[53].
Позже, во второй половине 1930-х годов, Ким Хёнчхун стал жертвой сталинской депортации корейцев с Дальнего Востока. Вместе со множеством других людей Кима переселили в Центральную Азию. Там бывший офицер работал бригадиром огородников, пока 5 апреля 1939 года не был арестован. Его приговорили к восьми годам заключения по статье 58.6 (шпионаж)[54]. Ким Хёнчхун, второй Ким Ир Сен, закончил свои дни в ГУЛАГе[55].
Судьба обоих Ким Ир Сенов привела к тому, что в Корее появилась народная легенда, соединившая их в единый образ «Ким Ир Сена – партизана». Очень возможно, что Сончжу остановился на окончательном написании своего псевдонима – Становящийся Солнцем – как раз для того, чтобы походить на Ким Ир Сена из этой легенды, особенно если учесть, что о «Ким Ир Сене», по свидетельству Ким Ёнчжу, своим сыновьям рассказывал Ким Хёнчжик[56]. Позже на развитие этой легенды повлияла и карьера самого Ким Сончжу, или, как будет правильно называть его теперь, Ким Ир Сена.
Аньтуский партизанский отряд, в котором служил наш герой, просуществовал недолго. Довольно быстро руководство КПК слило его с двумя другими, образовав Ванцинский антияпонский партизанский отряд[57]. После смерти комиссара этого отряда Ким Ынсика его место занял Ким Ир Сен. Таким образом, первой руководящей позицией Ким Ир Сена в партизанском движении стала должность политработника. Иными словами, командование больше ценило его верность идеям и Компартии Китая, чем чисто военные навыки. В принципе, с учетом того, что военного образования Ким Ир Сен не имел, это выглядело логично, хотя в одной из более поздних его характеристик и было сказано, что «его знания о политических вопросах неглубоки»[58].
Через некоторое время Ким Ир Сена повысили в должности – он стал начальником штаба и одновременно политкомиссаром партизанского полка. Официально эта часть называлась 3-м полком отдельной дивизии 2-й армии Народно-революционной армии Северо-Востока. Тут следует заметить, что, несмотря на громко звучащие названия отрядов, все эти полки и дивизии были намного меньше, чем соответствующие формирования в регулярных армиях. Разница была в десять раз, а то и больше.
В феврале 1936 года КПК провозгласила, что вооруженное сопротивление в Маньчжурии будет объединено в единую организацию – Антияпонскую объединенную армию Северо-Востока (АОАСВ). Объединенной эта армия, однако, была в основном на бумаге – у нее не было ни единого командования, ни своего штаба. Партизан сплачивали общая цель – изгнание японской армии из Маньчжурии – и их общая готовность подчиняться руководству Компартии Китая.
В августе 1936 года ситуация в Корее резко изменилась к худшему. Мягкий и спокойный генерал-губернатор Угаки Кадзусигэ был отправлен в отставку, и ему на смену пришел командующий Квантунской армией – жестокий милитарист Минами Дзиро. С учетом того что Японией на тот момент правила армия, что-то подобное должно было произойти рано или поздно, но Корее не повезло – ее новый хозяин был одним из самых жестоких правителей в истории полуострова.
Немедленно после прибытия в Корею Минами Дзиро покончил со свободами, которые предоставлял жителям колонии его предшественник. Его правление в чем-то напоминало конец 1910-х, хотя жестокая политика Минами имела более четкую цель – ассимилировать корейцев, сделать так, чтобы их культура растворилась в японской.
Еще перед назначением Минами на должность Япония объявила, что теперь все подданные империи, вне зависимости от их вероисповедания, должны в обязательном порядке посещать синтоистские святилища. Губернатор дополнил эту политику сокращением часов и позднее полной ликвидацией преподавания корейского языка в школах и сокращением числа корейскоязычных газет до одной – вестника самого генерал-губернаторства. Минами Дзиро ввел обязательные к произнесению клятвы верности империи и активно использовал политику кнута и пряника, чтобы поощрить корейцев принять японские фамилии и имена[59].
Это было далеко не все. Губернатор постарался сделать так, чтобы само слово «Корея» упоминалось по возможности реже; по его мнению, колонию следовало называть просто «полуостров». При этом официальную дискриминацию корейцев Минами отменять не собирался – условно говоря, Пак мог стать Киноситой, но при этом по бумагам он оставался корейцем – подданным второго сорта.
И наконец, Минами Дзиро начал проводить самую отвратительную акцию за все время японского правления в Корее: призыв девушек с целью работы проститутками в полевых борделях японской армии. В наши дни эта больная тема крайне политизирована и в Японии, и в Южной (да и в Северной) Корее, но научный консенсус говорит, что значительную часть девушек угнали в бордели против их воли[60].
Безусловно, порядок Минами опирался в первую очередь на штыки, а не на широкую народную поддержку, но внешне режим казался стабильным. По мере того как армия укрепляла свою власть в империи, сопротивление ей и в метрополии, и в Корее сходило на нет. К тому времени уже целое поколение корейцев выросло при генерал-губернаторстве и многие не видели никакой реальной альтернативы японскому правлению.
Между тем партизанское движение переживало внутренний кризис, вызванный параноидальными настроениями его собственного командования. По отрядам ходили слухи, что многие партизаны были тайными членами Группы за народное благосостояние (ГНС) – небольшой организации корейских лоялистов, существовавшей в 1931–1932 годах. На самом деле эта организация была давно распущена, но партизанское командование убедило себя, что ГНС продолжает существовать тайно и ряды сопротивления засорены ее агентурой.
Последовали чистки. Тех, кто отказывался признаться в членстве в ГНС, обычно сразу расстреливали на месте[61], поэтому безопаснее всего было «признаться», заявив, что ты очень сожалеешь о своей «ошибке» и полностью раскаиваешься. Ким Ир Сен был одним из тех, кому пришлось «признаться» в том, что он был членом ГНС, хотя, несомненно, он не имел ни малейшего отношения к этой организации[62].
После того как руководство движения осознало и масштабы чистки, и ее потенциальные катастрофические последствия, кампания была свернута. Теперь, по крайней мере, партизанам больше не угрожала смерть от рук своих боевых товарищей[63]. Примерно тогда же Ким Ир Сен получил новое назначение – он стал командиром 6-й дивизии 2-й армии Антияпонской объединенной армии Северо-Востока[64]. Именно в этой должности Ким Ир Сен произвел свой самый известный партизанский рейд – атаку на Почхонбо[65].
Почхонбо – дословно «Крепость широкого неба» – название небольшой деревни, располагавшейся рядом с границей с Маньчжоу-го. Неподалеку от нее находилась гора Пэкту, высочайшая вершина Кореи, и потому населенный пункт был окружен заказником[66]. Неудивительно, что Ким Ир Сен и его подчиненные выбрали для своей атаки именно это плохо защищенное место.
Ночью 4 июня 1937 года группа, состоявшая из около двухсот партизан, пересекла границу и начала внезапную атаку на полицейский участок в деревне. Совершенно не ожидавший удара гарнизон поднял тревогу и запросил подкрепления[67]. К моменту прибытия этого подкрепления многие партизаны уже отступили обратно в Маньчжурию, но некоторых участников рейда японцам удалось поймать. На следствии арестованные партизаны показали, что одним из видных участников атаки был Ким Ир Сен; назвали они и его изначальное имя – Ким Сончжу[68]. К тому времени для японской полиции Ким Ир Сен был уже довольно известной фигурой[69].
Понятно, что рейд на Почхонбо немедленно оказался на первых полосах корейских газет[70], одна из которых даже выпустила по этому поводу спецвыпуск[71]. Ближе к концу 1937 года в корейской прессе появились и сообщения, что Ким Ир Сен был убит[72]. Однако эта информация не соответствовала действительности. Комдив Ким был жив.
После этой операции партизаны решили попробовать создать сеть своей агентуры в самой Корее. Сеть эта функционировала под названием «Общество корейцев во имя возрождения родины» и имела отделения в разных городах, однако вскоре она была разгромлена японской полицией[73].
После того как армия установила полный контроль над всей империей, ее руководство решило раз и навсегда покончить с партизанами в Маньчжоу-го. Квантунская армия, которая де-факто управляла Маньчжурией, назначила генерал-майора Нодзоэ Масанори[74] командующим специальным формированием – 2-м отдельным гарнизонным отрядом, прямой задачей которого была борьба с партизанами. Командование не просчиталось: генерал Нодзоэ, казалось, был создан именно для этой должности. Нодзоэ Масанори любил непосредственные выходы в поле больше, чем работу в штабах. Вообще генерал был человеком, которому нравился риск: например, какое-то время он работал разведчиком в городе Тяньцзинь в Китае