«Манифест» оставил свой отпечаток и в северокорейской культуре – он был упомянут в первой песне о новом вожде. «Песня о Полководце Ким Ир Сене» позже стала самой исполняемой песнью в КНДР. Ниже приведен ее последний куплет, в котором упоминается «Манифест», а также припев:
Герой освобождения для рабочих масс,
Солнце демократии для каждого из нас,
Он дал нам Двадцать пунктов, и мысль у всех одна:
В Северной Корее теперь новая весна.
О! Полководца имена – в сердцах у всех людей.
О! Полководца Ким Ир Сена имена сияют все светлей.
(Перевод автора)
Любопытно, что еще в одной из песен о Ким Ир Сене тех лет упоминались «ветра и снега Сибири». Скорее всего, ее автор знал о том, что Ким провел несколько лет в СССР[284]. Однако широко исполнялись на Севере только песни без каких бы то ни было намеков на советский период в жизни молодого вождя.
30 мая 1946 года Ким Чонсук родила первую дочь Ким Ир Сена. Девять месяцев назад закончилась Вторая мировая война, и Кимы решили завести еще одного ребенка. Девочке тоже дали русское имя – Таня[285], хотя, как и ее брат Юра, в будущем она стала больше известна под своим корейским именем – Ким Гёнхи[286].
Вскоре после рождения Тани в жизни Ким Ир Сена произошло поистине судьбоносное событие. В июле он приехал в Москву, где его удостоил личной аудиенции Иосиф Сталин. В этом месяце кремлевский вождь принимал руководителей стран-сателлитов[287], но встреча с Ким Ир Сеном была необычной – она считалась неофициальной. Стенограмма не велась, а о самой встрече не было сделано отметок в журнале посещений. В более поздних документах есть очень короткое упоминание об этом совещании[288], но в целом здесь историки вынуждены опираться на свидетельства очевидцев. К счастью, в свое время один из участников встречи, генерал Николай Лебедев, дал довольно подробное интервью о том, что происходило на ней[289].
Согласно Лебедеву и ряду других источников, Ким Ир Сена вызвали в Москву вместе с Пак Хонёном (напомню, что Пак в это время был главным коммунистом Южной Кореи)[290]. Кима и Пака сопровождали генералы Лебедев, Штыков и Романенко, бывший вице-консул СССР в Сеуле Анатолий Шабшин, а также секретари Ким Ир Сена и Пак Хонёна. Секретарем Кима был Мун Иль, который таким образом в очередной раз оказался там, где на его глазах вершилась история[291].
Именно на этой встрече Сталин дал Ким Ир Сену указание начать «советизацию» Северной Кореи[292]. С этого момента план по созданию единого корейского правительства стал окончательно отодвинут на периферию, а основной план, над которым теперь работали и Москва, и Пхеньян, сводился к созданию отдельного социалистического государства в Корее к северу от 38-й параллели.
Когда Ким Ир Сен вернулся из Москвы, его семья наняла на работу японскую служанку. Девушку звали Хагио Кадзуко; раньше она училась в старшей школе в столице Маньчжоу-го и была вынуждена бежать из города, когда началась война[293]. Кадзуко было шестнадцать лет, она проработала у Кимов примерно год, после чего девушка покинула Корею вместе с другими японцами.
Как позже вспоминала Кадзуко, готовить ее просили в основном блюда русской кухни, хотя Ким Ир Сену нравились и японские пельмени гёдза. Завтрак подавался в 10, обед – в 15, а ужин – в 21 или 22 часа. Как видим, Ким Ир Сен был «совой». В партизанском отряде и особенно в Красной армии он не мог подстроить распорядок дня под свои привычки, но теперь наконец-то вождь мог себе это позволить[294]. Судя по тому что в 1946 году Ким Ир Сен набрал вес, Кадзуко была хорошим поваром.
Одним из последствий встречи Ким Ир Сена со Сталиным – и знаком того, что Корея, скорее всего, останется разделенной, – стало постепенное изменение самоназвания северокорейской партийной организации. 22–23 мая 1946 года Северокорейское отделение Компартии Кореи стало Коммунистической партией Северной Кореи[295]. Похоже, что формального решения о переименовании партии принято не было, но новое название показывало, что Северная Корея становится все более вещественным и отдельным от Юга субъектом[296].
Следующий этап северокорейского партстроительства начался немного позже. Как, возможно, знают читатели, в конце 1940-х Сталин в целом стремился не подчеркивать контроль СССР над своими сателлитами. Одним из способов скрыть прямое советское влияние было слияние коммунистической и социал-демократической партий в стране. Получившаяся в результате такой операции единая левая партия выглядела более легитимно, но все равно осталась под контролем Кремля и коммунистов.
Первой территорией, где было опробовано такое слияние, стала советская зона оккупации Германии. По указанию Кремля 21 апреля 1946 года компартия была объединена с Социал-демократической партией, образовав Социалистическую единую партию Германии. В Северной Корее была проведена похожая операция. По прямому указанию Сталина[297] Компартия Северной Кореи была объединена с Новой народной партией, образовав Трудовую партию Северной Кореи (ТПСК).
В июле 1946 года решение об объединении было уже принято и обе партии проголосовали за его утверждение[298]. Если в Германии многие социал-демократы сопротивлялись объединению, то в Корее этот процесс прошел куда спокойнее – ведь Новая народная партия и так фактически состояла из коммунистов. В августе 1946 года прошел учредительный съезд ТПСК, который формально закрепил объединение двух партий[299]. Вестник компартии «Чонно» и газета Новой народной партии «Чончжин» (букв. «Движение вперед») тоже были объединены, образовав новую газету «Нодон синмун» (букв. «Трудовая газета»).
Для внешнего наблюдателя этот процесс мог выглядеть как поглощение компартией Новой народной партии, но на деле ситуация была несколько сложнее. Главой ТПСК – председателем Центрального комитета – стал не Ким Ир Сен. На эту должность был назначен Ким Дубон, а Ким Ир Сен стал одним из его двух заместителей (вторым был Чу Нёнха, позднее работавший первым послом КНДР в СССР).
Учредительный съезд ТПСК стал первым большим мероприятием, на котором было упомянуто официальное название будущего северокорейского государства: Корейская Народно-Демократическая Республика[300]. Похоже, что это длинное и необычное наименование явилось результатом довольно любопытной интриги в северокорейском руководстве[301].
На протяжении большей части XX века коммунисты придавали исключительное значение особенностям своей политической терминологии; в какой-то степени это напоминало отношение религиозных фундаменталистов к своим священным текстам. Вопрос о том, как именно будет называться новая страна, был для многих из них чрезвычайно важным. Назвать Корею «социалистической» или тем более «советской» республикой не позволяла политическая обстановка – официально Северная Корея социалистическим государством не была и советский контроль над страной тоже полагалось замалчивать. Но вот по поводу того, называть ли страну «народной республикой» или «демократической республикой», в Пхеньяне шли жаркие дебаты.
За «народную республику» выступал Пак Хонён. В случае принятия этого названия Корейская Народная Республика стала бы символической наследницей одноименного государства, провозглашенного левыми активистами на Юге перед прибытием американцев в 1945 году. За «демократическую республику» же выступал Ким Дубон – этот термин для него был прямой отсылкой к близким Киму идеям Мао Цзэдуна. Вождь КПК незадолго до капитуляции Японии выдвинул концепцию «новой демократии» – в противовес одновременно диктатуре пролетариата и «старой демократии» Запада, и Ким Дубону она пришлась по душе. Узнав об этом, Ким Ир Сен стал предлагать компромиссный вариант: назвать страну Корейской Демократической Народной Республикой. Стоит заметить, что слово «народная» – вариант более активного и опасного для Ким Ир Сена Пак Хонёна – при этом «задвигалось» в конец названия.
Разумеется, окончательное решение по такому важному вопросу, как название страны, принимало командование 25-й армии, и, похоже, тут в очередной раз свою решающую роль сыграл Мун Иль. В разговоре с Муном генерал Николай Лебедев как-то заметил: «Народный этап вы уже прошли, до демократического пока, пожалуй, еще не дошли. Давайте назовем страну "народно-демократической"»[302].
Конечно, о разговоре Мун доложил Ким Ир Сену, и похоже, что именно тогда вождю пришла в голову идея: по-русски назвать страну Корейской Народно-Демократической Республикой, как и предложил Лебедев, а по-корейски – Корейской Демократической Народной Республикой, как раньше предлагал сам Ким Ир Сен. Советские генералы увидят русское название – и будут довольны, что их указание выполнено, а корейцы увидят корейское – и для них это будет выглядеть так, что предложение Ким Ир Сена полностью поддержано советскими товарищами. Так и произошло, и с тех пор Северная Корея имеет немного разные названия на русском и на корейско