Поэтому карьера Ким Чен Ира выглядела не столь уникальной. Ранее сын вождя окончил Университет имени Ким Ир Сена[712], после чего начал работать в аппарате ЦК партии, в отделе агитации и пропаганды и в оргинструкторском отделе[713]. В 1969 году Ким Чен Ир стал командующим охраной отца – тем самым он и показывал вождю, что он хороший и преданный сын, и получал дополнительный доступ к главе государства[714].
Но сама мысль о том, что во главе страны встанет семейная династия, полностью противоречила коммунистической идеологии. Северокорейский «Словарь политической лексики» 1970 года определял «систему наследственной власти» как «реакционную систему, узаконенную в обществе эксплуатации, когда класс, наделенный статусом, дающим ему особые привилегии, передает следующему поколению этот статус или имущество»[715]. Но теперь, когда Ким Ир Сен принял принципиальное решение, в Северной Корее как раз и готовились воссоздать эту «реакционную систему».
Хронологически первым из всех известных на момент написания этой книги документов во славу Ким Чен Ира был текст клятвы верности ему, подписанный членами одного из музыкальных ансамблей КНДР. Документ был датирован 2 ноября 1971 года, то есть он был составлен ровно через год после начала V съезда[716]. Вполне возможно, что дата была выбрана намеренно – с учетом того, как серьезно в КНДР относятся к годовщинам таких событий. Вот перевод текста этого документа:
Перед лицом партии мы, личная гвардия Великого Вождя Маршала Ким Ир Сена, отряд готовых пойти на смерть, все как один, исполняя высокую волю Великого Вождя, будучи последовательницами вечно живущего и никогда не умирающего кимирсенизма, торжественно клянемся стать верным отрядом штурмовиков обожаемого руководителя.
(подписи)
Это была довольно типичная риторика для КНДР 1970-х, когда все в Северной Корее клялись быть членами отрядов верных штурмовиков и личной гвардии, готовой пойти на смерть. Довольно любопытно, что такой высочайший градус идеологической мобилизации поддерживался несмотря на то, что как раз тогда в межкорейских отношениях наступила разрядка: в июле 1972 года Сеул и Пхеньян подписали своего рода пакт о ненападении[717]. В соответствии с духом этих перемен в декабре 1972 года была принята новая Конституция КНДР, которая наконец-то признавала, что столица страны находится в Пхеньяне, а не в Сеуле, как утверждала предыдущая Конституция 1948 года[718].
Что же касается текста клятвы, то ее самой необычной частью было, конечно, не желание записать участниц ансамбля в отряд штурмовиков. Необычным было присутствие в тексте «обожаемого руководителя» – явно не того же самого человека, которого называли Великим Вождем. Много позже, уже после смерти не только Ким Ир Сена, но и Ким Чен Ира, в северокорейских публикациях было упомянуто, что это был один из самых ранних титулов последнего[719].
Пока обожаемого руководителя еще не называли наследником вождя, и, что важно, здесь у него появился конкурент. Конкурентом, а точнее, конкуренткой была уважаемая председательница. Это был титул супруги вождя Ким Сонэ – председательницы Союза демократических женщин Кореи с 1971 года. Стоит обратить внимание и на то, что Ким Чен Ира «обожаемым руководителем» называли только на небольших собраниях работниц искусства, в то время как «уважаемой председательницей» Ким Сонэ открыто величала центральная пресса[720].
Конечно, и то и другое проходило по прямому указанию Ким Ир Сена. Но у Ким Чен Ира были все причины переживать из-за возвышения Ким Сонэ. Его мать Ким Чонсук умерла в 1949 году, а у Ким Сонэ было двое своих детей. При этом оба они – и Ким Пхёниль, и Ким Ёниль – столь же годились в преемники отца, как и сам Ким Чен Ир.
Одним из первых знаков того, что симпатии вождя склоняются к его первенцу, стало сообщение о результатах выборов в Верховное народное собрание 1972 года. На этих выборах «уважаемый и любимый вождь товарищ Ким Ир Сен» баллотировался по округу № 216[721]. Тогда на это никто не обратил внимания, и номер округа мог бы показаться совсем незначительным, если бы не один важнейший и неизвестный большинству современников события факт. Число 216 было символом Ким Чен Ира. Оно было образовано от его дня рождения – 16 февраля, то есть второй месяц, 16-е число. Существуют прямые свидетельства того, что это число стало использоваться в качестве символа Кима-сына уже в 1970-х годах[722].
Ким Сонэ пыталась сопротивляться напору пасынка. В 1973 году в частях КНА прошла кампания по восхвалению «уважаемой председательницы» как «представительницы» военных[723]. Похоже, что Ким Чен Ир решил провести контратаку немного необычным способом – через кино. За северокорейский кинематограф тогда отвечал он сам.
В 1973 году на экраны КНДР вышел фильм «У нас дома есть проблема». В этом фильме, что было чрезвычайно нехарактерно для тогдашнего северокорейского кино, присутствовал отрицательный персонаж-северокореец, точнее северокореянка. Злодейкой была жена добросовестного начальника почтового отделения. Фильм показывал, как эта эгоистичная и бессердечная женщина манипулировала своим мужем и в итоге привела его жизнь к краху. Что еще нетипичнее, хотя фильм и был посвящен современной КНДР, которую полагалось показывать как страну всеобщего счастья, у него был плохой конец: в заключительной сцене герой, ставший жертвой интриг своей жены, просто грустно шел вдоль берега реки. Причем Хан Гильмён – актриса, игравшая главную героиню, – внешне была довольно похожа на Ким Сонэ.
Все это указывает на то, что главным зрителем, для которого снимался этот фильм, был Ким Ир Сен. Через это кино Ким Чен Ир намекал ему: «Вот, смотри, отец, что бывает, если давать женщине слишком много воли». С течением времени чаша весов в противостоянии пасынка и мачехи неумолимо склонялась в сторону Ким Чен Ира. Об этом свидетельствует и то, что в издании 1973 года «Политического словаря» реакционная «система наследственной власти» уже не упоминалась[724]. В то же время Ким Чен Ир был назначен секретарем ЦК и заведующим отделом агитации и пропаганды ЦК ТПК[725]. Все шло к тому, что скоро он будет назначен наследником.
В феврале 1974 года противостояние в верхах подошло к концу. Оно окончилось полной победой Ким Чен Ира. 16-го числа ему исполнялось 33 года, и можно предположить, что это стало одной из причин, почему отец решил назначить его своим преемником именно тогда – ведь и самому Ким Ир Сену было 33, когда он встал во главе Северной Кореи в 1945 году. VIII пленум ЦК ТПК V созыва официально провозгласил Ким Чен Ира преемником отца и ввел его в состав Политсовета ЦК – выше этого уровня был только пост самого генерального секретаря.
В частных беседах Ким Сонэ все еще пыталась представить себя как значимую фигуру, напирая на то, что Чен Ир – сын не только Ким Ир Сена, но и ее самой[726], но было уже слишком поздно. После февральского пленума имя Ким Сонэ все реже встречалось в прессе, и в конце концов упоминания о ней были стерты из историографии КНДР. Последний раз она появилась на страницах северокорейских медиа, когда вошла в состав комитета по похоронам маршала О Чжину в 1995 году. В этом длинном списке чиновников Ким Сонэ занимала 101-е место[727].
Дядя Ким Чен Ира Ким Ёнчжу был тоже низвергнут с политического олимпа. Одновременно с восхождением Ким Чен Ира он был разжалован в заместители председателя Административного совета[728] и вскоре очень надолго исчез со страниц северокорейской прессы.
После назначения Ким Чен Ира наследником в истории пропаганды КНДР началась довольно странная эпоха. Ким Ир Сен не хотел, чтобы об этом событии стало известно за границей. Хотя мы точно не знаем, почему вождь решил это скрывать, можно предположить, что пока ему не хотелось считать свой выбор окончательным, а отменить публично объявленное решение всегда политически сложнее. Внутри страны никто бы не стал задавать лишних вопросов, если бы Ким Ир Сен убрал Ким Чен Ира с политической сцены, но за границей в таком случае могли пойти пересуды, которых Ким Ир Сен хотел бы избежать. Поэтому безопаснее всего было подождать до тех пор, пока вождь не убедится, что он сделал правильный выбор.
В связи с этим в прессе, разрешенной к вывозу за границу и рассчитанной не только на своих, но и на иностранцев, упоминать Ким Чен Ира по имени было запрещено[729]. Вместо этого корейскоязычная пресса КНДР применяла термин тан чунан, который можно перевести как «Центр партии». Это выражение обычно использовалось как сокращение от словосочетания тан чунан вивонхве – «Центральный комитет партии» – и поэтому не посвященными в тайну читателями воспринималось как упоминание о ЦК ТПК, в то время как знавшие об этом титуле люди понимали, что речь идет о Ким Чен Ире. По некоторым сведениям, Ким Чен Ир, которому требовалось демонстрировать отцу свою «скромность», сам велел своим подчиненным писать на докладах, адресованных ему, «Центральный комитет партии, Ким Чен Иру» вместо, допустим, «обожаемому руководителю»