ление.
Нужно ли говорить, какое впечатление эти обвинения произвели на участников собрания! Ведь если Ким Ир Сен на самом деле убивал коммунистов, это могло означать только одно: он предал все партизанское движение. Посреди выкриков и шума Чжоу Баочжуну и Ли Чжаолиню удалось навести хоть какой-то порядок, и собрание потребовало от Кима объяснений.
Ким Ир Сен не стал отрицать, что все эти события действительно имели место. Но, объяснил Ким, люди, которых он убивал – а, как признался Ким Ир Сен, он расстреливал их лично, – были не настоящими коммунистами, а троцкистами. Это объяснение не принесло ему особой поддержки, но в конце концов собрание решило запросить мнения советских товарищей. На следующий день Ким Ир Сен, ожидая худшего, сильно напился, но санкций не последовало – командование решило спустить инцидент на тормозах[149].
Судьба некоторых других бойцов 88-й бригады сложилась менее удачно, чем судьба комбата Кима. Бывший командир четвертого батальона[150] Чай Шижун и его замполит Цзи Цин были арестованы Смершем по обвинению в шпионаже в пользу Японии[151]. Но документы японской разведки показывают, что они не знали ни о существовании 88-й бригады, ни о базе в Вятском[152], а значит, Чай и Цзи стали очередными несправедливо осужденными жертвами сталинской репрессивной машины. Ким Ир Сену действительно повезло, что он смог избежать такой судьбы.
В 1944 году у Ким Ир Сена и Ким Чонсук родился второй сын. Его назвали Шурой. Существуют свидетельства, что имя Шуре тоже подобрал доктор Никитенко и что, как и в случае с Юрой, он дал младенцу имя известного советского командира[153]. Единственным высокопоставленным Александром в РККА тех лет был маршал Александр Василевский. Возможно, Никитенко был впечатлен успехами Василевского под Сталинградом. За эти победы Василевский получил звание маршала меньше чем через месяц после того, как он стал первым генералом армии, произведенным в это звание с начала войны.
Война в Европе тем временем приближалась к своему неизбежному концу. В феврале 1945 года на Ялтинской конференции Сталин согласился на то, чтобы через три месяца после капитуляции Германии СССР вступил в войну с Японией. Для Советского Союза открывалась возможность принять участие в послевоенном разделе этой страны и ее зоны влияния.
4 апреля того же года нарком иностранных дел СССР Вячеслав Молотов вызвал в НКИД посла Японской империи Сато Наотакэ и проинформировал его, что Советский Союз выходит из Пакта о нейтралитете. По условиям пакта, договор продолжал действовать еще год после выхода из соглашения одной из сторон, и Сато спросил Молотова, будет ли придерживаться этого пункта СССР. Нарком заверил посла, что да, пакт будет действовать еще год – до апреля 1946 года.
Однако обе стороны понимали, что, скорее всего, Москва не сдержит этого обещания, и начали готовиться к будущей войне. Дальневосточный фронт был реорганизован в два новых – Первый и Второй Дальневосточные фронты, причем 88-я бригада была переподчинена Второму фронту. Оба Дальневосточных фронта и соседний Забайкальский были подчинены Главному командованию советских войск на Дальнем Востоке. Возглавил его маршал Александр Василевский – тот самый, в честь которого, судя по всему, назвали второго сына Ким Ир Сена.
К началу мая 1945 года стало ясно, что нацистская Германия доживает свои последние дни. Примерно в это время Чжоу Баочжун стал готовить бригаду к будущей войне с Японией. Корейскому и китайскому личному составу приказали организовать группы, которые будут отправлены соответственно в Корею и Маньчжурию после начала боевых действий. Руководителем корейской группы был назначен Ким Ир Сен, а Чхве Ёнгон представлял в ней Компартию Китая[154].
6 августа 1945 года США впервые в истории применили атомное оружие в Хиросиме, открыв тем самым новую эру в истории человечества, эру атомного оружия. Через два дня посол Сато получил ноту, уведомлявшую его, что в полночь с 8 на 9 августа СССР будет считать себя в состоянии войны с Японией. В Москве было 17 часов, но в Токио уже 23. Посол должен был немедленно связаться со своим правительством, которое в свою очередь передало бы информацию на фронт. Одного часа было явно недостаточно, и к тому времени, когда сообщение достигло адресатов, Красная армия уже начала боевые действия.
Девятого августа, в тот же день, когда началась советско-японская война, вторая атомная бомба была сброшена на Нагасаки. Было ясно, что капитуляция Японии – вопрос самого ближайшего будущего. В этой ситуации США опасались, что вся Корея может оказаться под контролем Красной армии, если только с Москвой не будет немедленно подписано какое-то соглашение о разделе зон влияния.
Пятница, 10 августа 1945 года, стала историческим днем для Кореи. Принятое в этот день в течение получаса решение двух американских полковников – Чарльза Боунстила и Дина Раска – определило судьбу всех корейцев на долгие десятилетия. В будущем обоих полковников ждала впечатляющая карьера: Боунстил стал полным генералом, а Раск – госсекретарем США. Но именно этот августовский день оказался главным для них обоих, ведь в этот день их руками вершилась история.
Задача, поставленная тогда перед Боунстилом и Раском, заключалась в выработке плана раздела Кореи на две оккупационные зоны. К тому времени американская армия уже высадилась на Окинаве, а советские войска наступали с севера. Поэтому было понятно, что север Кореи должен отойти СССР, а юг – США. Вопрос был в том, как пройдет разграничительная линия.
Единственной картой, имевшейся в распоряжении полковников, была Asia and Adjacent Areas Национального географического общества, выпущенная в 1942 году[155]. Как видно, на этой карте не были отмечены провинции Кореи, только города, меридианы и параллели. Полковники решили, что зоны должны выглядеть примерно равными (иначе Москва отклонила бы такое предложение). Кроме того, они стремились к тому, чтобы в американскую зону вошел административный центр Кореи – город, который тогда назывался Кэйдзё, а сейчас – Сеул[156].
Первой идей полковников было провести разграничение по линии Пхеньян – Вонсан (на карте Хэйдзё [Heijo] и Гэндзан [Gensan]). Но такую границу было бы очень сложно провести на практике (наряду с прочими встал бы вопрос и о том, а как делить сами города), и поэтому в действие был пущен план Б – разделить Корею по 38-й параллели северной широты[157]. План задумывался как сугубо временный, но именно так страна разделена вот уже больше семи десятилетий, и до сих пор никто не знает, сколько еще лет это продлится. Корея была единым государством с X века. Тысяча лет истории неразделенной страны подошла к концу в этот судьбоносный августовский день.
План Боунстила и Раска успешно прошел утверждение всеми инстанциями и был официально предложен Сталину президентом Трумэном. Поскольку соглашение по Корее было только частью большого плана по разделу Японской империи и ее сателлитов, Кремль одобрил корейскую часть без каких бы то ни было замечаний. Сталин сосредоточился на попытке получить для СССР зону оккупации на Хоккайдо – попытке, которая в итоге оказалась безуспешной[158]. Что же до Кореи, то ее судьба была решена.
Война с Японией продлилась еще несколько дней. Токио вел переговоры с Вашингтоном об условиях капитуляции, а тем временем группа фанатиков из числа японского генералитета попыталась свергнуть правительство империи, стремясь не допустить окончания войны. Переворот не удался, и 15 августа император Хирохито лично обратился ко всем подданным, сообщая, что Япония сдается союзникам на выдвинутых ими условиях.
Возможно, это была самая важная неделя во всей истории Восточной Азии: между 8 и 15 августа судьба ее жителей приняла совершенно другой поворот. Для Японии конец войны означал утрату всех колоний и даже части метрополии (Курильских островов), но в то же время и окончание страшной эры правления милитаристов. Для Китая это означало неожиданную победу в почти безнадежной войне, но одновременно и то, что Маньчжурия оказалась под властью СССР, и то, что над страной снова замаячил призрак гражданской войны. Наконец, для Кореи завершение войны означало и независимость от Японии, и разделение страны на советскую и американскую зоны управления.
Во время этой войны советское командование, по сути, забыло о существовании 88-й бригады. Комбриг Чжоу Баочжун был не в восторге от сложившейся ситуации. Во-первых, Чжоу хотел сражаться с японцами. Во-вторых, он понимал, что с разрушением старого порядка наступает критический период, когда те, кто окажется в нужное время в нужном месте, смогут занять очень высокое положение при новом строе. СССР были нужны китайцы для управления занятыми территориями. Если бы он находился в Маньчжурии, а не в хабаровской глуши, то стал бы одним из главных кандидатов на должности в оккупационной администрации. После того как несколько попыток комбрига привлечь к себе внимание не увенчались успехом, Чжоу решил обратиться на самый верх – лично к маршалу Александру Василевскому.
Чжоу Баочжун попросил направить китайскую часть личного состава в Чанчунь – бывшую столицу Маньчжоу-го, где они будут помогать советской администрации и станут «ядром» «народной армии в Маньчжурии», а также смогут «объединить всех членов Коммунистической партии в Маньчжурии». Подполковник Чжоу обещал «вести борьбу против всех реакционных элементов и течений» и «проводить повседневную работу в массах и воспитывать китайский народ в духе дружбы и любви к великому соседу – Советскому Союзу, к народам Советского Союза, к Великому Сталину»