.
Такая атмосфера неизбежно приводила к тому, что многие задумывались: а не станет ли следующим и режим Кимов? Думал об этом и Ким Чен Ир. Его отец был уже слишком стар, чтобы полностью отдавать себе отчет о возможной катастрофе, но Любимый руководитель боялся того, что могло принести ему будущее. В 1992 году на встрече с кадровыми работниками политической полиции Ким Чен Ир сказал: «Советского Союза и стран Восточной Европы больше нет. Если теперь мы проявим слабость, то завтра нас тоже не станет. Если рухнет социализм, первыми, кого вычистят, будут работники партии и госбезопасности»[823].
Ким Чен Ир знал, что его страхи имеют под собой основание. Существуют свидетельства, что в том же 1992 году группа офицеров КНА готовила переворот, в ходе которого должны были быть убиты и он сам, и его отец, и большая часть всей политической элиты страны. Офицеры-заговорщики учились в горбачевском СССР, где они прониклись перестроечным духом перемен. Военным хотелось изменений и у себя на родине, но они знали, что их не будет, пока у власти находятся Кимы. Поэтому офицеры организовали заговор с целью свержения Вождя-Отца.
Согласно имеющимся свидетельствам, датой, на которую планировалась атака, было 25 апреля 1992 года. В этот день в Пхеньяне должен был состояться парад. По плану, в один из танков, проходящих мимо трибуны с руководством, планировалось заложить снаряд, чтобы во время парада выстрелить по ней и таким образом покончить и с Ким Ир Сеном, и с Ким Чен Иром в буквальном смысле одним выстрелом. Но заговорщикам просто не повезло. В последний момент ничего не подозревавший офицер, ответственный за танки на параде, решил вывести на площадь другую танковую часть, и операция была сорвана. Через какое-то время о заговоре стало известно политической полиции; последовали широкомасштабные чистки[824]. Режим Ким Ир Сена и Ким Чен Ира и они сами были спасены.
Даже когда Ким Ир Сену исполнилось 82 года, вождь не особо задумывался о том, что его дни сочтены. Когда в мае 1994 года Ким Ир Сен принял своего друга детства Сон Вонтхэ, то сказал ему: «За меня не беспокойся. Я планирую жить долго»[825]. Но у судьбы были другие планы.
Летом того же года Ким Ир Сен начал готовиться к грандиозному событию: первому в истории межкорейскому саммиту. Вождь пригласил в Пхеньян южнокорейского президента Ким Ёнсама. 28 июня 1994 года было объявлено, что саммит пройдет в столице КНДР с 25 по 27 июля того же года[826].
Прошло десять дней после этого объявления. В ночь с 7 на 8 июля в Пхеньяне дул невиданной силы штормовой ветер. Шел ливень, равного которому пхеньянцы не могли припомнить. Как сказал один из них, «кажется, что небо сошло с ума»[827]. Говорят, что именно тогда, в ту ночь, Ким Ир Сен почувствовал себя очень плохо. Вождь был на своей даче в горах Мёхян, построенной десятью годами раньше, в 1984 году[828]. Рядом с ним не было достаточно квалифицированных медиков; врачей пришлось срочно вызывать из Пхеньяна. Конечно, погода была совершенно не летная, но речь шла о здоровье вождя, и думать о чьей-то еще жизни никто не собирался. Группа докторов поднялась на борт вертолета, который срочно вылетел в сторону дачи Ким Ир Сена. Из-за невероятно сложных погодных условий пилот не справился с управлением. Вертолет рухнул в близлежащее водохранилище; все находящиеся на борту погибли[829]. Помощь Ким Ир Сену так и не пришла. Он умер в эту ночь – посреди дождя, молний и тьмы. На часах было два часа ночи, на календаре – 8 июля 1994 года.
Ходили слухи, что на помощь отцу бросился и Ким Чен Ир и только уговоры жены и охраны убедили его не подниматься на борт злосчастного вертолета. Если бы не они, то жизнь преемника вождя закончилась бы в тот же день, что и жизнь его отца. Страна осталась бы и без правителя, и без его наследника, и, несомненно, в КНДР начался бы невиданный по силе политический кризис[830]. Позже, уже в нулевых годах, Ким Чен Ир распорядился снести до основания эту дачу, где умер его отец и рядом с которой, возможно, едва не погиб он сам[831].
Утром 8 июля закончился ливень. Успокоился и ураганный ветер. Люди, как обычно, вышли на работу и учебу, не зная, что жизнь того, кто смотрел на них со всех своих портретов, того, чьи слова цитировали в каждой книге, того, кому поклонялась вся страна, подошла к концу, пока они спали.
В субботу 9 июля Центральное телевидение КНДР объявило, что в полдень будет передано специальное сообщение. Многие все еще не догадывались о том, чему оно будет посвящено. Да и те, кто понял, что происходит, предпочитали молчать. Ведь разве можно даже предположить, что он умер, если остается хотя бы малейший шанс, что он все-таки жив? Сказать такое значило подписать себе смертный приговор.
И наконец наступил полдень. Все телезрители страны увидели на экранах Чон Хёнгю, самого известного диктора Северной Кореи. Чон сидел на фоне голубой стены, он был одет в темно-серый костюм, на котором был виден один из самых ранних вариантов значка с портретом Ким Ир Сена. Диктор начал зачитывать сообщение:
Воззвание ко всем членам партии и ко всему народу
Весь наш рабочий класс, колхозное крестьянство, командиры и бойцы Народной армии, интеллигенция, молодежь и студенты!
Центральный комитет Трудовой партии Кореи и Центральная военная комиссия Трудовой партии Кореи, Государственный комитет обороны Корейской Народно-Демократической Республики и Центральный народный комитет, Административный совет сообщают с величайшей болью в сердце, что Генеральный секретарь Центрального комитета Трудовой партии Кореи, Президент Корейской Народно-Демократической Республики Великий Вождь товарищ Ким Ир Сен в два часа восьмого июля тысяча девятьсот девяносто четвертого года скончался от внезапного недомогания[832].
Сам формат такого обращения не был оригинальным северокорейским изобретением. По своей структуре сообщение копировало обращение китайского руководства 1976 года о смерти Мао Цзэдуна[833], которое в свою очередь было построено по образцу сообщения о смерти Сталина в 1953-м[834]. И как и тогда, в 1953-м и 1976-м, сейчас, в 1994 году, то, что сообщалось по радио и телевидению, вызвало глубочайший шок почти у всех слушателей[835].
Тем временем Чон Хёнгю продолжал:
Сегодня товарищ Ким Чен Ир, великий продолжатель великого дела чучхейской революции, выдающийся руководитель нашей партии и нашего народа и Верховный главнокомандующий наших революционных вооруженных сил, стоит во главе нашей революции. Отшлифованный механизм руководства нашей партии является залогом того, что великое дело чучхейской революции, основанное и руководимое Великим Вождем товарищем Ким Ир Сеном, будет лучезарно продолжено и доведено до конца новыми поколениями[836].
Это было провидческое высказывание. В течение следующих лет весь мир увидел и почувствовал мрачный гений Ким Ир Сена, назначившего своего сына наследником и обеспечившего тем самым продолжение своего политического курса после собственной смерти.
Когда умер Сталин, все его окружение – от Маленкова до Берии – понимало, что стране нужны немедленные реформы. Когда умер Мао, среди китайской элиты были и те, кто хотел продолжить курс Великого Кормчего, но их отстранил от власти союз реформаторов и военных. В Албании, самой закрытой стране Восточной Европы, Энвер Ходжа, правивший страной с 1944 года и до своей смерти в 1985-м, лично выбрал себе наследника – Рамиза Алию. Реформы Алии были очень умеренными, но их хватило, чтобы дать албанцам понять, что времена меняются. В итоге режим преемника Ходжи рухнул после крупномасштабных митингов в Тиране.
Но судьба Северной Кореи сложилась по-другому. Вся легитимность Ким Чен Ира была завязана на том, что он – сын Ким Ир Сена и его самый верный последователь. Любые значимые реформы могли нарушить этот образ. Кроме того, Ким Чен Ир и сам знал, что реформы способны дестабилизировать страну, а Великий руководитель, как его вскоре начали называть в официальной прессе, не любил риска. В своих первых речах после смерти отца Ким Чен Ир заявил о том, что линия Вождя будет полностью продолжена без каких-то изменений. Так было спокойнее всего.
Мертвая рука Ким Ир Сена продолжала держать страну сильной хваткой даже после смерти Вождя, в то время как его наследие привело Северную Корею к экономической катастрофе. Без советской и китайской помощи КНДР больше не могла прокормить свое население. Начался голод, унесший сотни тысяч жизней, – самый страшный голод в Восточной Азии со времен китайского Большого скачка[837].
Но Ким Чен Ир, который совсем недавно своими глазами увидел крушение большей части социалистического лагеря, не рискнул проводить глубокие реформы, в которых отчаянно нуждалась страна. Вместо этого Великий руководитель решил еще больше усилить культ покойного отца. Президентский дворец Ким Ир Сена был переделан в огромный мавзолей. Пресса КНДР с гордостью сообщала голодающим людям о том, что это здание переоборудовано с еще большей роскошью для «осуществления великого дела вечной жизни вождя»[838]