[511]. Верный Киму министр внутренних дел Пан Хаксе послал во все районы Пхеньяна переодетых в штатское сотрудников министерства[512].
Днем решающей битвы стало 30 августа 1956 года. Бывают дни, которые определяют ход истории на десятилетия вперед, и этот четверг стал для Северной Кореи именно таким днем.
К открытию пленума Центрального комитета Ким Ир Сен знал, кто и когда поведет на него атаку. На его стороне было большинство; вождь был готов к бою. Пленум начался с доклада самого Кима о его визите в СССР и другие соцстраны. О культе личности вождь упомянул в конце доклада, заявив, что эта проблема в ТПК существовала, но не носила масштабного характера и, по сути, уже во многом решена.
Следующим по очереди выступал Ким Тхэгын, председатель профкома провинции Северная Хамгён. Его речь восславляла ТПК и содержала нападки на профсоюзы и Министерство труда – организации, возглавляемые оппозиционерами[513].
Третьим взял слово член оппозиции – министр торговли Юн Конхым. Юн встал со своего места и начал говорить: «Мое выступление будет посвящено существующему в нашей партии культу личности и его серьезным последствиям»[514]. В какой-то момент Юна прервали, но черновик его речи сохранился в архивах[515]. Вот самые важные цитаты из черновика этого судьбоносного выступления:
«Он [Ким Ир Сен. – Ф. Т.] сам грубо попирает внутрипартийную демократию, зажимает критику. Эти действия полностью противоречат уставу партии и ленинским нормам партийной жизни; это означает подрыв революционных марксистско-ленинских принципов. <…>
В течение всех 10 лет отдел агитации и пропаганды ЦК партии безжалостно подавлял все взгляды, относящиеся к анализу существующей в Корее действительности и не совпадающие с установками, данными товарищем Ким Ир Сеном. <…>
В целях дальнейшего укрепления и развития нашей славной партии ЦК следует принять решение об идеологии культа личности, центром которой является товарищ Ким Ир Сен, и о ее серьезных последствиях. Предлагаю также передать это решение вместе с протоколами пленума на обсуждение всей партии».
Как видим, речь была написана вполне в духе обычной коммунистической ортодоксии и не была особенно радикальной. Юн не призывал к немедленному отстранению Ким Ир Сена от руководства – только к осуждению его культа. Однако все присутствующие, включая и Юн Конхыма, и Ким Ир Сена, понимали, что из такого осуждения с неизбежностью последуют оргвыводы. Иными словами, человек, осужденный Центральным комитетом, уже не мог его возглавлять – и вскоре на новом пленуме ЦК было бы принято решение о смещении Ким Ир Сена с поста председателя.
Конечно, Ким не мог допустить, чтобы резолюция Юна была принята ЦК. Речь Юн Конхыма прерывалась[516] выкриками сторонников вождя: «Что вы клевещете?», «Разве ТПК фашистская или буржуазная партия?»[517]. В поддержку министра высказался только Чхве Чханик[518]. Юн заявил, что устав ТПК систематически нарушается, и в качестве примера привел назначение министра национальной обороны Чхве Ёнгона на должность зампредседателя ЦК. Кто знает, возможно, именно из-за этой ремарки Чхве Ёнгон в конце концов решил поддержать Ким Ир Сена? Вице-маршал Чхве встал со своего места и в бешенстве заорал на Юна: «Да ты охренел, что ли, засранец?! Я когда с японцами сражался, ты императору "ура" кричал!»[519]
Пленум ЦК теперь уже походил скорее на пьяную драку в кабаке, чем на организованное заседание. Стоял невообразимый ор; в воздухе звучали оскорбления. Два члена ЦК – Пак Чханок и Пак Ыйван – призвали к порядку.
Ким Ир Сен ответил на речь Юн Конхыма, заявив, что давать реакционным, антипартийным элементам продолжать выступления нет необходимости, и поставил на голосование вопрос о прекращении прений. По сути, именно это голосование стало голосованием о пути, по которому пойдет Северная Корея[520].
Только семь членов ЦК проголосовали против. Большинство поддержало Ким Ир Сена, и всем присутствующим в зале стало очевидно, что вождь выигрывает сражение. Чхве Чханик и Пак Ыйван немедленно предложили отменить решение и продолжить дебаты; конечно, этот жест отчаяния успеха не возымел. Нам Иль выступил осторожнее – он осудил Юна и назвал его выступление антипартийным, но предложил все равно дать ему договорить. Это предложение также было отклонено. Лоялисты стали кричать: «Разгромим и уничтожим!», недвусмысленно намекая на то, какая судьба ждет оппозицию[521]. Увидев, что его выступление не получает поддержки, Юн Конхым покинул зал заседаний. Ким Ир Сен объявил перерыв[522].
Остаток дня был посвящен резкому осуждению действий проигравшей оппозиции. Верные Ким Ир Сену члены ЦК выступали с речами, полными гнева и угроз в адрес тех, кто посмел посягнуть на авторитет вождя. Чхве Чханик попытался было что-то сказать, но был тут же заглушен лоялистами[523].
Что же до Юн Конхыма, то он не вернулся после перерыва, и вождь не преминул этим воспользоваться. «Здесь отсутствует Юн Конхым, – сказал Ким Ир Сен. – Для члена парткомитета отсутствовать на заседании без причины – значит нарушать партийный устав. Это антипартийный поступок. Я предлагаю в качестве наказания исключить его из партии. Кто за – прошу поднять руки». В этот раз только один человек посмел проголосовать против решения, предложенного вождем. Это был Со Хви, глава профсоюзов КНДР, бывший, судя по тому, что о нем известно, самым либеральным и одновременно самым смелым политиком во всей истории КНДР[524].
На стороне Ким Ир Сена было явное большинство. В итоге на следующий день пленум принял резолюцию, осуждающую оппозицию за «фракционный заговор»[525]. Резолюция по-прежнему называла их «товарищами» и даже упоминала «существовавший в нашей партии в идеологической сфере слабо проявленный культ личности», но эти формулировки никого не обманывали. Оппозиционеры были обречены.
Судя по всему, они и сами это осознавали. После того как 30 августа Юн Конхым и Со Хви обнаружили, что у них в квартирах отключены телефоны[526], они поняли, что их единственный шанс сохранить себе жизнь – это немедленно бежать из страны в дружественную китайской фракции КНР. Юн и Со встретились с двумя другими членами своей фракции, сели в машину одного из них (номера машин Юн Конхыма и Со Хви были хорошо известны властям) и немедленно выехали в сторону реки Ялу, протекающей по китайско-северокорейской границе.
Четверка беглецов прибыла к границе утром. В реке они увидели лодку, а в ней – рыбака: мужчина ловил рыбу в Ялу. Беглецы подозвали рыбака, который немного оробел, увидев перед собой таких больших чиновников, и предложили купить у него рыбу за очень хорошую сумму. Рыбак согласился, и четверка попросила у него лодку, чтобы они могли добраться до острова на середине реки и устроить там пикник. Добравшись до острова, беглецы действительно остались там на какое-то время – скорее всего, чтобы не вызывать подозрений, а потом перешли вброд на китайскую сторону. Их задержал китайский пограничный патруль, а когда о том, что происходит, узнал Мао, Великий Кормчий распорядился дать всем четверым убежище в КНР[527].
Этим людям удалось спастись, но оппозиция Ким Ир Сену в КНДР потерпела полное поражение. Четверо беглецов остались в Китае и никогда уже не вернулись на родину, а их соратники сидели в Пхеньяне в ожидании своего неизбежного конца.
Но у оппозиции оставался еще один, последний шанс на победу. В далекой Москве посол Ли Санчжо узнал, что его товарищи проиграли в противостоянии с Ким Ир Сеном. Теперь он был единственным человеком, который мог бы спасти ситуацию.
Ли Санчжо решил обратиться напрямую к Никите Хрущеву. В письме посол попросил первого секретаря ЦК КПСС вмешаться в происходящее в КНДР. Ли Санчжо рассказывал Хрущеву о своих товарищах, несправедливо исключенных из состава ЦК за критику Ким Ир Сена, и предлагал несколько вариантов действий. Самым радикальным из них было откомандирование представителя ЦК КПСС в Пхеньян, чтобы тот созвал новый пленум ЦК ТПК и исправил «ошибки», допущенные на предыдущем заседании[528].
В итоге северокорейскую оппозицию обрек на окончательное поражение недостаток решимости со стороны Ли Санчжо. Ли не посмел напрямую просить Хрущева о смещении Ким Ир Сена. Кроме того, похоже, посол и сам до конца точно не понимал, как правильно поставить вопрос перед ЦК КПСС. С одной стороны, в глубине души Ли Санчжо отдавал себе отчет, что выбор здесь стоит простой: или Ким Ир Сена отправят в отставку, или очень мрачная судьба будет ждать и самого Ли, и его товарищей, и его страну. С другой стороны, послу очень хотелось верить, что все происходящее – всего лишь странное недопонимание между старыми друзьями и что если Кима по-товарищески покритиковать, то вождь осознает свои ошибки и исправится. Ведь Ким Ир Сен – тоже коммунист, тоже революционер. Как же он может не понимать, что происходит?!
План Ли Санчжо был принят к действию, и даже в несколько более радикальной форме, чем предлагалось в самом решительном варианте из предложенных послом. После внутренних консультаций и переговоров с Пекином