, но окончательное решение все еще не было принято. В Пекине продолжались ожесточенные дебаты: за ввод войск в Северную Корею выступал зампредседателя Центрального народного правительства Гао Ган[390], а Мао продолжал колебаться. 12 октября Мао Цзэдун связался с представителем Москвы и сказал, что китайские войска не будут вступать в войну[391].
Узнав об этом, Сталин приказал Ким Ир Сену эвакуироваться из Северной Кореи[392]. По-видимому, решающим фактором, определившим судьбу Северной Кореи, стало то, что в СССР в это время находился Чжоу Эньлай, в разговорах с которым Сталин высказал самую недвусмысленную поддержку китайской интервенции[393]. 13 октября Мао Цзэдун наконец согласился ввести войска КНР в Корею[394]. Сталин информировал об этом Пхеньян[395]. Поэтому теперь, хотя армии противника по-прежнему приближались к северокорейской столице, Ким Ир Сен знал, что он будет спасен. Времени, чтобы подготовиться к эвакуации города, было немного. Некоторые организации просто велели своим сотрудникам добираться пешком до Канге, временной столицы КНДР, хотя этот город располагался в 400 километрах к северо-западу от Пхеньяна[396].
В ходе эвакуации среди прочих проблем встал вопрос о заключенных в пхеньянских тюрьмах. В результате было принято решение некоторых из них расстрелять, а остальных – отправить пешим этапом в сторону Канге. Одним из тех, кто был убит еще в Пхеньяне, стал Чо Мансик, бывший глава Демократической партии и один из неудавшихся кандидатов на место вождя Северной Кореи[397]. Среди жертв марша смерти Пхеньян – Канге оказался и писатель Ли Гвансу, который считался основателем современной корейской литературы[398].
Ким Ир Сен оставался в столице до середины октября[399]. После этого он покинул Пхеньян и эвакуировался в направлении Синыйчжу; 25 октября он послал телеграмму из находящего неподалеку квартала Тэю[400]. В конце концов Ким Ир Сен добрался до Канге. С учетом ситуации на фронте практически наверняка он ехал туда через КНР.
Полный крах планов КНДР на быструю победу подкосил карьеру одного из организаторов этой войны – советского посла Терентия Штыкова. 22 ноября Штыкова отстранили от обязанностей, связанных с ходом войны, – ему было приказано передать эти дела прибывшему в Корею генерал-лейтенанту Владимиру Разуваеву. Для Ким Ир Сена новость была не из приятных: он опасался, что может стать следующим. Полагая, что избежать этого не получится, Ким Ир Сен сказал Штыкову и Пак Хонёну, что, возможно, и ему время подать в отставку с поста Верховного главнокомандующего[401]. Вскоре Политбюро ЦК ВКП(б) отозвало Штыкова в СССР[402] и через некоторое время понизило его в звании с генерал-полковника до генерал-лейтенанта[403]. Штыков больше уже не возвращался в Корею. В дальнейшем он служил на относительно важных постах, например советским послом в Венгрии[404], но после Корейской войны никогда уже не поднимался по карьерной лестнице на прежний уровень.
Что же касается Ким Ир Сена, в то время, когда вождь был в Канге, к нему поступила на работу секретарем молодая девушка по имени Ким Сонэ. Должность Сонэ называлась «сопровождающий секретарь», то есть она была своего рода домохозяйкой вождя. Ким Ир Сен и Ким Сонэ сблизились, и через какое-то время Ким Сонэ сообщила председательнице Союза демократических женщин Кореи Пак Чонэ, что она беременна. После этого Ким Ир Сен вступил с ней в брак «по залету»[405], и Ким Сонэ стала его третьей женой. Похоже, что от этой беременности родилась вторая дочь Ким Ир Сена, но ее имя и судьба пока остаются неизвестными.
Судя по всему, хотя Ким Ир Сен был верным мужем для своей первой жены Хан Сонхи (по крайней мере, никаких свидетельств о противоположном не существует), он изменял и Ким Чонсук, и Ким Сонэ. Ким стал заводить женщин на стороне[406], и через несколько лет после прихода к власти его гарем стал в какой-то степени институционализированным. Говорят, что заведовала им Пак Чонэ, и поэтому логично, что беременная Ким Сонэ обратилась именно к ней. С учетом того что Ким Ир Сен, похоже, видел в Ким Чонсук лишь некоторую замену Хан Сонхи, а брак с Ким Сонэ вообще стал для него вынужденным, можно понять, откуда пошли ростки неверности вождя по отношению ко второй и третьей женам.
Тем временем в Корейской войне наметился новый перелом. 19 октября китайская армия начала пересекать северокорейскую границу. В течение месяца, за который КНР собирала войска для нанесения удара, руководство южной коалиции не обращало внимания на сообщения о появлении китайских военных на приграничных территориях. Совершив пробную атаку, китайцы начали полномасштабное контрнаступление в конце ноября 1950 года. После нескольких сражений войска ООН стали отступать по всему фронту. Пхеньян был оставлен без боя; позже за это решение многие осуждали командующего Восьмой армией США Уолтона Уокера. Ким Ир Сен вернулся в столицу из Канге.
Мао недооценивал свою армию. «Армия китайских народных добровольцев» – так официально называли части китайской армии в Корее – была вполне боеспособна. Южане, американцы и их союзники продолжали отступать. Стало казаться, что Корейская война может закончиться победой коммунистов.
Командовал китайской армией Пэн Дэхуай – один из известнейших китайских военачальников, позже ставший маршалом КНР. Пэн Дэхуай и Ким Ир Сен сильно недолюбливали друг друга. Пэн был зол на Кима за то, что Китаю приходится искупать ошибки последнего ценой жизней множества солдат и командиров. Не скрывал он и своего невысокого мнения о талантах Кима в области военного дела[407]. По некоторым свидетельствам, в какой-то момент китайский командующий напрямую спросил северокорейского вождя: «Скажите, а кто в итоге начал Корейскую войну? Американские империалисты или все-таки вы?»[408] В архивных документах можно найти упоминания и о таком эпизоде: Кима, приехавшего в ставку Пэна, задержали и длительное время удерживали китайские часовые, хотя для Китая он был главой государства-союзника[409].
Несмотря на конфликты командующего с пхеньянским вождем, «китайские народные добровольцы» сражались весьма эффективно. Войска КНР прикрывали истребители, управляемые советскими летчиками, которым с ноября 1950 года разрешили вести боевые действия в небе Северной Кореи[410]. 4 января 1951 года войска КНР вошли в Сеул. В этот раз Южной Корее удалось полностью и вовремя эвакуировать столицу; город был пуст. Для южан сложилась чрезвычайная ситуация: командование войск ООН полагало, что коммунисты смогут занять весь Корейский полуостров, и раздумывало над созданием правительства в изгнании на острове Чечжу к югу от материковой части Кореи (план осложняла нехватка на острове источников питьевой воды)[411].
Но в это время в Корейской войне наступил новый, уже третий по счету, перелом. Генерал Уокер погиб в автокатастрофе, и его сменил новый командующий Мэтью Риджуэй, который проявил себя как талантливый и компетентный командир. Ему удалось поднять боевой дух войск и остановить китайское наступление. Через два месяца после взятия Сеула китайской армией войскам южной коалиции удалось отбить город. Сыграла свою роль и стратегическая установка Мао Цзэдуна – китайский вождь скорее полагал своей целью восстановление в Корее довоенного статус-кво, чем завоевание Южной Кореи[412].
Ситуация на фронте постепенно стабилизировалась. Понимая, кому он обязан в конечном счете своим спасением, Ким Ир Сен следил за тем, чтобы, несмотря продолжающиеся боевые действия и ущерб, нанесенный экономике страны войной, КНДР исправно продолжала поставлять в СССР обещанные советской стороне минеральные ресурсы[413].
Конечно, Киму хотелось, чтобы китайцы отбили для него Сеул[414], но Пекин и Москва решили, что пришло время для дипломатии. Противники начали переговоры в июле 1951 года в городе Кэсоне, расположенном сразу к югу от довоенной границы[415].
Обе стороны понимали, что война должна окончиться компромиссом. И Республика Корея, и КНДР продолжат существование. Довольно быстро удалось прийти и к консенсусу, что между двумя Кореями должна быть установлена демилитаризованная зона[416].
Но несколько позиций оставались спорными. Во-первых, как проводить послевоенную границу – по довоенной 38-й параллели или же по текущей линии фронта? Соцстраны настаивали на первом варианте, силы ООН – на втором.
Во-вторых, как быть с военнопленными? ООН, естественно, предложила, что те, кто хочет вернуться, должны получить такую возможность, но вместе с тем следует пойти навстречу и тем, кто захочет остаться на Севере или на Юге. Переговорщики соцстран стояли за безусловную репатриацию всех военнопленных. Американцы ответили категорическим отказом, и первый этап переговоров оказался сорван.