я не мог разобрать ни слова.
Что за чёрт⁈
— Стойте… — попытался сказать я, но мой голос был хриплым, едва различимым. Мой язык не слушался, как будто чужой.
Ещё один поток ледяной воды обрушился на моё лицо, и я поднял руку, чтобы отмахнуться от кувшина. И тут… Я остановился.
Это не была моя рука.
Моя рука… у неё другой цвет кожи. Она шире, мужская, с заметными венами, а не эта… тонкая, чужая рука с узкими пальцами и совсем другой текстурой кожи. Паника моментально взяла меня за горло, как цепь. Я резко сел, оглядываясь вокруг. Вокруг меня было несколько человек, все азиаты. Один из них что-то сказал громким и взволнованным тоном, но я не понимал ни слова. Этот язык… это не был китайский и не был японский. Я знал оба языка, жил в Азии несколько лет. Но это… корейский?
Паника сковала меня с такой силой, что я чуть не потерял сознание вновь. Я не мог понять, что происходит. Они продолжали что-то говорить, глядя на меня с беспокойством, но моё внимание было приковано только к моим рукам. Я медленно поднял их перед собой, стараясь осмыслить увиденное. Это не были мои руки. Пальцы тонкие, кожа светлая, но не так, как моя. Это… это не я.
— Что… за черт⁈ — мой голос сорвался на шёпот, едва различимый даже для меня самого.
Один из людей снова что-то сказал, но я даже не попытался понять. Все мои мысли были поглощены ужасом того, что я увидел. Я… это не я!
Я должен был встать, уйти, просто убежать отсюда. Мне нужно было побыть одному. Только тогда я смогу всё осмыслить. Безумие нарастало, но внутри был один чёткий вывод: мне нужно выбраться.
Я сделал резкое движение, отмахнувшись от тех, кто стоял рядом. Я шатнулся, ноги едва слушались, но я всё-таки поднялся. Спиной вперёд, не отрываясь от непонимающих лиц этих людей, я начал пятиться к ближайшей двери. Они попытались что-то сказать, кто-то даже протянул руку, чтобы поддержать меня, но я оттолкнул его, словно дикий зверь, загнанный в угол. Ещё шаг, ещё…
Моё тело двигалось само по себе, инстинкты захватили контроль. Я врезался спиной в стену и резко развернулся, влетая в первую же дверь, которую заметил. Это была небольшая комната — туалет. Заперев дверь за собой, я с шумом опёрся на неё, тяжело дыша. Сердце колотилось, как бешеное, мне казалось, что я вот-вот потеряю сознание снова.
Но не мог.
Я заставил себя двигаться к раковине. Я должен был посмотреть. Должен был увидеть.
Остановившись перед зеркалом, я поднял взгляд. То, что я увидел, заставило кровь стынуть в жилах.
Из зеркала на меня смотрел какой-то… кореец. Темноволосый, с чистыми, правильными чертами лица, симпатичный, можно сказать. Но это был не я. Абсолютно точно не я. Я… блондин, мои глаза светлые, а этот… у него была тёмная шевелюра, карие глаза. Я заморгал, думая, что может это какой-то сон. Но когда я провёл рукой по волосам, чувствуя их текстуру, они оказались реальными.
Это был я. Нет, это не был я.
— Нет… — прошептал я, отступив на шаг от зеркала. Сердце снова застучало в груди, но уже медленнее, с отчаянием и страхом. — Нет… этого не может быть.
Я сжал край раковины, стараясь дышать ровнее, но мои руки дрожали. Этот человек в зеркале… это был я теперь? Я глубоко вдохнул, пытаясь собрать мысли. Как это вообще возможно? Что со мной произошло? Я же только что был в Москве, на вечеринке… Праздник, шампанское, тосты… Кто-то что-то подсыпал мне в бокал. Чёрт! Это всё как-то связано?
Я снова посмотрел на своё отражение, но от этого не становилось легче. Я был в теле кого-то другого. Чужое лицо, чужие руки… и абсолютно непонятно, где я. Почему они все говорили на корейском? Я точно знал, что этот язык — корейский. Проклиная всё на свете, я отчаянно пытался собрать кусочки пазла, но их было слишком мало.
Что за бред? Как такое возможно? Это сон? Галлюцинация? Меня отравили чем-то настолько сильным, что я потерял сознание и теперь вижу всё это? Но почему тогда всё кажется таким реальным?
Я снова посмотрел на свои руки. Протянул их вперёд, пытаясь почувствовать хоть какое-то знакомое ощущение, но всё, что я ощущал, это чужие пальцы, чужие движения. Это тело двигалось по моей воле, но оно было чужим.
Я закрыл глаза, пытаясь заставить себя успокоиться. Дыши… дыши глубже. Но мои мысли не давали покоя. Как? Почему? Почему это произошло со мной? Кто мог бы это сделать? Как это связано с отравлением?
Я начал думать о своих врагах. Тех, кто хотел бы меня убрать. Но никто из них не обладал такими возможностями. Никто бы не пошёл на такое. Это безумие. И всё же… я стоял здесь, в этом теле, в какой-то странной комнате, окружённый людьми, которые говорят на корейском.
— Какого чёрта происходит⁈ — мой голос сорвался, я ударил по раковине рукой, но боль не принесла облегчения. Всё, что я знал, это что мне срочно нужно разобраться в этом.
Я снова посмотрел на своё отражение. Это лицо… оно мне теперь принадлежит. Но почему?
Я стоял перед зеркалом, взгляд вонзался в моё отражение, но это не было моё лицо. Тёмные волосы, кожа чуть смуглее, чем у меня обычно, глаза карие, полные некой грусти и усталости. Но это не было просто физическое изменение. Это было… что-то гораздо глубже. Я снова провёл рукой по щеке, будто хотел стереть это чужое лицо, но оно не исчезало. Это был я… или, вернее, теперь это был я.
И вдруг… оно пришло. Осознание обрушилось на меня, словно водопад воспоминаний, образы наводнили мой разум. Это было похоже на диафильм, медленно сменяющий кадры, каждый из которых захватывал новую часть моей жизни. Нет… не моей. Его. Ким Джинсу.
Картины из прошлого всплывали перед моими глазами, как некая подсаженная память. Я видел бедный район Сеула, узкие, грязные улочки, на которых вырос этот человек, увидел его мать, которая из последних сил пыталась подняться с постели, но не могла. Её слабые руки дрожали, а лицо было измождено болью. Я увидел его сестру, Хану, как она сидела за столом с учебниками, изо всех сил стараясь учиться, чтобы выбраться из этой трясины. И Джинсу, всегда рядом, работающий на трёх, иногда даже на четырёх работах, чтобы как-то держать этот хрупкий баланс.
— Это… это не может быть… — прошептал я, чувствуя, как ноги начинают подкашиваться.
Но образы продолжали обрушиваться на меня. Вот Джинсу на утренней подработке — метёт улицы Сеула, его тело ломит от усталости, но он продолжает работать, зная, что не может остановиться. Вот он в компании, где его постоянно унижают и издеваются, заставляют делать самую грязную работу, а в его глазах каждый раз плещется боль, но и решимость. Решимость бороться за своих родных, несмотря ни на что. Каждая деталь его жизни была как яркая вспышка в моей голове. Я видел всё — его мысли, его страхи, его мечты. И эти мечты… они были такими маленькими, такими простыми. Он не хотел богатства, не хотел славы. Он просто хотел, чтобы его семья была здорова и счастлива.
— Я… теперь я Ким Джинсу? — слова сорвались с моих губ, но ответа не было.
И тут вдруг пришло еще и осознание, словно лавина, заполнившая каждую клетку моего существа. Словно с каждым мгновением, с каждым ударом сердца, в меня вливалась новая информация. Но это не просто воспоминания о бедности, страданиях или отчаянии. Это было больше. Гораздо больше.
Вместе с жизнью Джинсу в меня проникли и его знания. Знания языка, культуры, каждого мельчайшего аспекта корейской жизни. Я понимал, как устроен этот мир, так, как будто жил в нём всю свою жизнь. Корейские слова, фразы, которые раньше были для меня чуждыми и непонятными, теперь звучали естественно. Я знал их. Я мог говорить на этом языке, думать на нём. Каждое предложение складывалось в моей голове с точностью, как если бы я вырос здесь, среди этих узких улиц и небоскрёбов Сеула.
Я чувствовал, как вся глубина корейских традиций проникала в моё сознание. Тонкости поведения, уважение к старшим, неизменная иерархия, которая пронизывала каждую часть общества, стали моими. Я вдруг осознал, что теперь понимаю, почему Джинсу никогда не жаловался, почему он молчал и терпел. Это было укоренено в самой сути его культуры — никогда не показывать слабость, всегда сохранять лицо. Даже если внутри бушевала буря, снаружи ты должен быть спокоен, как зеркало на воде.
— Боже мой… — прошептал я, чувствуя, как всё это знание поглощает меня с невероятной скоростью.
Теперь я знал, что значит быть частью коллектива, семьи, общества, где каждый шаг, каждое слово имеет значение. Корейские традиции о семье, о важности заботы о старших и поддержке младших стали для меня настолько реальными, что я не мог поверить, что когда-то жил иначе. Уважение к матери и сестре, которое двигало Джинсу, теперь было моим. Эта жизнь, эта культура… всё это стало частью меня.
Всё, что раньше казалось мне чуждым и непонятным, теперь имело смысл. Я знал, почему он так упорно работал, почему продолжал бороться, несмотря на все унижения. В его мире, в мире Кореи, семья была священной, и жертвы ради неё — естественная часть жизни.
Я чувствовал, как каждый аспект корейской культуры вливается в меня, как плотный, насыщенный поток. Мудрость предков, уважение к традициям, стойкость перед лицом невзгод. Я вдруг осознал, что все эти традиции и ценности Джинсу не были просто абстрактными понятиями. Теперь это было частью моего внутреннего кода, моих принципов. Как будто всё это время я ждал, чтобы стать этим человеком, носителем этих знаний и верований.
Ноги окончательно отказались меня держать. Я рухнул на холодный кафельный пол туалета, чувствуя, как мир снова уходит из-под ног. Перед глазами всё поплыло, и, кажется, на какое-то время я снова потерял сознание.
Когда я очнулся, тишина наполнила комнату. Мои мысли медленно возвращались на свои места. Я осторожно сел, чувствуя, как боль пульсирует в голове. Ещё не до конца осознав, что происходит, я снова посмотрел на своё отражение. Но теперь я уже не был Максом.
Во мне было слишком много от Джинсу. Воспоминания этого бедолаги заполнили меня, как густой туман, через который едва пробивался свет моих собственных мыслей. Я знал всё о его жизни. Я знал его боль, его страхи, его отчаяние. Это была жизнь, в которой он только и делал, что пытался выжить. Жизнь, полная боли и жертв.