В течение нескольких следующих месяцев Ким Ир Сен и его верные помощники – бывшие советские корейцы Нам Иль и Пак Чонэ – активно зондировали советское посольство, пытаясь понять, на какой уровень самостоятельности может рассчитывать Ким Ир Сен. Если речь шла только об автономии от Москвы, тогда Ким Ир Сен был готов отдать менее значимую должность председателя Кабинета министров своему заместителю и надеялся, что это будет Ким Иль, а не Чхве Ёнгон[537]. Здесь Ким Ир Сен проверял и то, будет ли посольство настаивать на кандидатуре Чхве или же согласится с его выбором. Если же, с другой стороны, речь шла о полноценной независимости, то Ким остался бы на обеих должностях и в дальнейшем мог бы позволить себе полностью игнорировать советы Кремля.
Одной из причин, из-за которых Ким Ир Сен вышел из этой дипломатической игры победителем, был склад характера тогдашнего советского посла Александра Пузанова. Как и его предшественника Иванова, Пузанова отправили в КНДР на понижение, но его падение с советского политического олимпа оказалось более резким. Всего за несколько лет до своего назначения в Пхеньян Пузанов входил в число 36 самых влиятельных людей в СССР: на XIX съезде ВКП(б) – КПСС в 1952 году Сталин назначил его кандидатом в члены Президиума ЦК. Сразу после смерти Сталина Пузанова исключили из Президиума, и его карьера пошла вниз. Всего за пять лет из одного из главных советских функционеров он стал послом во второстепенной «стране народной демократии». Испуганный и крайне осторожный чиновник, наученный горьким опытом карьерного краха, человек без дипломатического образования, скорее всего ностальгирующий по Сталину и несомненно имеющий зуб на Хрущева: для Ким Ир Сена это был просто посол мечты.
В КНДР Пузанов показал себя крайне некомпетентным человеком. Возможно, он вообще был худшим дипломатом в советской истории. Когда северокорейцы осторожно подходили к нему с разговорами о «разделении полномочий», посол не давал им никакого внятного ответа, и Ким Ир Сен становился все смелее и смелее. В итоге, даже когда посланцы вождя предложили, чтобы Ким Ир Сен просто остался на обеих должностях[538], Пузанов предпочел промолчать. 3 сентября 1957 года Ким Ир Сен решил лично посетить посольство, чтобы понять обстановку. Вождь повторил основные аргументы, которые уже высказывали Нам Иль и Пак Чонэ: он, Ким Ир Сен, должен остаться председателем кабмина еще «на пару лет», а Чхве Ёнгон не подходит на этот пост. Чхве, сказал Ким Ир Сен, планировалось назначить председателем Президиума ВНС. В будущем, возможно, председателем кабмина станет Ким Иль, добавил вождь.
Посол в очередной раз уклонился от прямого ответа, ограничившись записью в своем официальном дневнике: «У меня сложилось убеждение о том, что Ким Ир Сен и сам лично не желает в настоящее время оставлять пост премьера». Что же до вопроса о том, оставаться ли Ким Ир Сену во главе Кабинета министров, Пузанов «никакого своего мнения не высказал» и тоже записал это в своем дневнике[539]. Промолчал посол и на следующий день, когда Нам Иль сказал, что весь Президиум ЦК ТПК считает, что Ким Ир Сен должен остаться на обеих должностях[540].
Молчание Пузанова дало Ким Ир Сену понять, что даже если он приведет в действие план-максимум, у него все равно будут хорошие шансы на успех. Оставалось найти для этого подходящий момент, и очень скоро такой момент ему представился. С 11 по 28 сентября 1957 года Пузанов был в Москве «в служебной командировке». В отсутствие посла Ким Ир Сен и сделал свой ход.
20 сентября в КНДР был сформирован новый Кабинет министров. Чхве Ёнгона сняли с поста министра национальной обороны и лишили звания вице-маршала[541]. Главой же кабмина был переназначен Ким[542]. Разумеется, Ким Ир Сен остался и председателем ЦК. Это напрямую противоречило «советам» посольства; вождь рассчитывал по возвращении поставить Пузанова перед фактом. Как и надеялся Ким, никакой реакции не последовало. Хотя Ким Ир Сен почти наверняка этого никогда не узнал, 22 октября 1957 года Пузанов получил инструкцию из Москвы не вмешиваться в происходящее, а ограничиться советом Пхеньяну «разделить полномочия» в будущем[543].
Наконец годы усилий Ким Ир Сена принесли свои плоды. Если СССР не вмешался, когда Ким проигнорировал его указания по важнейшему вопросу о власти в стране, – значит, теперь советы и указания Москвы можно спокойно игнорировать. Вождь понимал, что началась новая эпоха, и с осени 1957 года Советский Союз стал стремительно утрачивать контроль над Северной Кореей. С этого момента КНДР с каждым месяцем все меньше походила на страну – сателлит Советского Союза и все больше – на личное владение Ким Ир Сена. Вскоре перемены почувствовали все жители Северной Кореи. Исключением не стали и Пак Чонэ с Нам Илем, чья помощь так помогла Ким Ир Сену в этой дипломатической игре. Пак Чонэ стала жертвой чисток, а Нам Иль прожил остаток дней в страхе, безуспешно надеясь, что когда-нибудь ему разрешат вернуться в Советский Союз[544]. Нам погиб в 1976 году, став жертвой автокатастрофы, вызвавшей у многих подозрения, что она была подстроена. Его сын приехал в КНДР, пытаясь навести справки о смерти отца, но бывший начальник политической полиции КНДР Пан Хаксе посоветовал ему немедленно возвращаться в СССР и не лезть в дела, которые его не касаются[545].
Кроме Советского Союза, Ким Ир Сена сдерживало и влияние Китая. Части китайской армии, введенные в страну во время Корейской войны, оставались в КНДР. Теоретически Пекин мог использовать их против Ким Ир Сена. Но северокорейский вождь сумел переиграть и Мао Цзэдуна. Когда Ким в 1957 году встретился с Мао, китайский вождь сказал, что было неправильно вмешиваться во внутренние дела ТПК и что больше Пекин никогда не будет устраивать ничего наподобие приезда делегации Пэна – Микояна[546]. К тому времени вывод китайских войск с территории КНДР уже начался; 28 октября 1958 года Северную Корею покинули последние китайские части[547]. С уходом китайских войск подошла к концу и власть Пекина над КНДР.
Северная Корея менялась на глазах. Еще до завершения вывода китайских войск Ким Ир Сен провел в жизнь решение, которое заложило основу для социальной структуры северокорейского общества на ближайшие десятилетия. Оно называлось «О развертывании всенародного, внепартийного движения по борьбе с контрреволюционными элементами». Принятое 30 мая 1957 года, это решение предписывало разделение всего общества на три группы – «основные силы», «промежуточные силы» и «контрреволюционную составляющую населения»[548]. Первоначально эти группы были одинакового размера, то есть каждая из них включала в себя треть всех северокорейцев[549]; затем их численность стала оцениваться по другим принципам. То, к какой группе принадлежал человек, оказывало существенное влияние на его жизненный путь. Выходцы из самой низшей группы не могли поступить в хороший университет и получить достойную работу. В случае, если человека подвергали наказанию, оно было тем серьезнее, чем ниже была группа, к которой он принадлежал[550]. В книге, позднее опубликованной южнокорейскими спецслужбами, говорилось, что за претворение в жизнь решения от 30 мая отвечал брат вождя Ким Ёнчжу[551].
Что же до политической элиты, то, поскольку оппозиционеры теперь были лишены советской и китайской поддержки, Ким Ир Сен решил, что пришло время разделаться с ними раз и навсегда. Вождь намерился осуществить это в торжественной обстановке, для чего созвал партийную конференцию. Партконференции, в отличие от съездов, считались чрезвычайными событиями, и, кроме того, в Китае в 1955-м как раз состоялась конференция КПК, на которой чистке подвергли врагов Мао Цзэдуна. Так что Ким Ир Сен принял решение провести аналогичное мероприятие и на нем окончательно покончить с внутрипартийной оппозицией[552].
Конференция собралась в марте 1958 года. После долгой и продолжительной критики оппозиционеров участники мероприятия проголосовали за то, чтобы снять их со всех постов и исключить большинство из партии[553]. Бывших членов оппозиции ждали аресты. Часть из них казнили; остальные умерли в заключении.
К концу 1950-х годов Северная Корея перестала даже формально осуждать концепцию культа личности. Если выпущенный в 1957 году «Словарь политических терминов для широких слоев населения» еще содержал в себе фразу «идеология культа личности совершенно не связана с марксизмом-ленинизмом и поэтому наносит колоссальный ущерб укреплению партийных рядов и продвижению дела революции»[554], то уже в издании 1959 года подобные формулировки отсутствовали[555].
Чистки привели к массовому исходу советских корейцев из КНДР: люди пытались вернуться в СССР, спасаясь от репрессий. Многие из них приехали в Корею с искренним желанием помочь земле своих предков; сейчас их единственным шансом на спасение было немедленно ее покинуть. Выпускали не всех; решение об этом принималось волюнтаристским, даже случайным образом. Кан Санхо, бывший замминистра внутренних дел, вспоминал, как после трех месяцев допросов и пыток его все же выпустили в Советский Союз: