. Как в замедленной съемке, рука мужчины потянулась куда-то в глубь куртки. Меньше чем через секунду в руке у этого угрюмого типа оказался пистолет.
Василий Николаевич в растерянности остановился в паре метров от него. Вдалеке раскатисто прогремел гром, и Кольцов даже не понял, что эти звуки природного явления совпали с выстрелом.
Он вздрогнул. Ноги его подогнулись. Министр вскрикнул, опустился на колени, схватился за грудь и медленно завалился на асфальт лицом вниз. Раздался еще один выстрел, контрольный. Голова Василия Николаевича дернулась, и он затих. Из-под тела начали расплываться алые ручейки.
«Боже, прости меня», – подумал Отставной и сунул пистолет в куртку.
Руки его не тряслись, все было как обычно. Он далеко не в первый раз выполнял заказ, ликвидировал клиента.
Виктор бросил взгляд на Кольцова. Тот лежал в полной неподвижности, раскинув в стороны руки. Кепка слетела с его головы.
Все. Назад пути нет.
Виктор бросился бежать. Ему хватило секунды, чтобы понять: за ним следили. Что-то ему подсказывало, что это явно был не Тихий.
Дело сделано
Буквально сразу же после выстрелов у тела Кольцова остановился серый «Фиат». Из него выскочил мужчина, опасливо склонился над министром и принялся кому-то звонить. Вскоре подъехал велосипедист, молодой высокий парень лет двадцати. Возле тела Василия Николаевича, несмотря на ливень, начали собираться зеваки.
Тихий был тоже поблизости. Он мельком взглянул на тело министра, вокруг которого образовалась внушительная лужа крови, после чего отошел в сторону так же незаметно, как и появился.
– Отставной все сделал, – сказал бригадир в рацию, оказавшись в машине.
– Понял, – раздался голос Тайпана. – Я его вижу.
– Хорошо. Сработай с ним быстро. Отбой, – проговорил Тихий, выключил рацию и перевел дыхание.
На сей раз Отставной сначала выстрелил в грудь клиента и лишь потом – в голову. Значит, парень действительно нервничал. Обычно он всаживал обе пули в лоб, и каждая из них несла с собой смерть.
Как бы то ни было, дело сделано. Теперь нужно сообщить об этом Санитару, который наверняка сидит как на иголках в ожидании хороших новостей.
Отставной уходил, поминутно оглядываясь. У него было огромное искушение выбросить пистолет. Лишь уверенность в том, что по его следу кто-то целенаправленно шел, удерживала Коновалова от этого опрометчивого шага.
Наконец Виктор увидел преследователя. Он замер как хищник, учуявший дичь, и даже не удивился, узнав Франца.
Его бывший командир неторопливо перешел дорогу, мокрый с ног до головы. На ненавистном лице змеилась глумливая улыбка, придававшая ему сходство с садистом из какого-нибудь третьесортного триллера.
«Акула», – вспомнил Виктор, и его передернуло.
Франц выстрелил, и Отставной почувствовал, как пуля обожгла его левую руку. Он пальнул в ответ. Франц вздрогнул и неуклюже споткнулся. Дождевая вода застилала глаза, делала все предметы расплывчатыми и нечеткими, как если бы он нырнул.
«Я зацепил тебя, гад!» – подумал Отставной, развернулся и кинулся к кустам, за которыми стояла ветхая пятиэтажка.
Он слышал, как за его спиной раздался еще один выстрел. Мимо.
Виктор ощущал, как в раненой руке пульсирует боль. Она напоминала ему некое живое существо, пытавшееся прогрызть себе путь наружу. Виктор развернулся, тяжело вздохнул и огляделся. Франца нигде не было видно.
«Да, дела, – подумал он. – Раз Франц хочет меня убить, значит, Тихий в курсе. Он наверняка ожидает где-то рядом, чтобы прикрыть этого гаденыша. Вот для чего был устроен весь цирк с так называемой подстраховкой».
Виктор пригнулся, подобрался ближе к дому, опять осмотрелся, сел на лавочку и ощупал руку. Кость вроде бы не задета. Надо уходить, но силы почему-то были на исходе. Будто его организм, выполнив задачу по Кольцову, вдруг решил, что с него хватит, и попросту перестал подчиняться командам измученного мозга.
Коновалов слез с лавки и поплелся к подъезду.
– Айк!.. – послышалось вдруг за его спиной.
Из-за кустов материализовалась фигура Франца.
Одновременно с этим дверь подъезда приоткрылась. Наружу вышел пожилой мужчина с крупной собакой.
– Ну и ливень, – пробурчал он, раскрывая зонтик.
Виктор метнулся к подъезду, пряча за спиной пистолет. Здешний житель посторонился, подозрительно косясь на странного незнакомца.
Спустя секунду раздались два выстрела. Первая пуля попала в металлическую дверь, срикошетила и ударила в ступеньку. Вторая настигла старика. Тот застонал и сполз на асфальт, но Виктор уже успел шмыгнуть в подъезд.
Франц негромко выругался.
Пес подбежал к хозяину и тревожно залаял. Вскоре к подъезду приковылял и Франц. Из его левого бедра сочилась кровь, оставляя тоненькую дорожку, которую быстро смывал дождь. Собака бросилась на киллера, но он одним выстрелом расправился с ней и зашел в дом.
Отставной быстро забрался на последний этаж. Рукав набухал теплой кровью. По ступенькам он поднялся к люку, ведущему на крышу. Сквозь петли была продета толстая проволока. Виктор, до крови царапая пальцы, размотал ее.
Внизу на лестнице послышалась какая-то возня, затем кто-то начал подниматься наверх. Медленно и уверенно, преодолевая ступеньку за ступенькой.
Отставной проверил обойму. В ней осталось два патрона.
Он ждал.
Наконец в лестничном пролете показалась голова, затем плечи. Виктор поднял руку с пистолетом.
Франц ковылял наверх, скалясь в злобной ухмылке. Отставной выстрелил, но его противник даже не шелохнулся.
– Придурок! – заявил Франц, лицо которого светилось диким весельем. – Тихий специально дал тебе свою обойму. Первые три патрона – боевые. Остальные холостые. Это на тот случай, если ты не выбросишь ствол. Так что можешь засунуть эту бесполезную пукалку себе в зад. – Он поднялся еще на одну ступеньку и выстрелил, но Отставной уже был на крыше.
Франц ругнулся. Его лицо покрыла бледность.
«Похоже, пуля все же задела кость, – решил он. – Интересно, Тихий придет ко мне на помощь? – Киллер хотел достать рацию, чтобы связаться с бригадиром, но передумал. – Хрен с ним, я разберусь с этим неудачником и без поддержки».
Припадая на простреленную ногу, Франц стал взбираться на крышу.
Отставной стоял в трех шагах от люка. Его поза была расслабленной, словно он находился на аллее после вечерней прогулки.
– Я знал, что мы рано или поздно встретимся, – произнес Виктор.