упации. Официально Корея была единой страной, только временно разделенной на две оккупационные зоны, – и советская администрация на тот момент думала, что в будущем объединение Кореи действительно может состояться. Поэтому создание в Северной Корее своей, отдельной компартии пока не предполагалось. Однако и управлять северокорейскими коммунистами через Сеул было бы крайне неудобно.
Решением стало создание Северокорейского отделения Компартии Кореи. Руководящий орган отделения – Организационное бюро – был сформирован 13 октября 1945 года. Интересно, что, хотя Ким Ир Сен вошел в состав Оргбюро, он не стал его руководителем. Честь быть назначенным первым секретарем выпала Ким Ёнбому[211]. Как объяснил в своем докладе советский майор Юрий Лившиц, причина была в том, что Ким Ир Сена планировалось назначить на более высокий пост – главы будущего северокорейского правительства. Здесь следует заметить, что в социалистических странах, как правило, партийная должность считалась выше общегосударственной: порядок, который тогда строила в Северной Корее советская администрация, был, таким образом, несколько иным[212].
Довольно любопытно, что, хотя в частных беседах в это время Ким Ир Сен называл себя Ким Ир Сеном и даже Ким Сончжу, в протоколах самых ранних партийных мероприятий он фигурировал под еще одним псевдонимом – Ким Ёнхван[213]. Скорее всего, главной причиной этому было то, что поначалу членство Ким Ир Сена в компартии не афишировалось[214], так как его готовили на роль главы всех политических сил Северной Кореи, а не только коммунистов. Что же касается самого псевдонима Ким Ёнхван, то можно предположить, что Ким Ир Сен взял его в честь своего павшего товарища по партизанской борьбе[215].
На 14 октября, следующий день после создания Оргбюро, советская администрация запланировала первое публичное выступление Ким Ир Сена. К этому воскресному дню готовились заранее: начиная с 1 октября пхеньянское радио регулярно информировало о большом митинге, запланированном на 14-е число, сообщая, что, возможно, на митинге будет присутствовать и «герой» Ким Ир Сен[216]. Советские самолеты разбрасывали по городу листовки примерно с таким же содержанием[217].
Для появления urbi et orbi Ким Ир Сену нужна была подходящая одежда. Конечно, поскольку его представляли корейцам как национального героя, форма капитана Красной армии совершенно не подходила для первого появления на публике. Подобрать Ким Ир Сену костюм оказалось задачей непростой – рост будущего вождя был существенно выше среднего[218]. Наконец, после нескольких неудачных попыток, советские офицеры нашли ему коричневый костюм, белую рубашку и полосатый галстук подходящего размера[219]. Несмотря на все попытки генерала Лебедева помешать этому, Ким Ир Сен приколол на костюм свой орден Красного Знамени. Это была его единственная награда, и он ею очень гордился[220].
14 октября был солнечный день. Большая толпа собралась у холма Моран в центре Пхеньяна. На холме находился помост, быстро сооруженный советскими солдатами, с трибуной для выступления. На подиуме сидели три главных советских генерала – Чистяков, Лебедев и Романенко – и несколько важных корейцев. Переводом занимался майор Михаил Кан. Позади помоста разместили огромный портрет Иосифа Сталина.
Ким Ир Сена же на помосте не было. По сценарию, будущий вождь должен был появиться неожиданно, и он ждал своего часа, прячась под трибуной в специально заготовленном люке, прикрытом деревянной крышкой.
И наконец майор Кан объявил, что сейчас будет выступать Ким Ир Сен. Открылась крышка, и Ким Ир Сен поднялся из люка на трибуну. Тысячи самых разных людей впервые увидели будущего вождя. Возможно, сам Ким этого никогда не узнал, но среди присутствовавших на митинге был и Пэк Сонёп, которому вскоре было суждено стать, наверное, самым известным южнокорейским военачальником. До начала Корейской войны оставалось меньше пяти лет[221].
Ким Ир Сен начал говорить. Впервые пхеньянцы услышали его необычный хриплый голос. Он прочел свою короткую речь, в которой восхвалял Сталина и Красную армию и призывал к национальному единству[222]. Текст речи был, конечно, написан офицерами 25-й армии и переведен с русского языка на корейский. Интересно, что в то время Ким Ир Сен не вполне свободно говорил по-корейски: долгие годы общения сначала на китайском, а потом на русском привели к тому, что он отвык от родного языка[223].
Пхеньянцы удивились, увидев, кто появился перед ними. Этот молодой человек совершенно не походил на Ким Ир Сена из городской легенды, да и, на взгляд некоторых присутствовавших, вообще на корейца. «Он был похож на официанта в китайском ресторане», – вспоминал один из участников митинга[224]. Все это привело к рождению еще одной городской легенды – о том, что когда-то существовал «настоящий» Ким Ир Сен – герой, а тот, кого представили публике 14 октября, – поддельный, ложный Ким Ир Сен. Примерно до 1960-х годов эта легенда пользовалась большой популярностью в Южной Корее.
Чтобы помешать распространению этого слуха, советская администрация организовала поездку местных журналистов в родную деревню Ким Ир Сена. Однако в качестве его официальной родины выбрали не Чхильголь, где он родился на самом деле, а соседнюю деревню – Мангёндэ, где Ким Ир Сен провел свое детство. По свидетельствам той поры, сам Ким Ир Сен считал Мангёндэ своей родиной. Большая часть его родственников, доживших до середины 1940-х годов, включая родителей Ким Хёнчжика – деда Ким Ир Сена Ким Бохёна и его бабушку Ли Боик, тоже жила в Мангёндэ, а не в Чхильголе[225].
Следовало исключить всякую вероятность того, что что-то может пойти не по плану. Местных жителей запугали и потребовали, чтобы при необходимости они подтвердили, что да, Ким Ир Сен родился именно в Мангёндэ, именно в этом доме, и провел здесь свое детство. По свидетельству генерала Лебедева, дошло даже до того, что тех, кто выскажется иначе, угрожали расстрелять вместе с семьями[226].
Мероприятие прошло, как и планировалось, без каких бы то ни было проблем[227]. С тех пор Мангёндэ – официальная родина Ким Ир Сена[228]. Жить Ким Ир Сен, однако, там не остался. Он поселился в бывшем здании Восточно-колонизационной паевой компании – одной из крупнейших японских фирм[229]. Его резиденция располагалась рядом с домами важных фигур советской администрации: генерал-полковника Штыкова, полковника Игнатьева и советника Тункина[230]. С Тункиным Ким Ир Сен играл в теннис; советник был очень рад, что в лице вождя нашел себе достойного партнера. Посмотреть, как играет отец, прибегал и сын Ким Ир Сена Юра[231].
Через некоторое время в Пхеньяне был построен целый правительственный квартал, и Ким Ир Сен занял в нем самый просторный дом. В двухэтажном доме было больше десяти комнат[232]. Располагался он на вершине небольшой горы. Младший сын Ким Ир Сена Шура был пока еще слишком маленьким и сам с горы не спускался, а старший, Юра, бегал вниз играть с детьми из советской колонии. Как правило, сын вождя был одет в военную форму «под генерала», вызывавшую зависть местных мальчишек. Однажды Юра отобрал игрушечный автомат у своего тезки, сына советского офицера Кан Санхо. Тогда мама обиженного мальчика пошла в дом к Ким Ир Сену и забрала автомат назад[233].
О том, какими близкими тогда были отношения между Ким Ир Сеном и советской колонией, свидетельствует и то, что Ким сам предложил, чтобы в его личном бассейне купались ученики советской школы в Пхеньяне[234]. Уже через несколько лет такое панибратство стало чем-то совершенно немыслимым.
Примерно в это же время Ким Ир Сен воссоединился со своим братом Ёнчжу. Напомню, что Ким Ёнчжу был переводчиком в японской армии; после капитуляции Японии он перебрался в Сеул. Когда Ёнчжу услышал о том, что 14 октября перед пхеньянцами выступил «полководец Ким Ир Сен», он очень обрадовался: оказывается, его брат Сончжу жив![235] Ёнчжу боялся, что брат будет зол на него за то, что он служил японцам, но все равно решил отправиться в Пхеньян и попробовать восстановить контакт с Сончжу. Как и надеялся Ёнчжу, Ким Ир Сен был рад снова встретить своего младшего брата[236]. С тех пор они не расставались. В дальнейшем Ким Ёнчжу сделал карьеру во время правления брата; некоторое время его даже считали вторым человеком в стране после Ким Ир Сена.
Тем временем умеренная пхеньянская оппозиция воспользовалась разрешением Чистякова на учреждение политических партий и объявила о создании Демократической партии Кореи (ДПК). Учредительная церемония ДПК прошла 3 ноября, главой партии был избран Чо Мансик – тот самый