[75].
Вместе со своим верным помощником Китабэ Кунио[76] Нодзоэ приступил к борьбе с партизанами. Основной тактикой генерала был хорошо известный метод кнута и пряника. Если партизаны были готовы сдаться, отказаться от коммунистических убеждений и помогать Нодзоэ Масанори в поиске своих бывших товарищей, то генерал тоже был готов пойти навстречу. Он не только освобождал пришедших с повинной от уголовного преследования, но и выплачивал им денежную компенсацию[77]. Кампания оказалась весьма успешной: многие из тех, кто потерял веру в то, что партизаны когда-нибудь смогут одолеть Японию, сдавались Нодзоэ и его людям.
Помимо активных усилий Нодзоэ Масанори и Китабэ Кунио, на упадок партизанского движения влиял и еще один фактор: все усилия партизан, по сути, не привели вообще ни к каким видимым результатам. Маньчжоу-го стабильно функционировало в условиях японского владычества. С течением времени надежда на помощь Нанкина становилась все более смутной. В 1937 году Япония начала вторжение во «внутренний» Китай, и в ходе войны чаша весов медленно, но неуклонно склонялась в пользу Токио. Казалось, что долгая японо-китайская война вполне может закончиться капитуляцией Китайской Республики.
Японская империя выглядела непобедимой, и многие маньчжурцы решили для себя, что будет проще и правильнее смириться с гегемонией Токио. Не стоит забывать и о том, что Китайская Республика тех лет была, по сути, диктатурой Чан Кайши и поэтому была лишена той привлекательности, которой обладают свободные страны. Что же до уровня жизни по обе стороны фронта, то Китай был разорен войной, а в Маньчжоу-го рекой текли японские инвестиции. Наконец, поскольку на бумаге Маньчжурия не была частью империи, то и ассимилировать маньчжурцев Япония не стремилась. Неудивительно, что в таких условиях многие жители страны смогли убедить себя, что альтернативы существующему порядку вещей просто нет, а в целом жить под японцами, возможно, не так и плохо.
Тем временем партизанская карьера Ким Ир Сена достигла своего пика. Его новым – и последним – назначением стала должность командующего Вторым фронтом Армии первого направления[78]. Вряд ли эта большая должность стала утешением для Ким Ир Сена: он был на нее назначен в условиях кризиса и развала всего партизанского движения. С каждым днем приходило все больше известий о партизанах, убитых японцами. Среди жертв были и известные полевые командиры. Непосредственный начальник Ким Ир Сена, командующий Армией первого направления Ян Цзинъюй погиб 23 февраля 1940 года[79]. Начальник штаба Ким Ир Сена Лим Усон, второй человек в его армии, перешел на сторону японцев[80]. В условиях непрекращающегося кризиса КПК приняла решение разбить крупные партизанские формирования на «малые отряды», по сути признав, что движение доживает свои последние дни[81].
Карательные операции сказались и на личной жизни Ким Ир Сена. Неизвестно, встречался ли он с кем-то, когда он учился в Ювэньской средней школе, но в партизанских отрядах Ким Ир Сен встретил девушку, ставшую его первой женой, – Хан Сонхи[82]. Сонхи была командующей женской частью партизанского отряда и занимала эту должность вплоть до ее ареста в 1940 году. Об аресте сообщила пресса колониальной Кореи. Стоит заметить, что Сонхи представилась фальшивым именем Ким Хесун, чтобы защитить своих товарищей. В то же время в сообщениях упоминалось и то, что она принесла клятву верности империи[83].
Конечно, Ким Ир Сен не знал о том, что стало с его женой после ареста; скорее всего, он думал, что Сонхи для него потеряна навсегда. Вскоре он нашел себе новую супругу – Ким Чонсук, одну из бывших подчиненных Хан Сонхи. Чонсук была настолько похожа на Сонхи, что ее иногда принимали за младшую сестру последней[84]. Возможно, это стало одной из причин, почему Ким Ир Сен сошелся с Ким Чонсук: на каком-то уровне он мог психологически воспринимать ее как замену Хан Сонхи.
Ким Чонсук была родом из небольшого приграничного городка Хверён. В партизанском отряде работала портнихой[85]. Она родилась в 1919 году[86]. Таким образом, в 1940-м ей шел всего лишь двадцать первый год.
По мере того как карательные операции генерала Нодзоэ набирали обороты, Ким Ир Сен и многие его товарищи поняли, что единственный способ не сдаться и не погибнуть – бежать из страны. Но бежать они могли только в Советский Союз. 1940-й стал годом массового исхода маньчжурских партизан в СССР[87]. Согласно китайским источникам, Ким Ир Сен пересек границу Маньчжоу-го с Советским Союзом 23 октября 1940 года[88]. После того как он оказался на советской территории, Ким Ир Сена задержали и вместе с другими партизанами подвергли проверке. За проверку отвечала четверка коминтерновских работников, по крайней мере один из которых – Александр Коган – говорил по-китайски. Ким Ир Сен должен был заполнить на китайском языке анкету, которую коминтерновцы перевели на русский[89]. Кроме того, Ким и его товарищи составили доклад для Коминтерна – в нем они скромно просили связать их с ЦК КПК для получения дальнейших инструкций и указаний[90].
Работу коминтерновской команды курировал лично глава Исполкома этой организации Георгий Димитров. Получив доклад четверки[91] и оценив положение дел со всем руководством партизанского движения, куда входил и Ким Ир Сен, 17 марта 1940 года Димитров записал в своем дневнике: ситуация «крайне неблагополучная»[92]. Такой пессимизм имел под собой вполне конкретные основания. Партизанское движение было разгромлено. Многие командиры были мертвы: кто-то умер от болезни, кого-то настигли японские пули. Это был конец. По сути, Антияпонской объединенной армии Северо-Востока больше не существовало.
У Ким Ир Сена имелась и еще одна причина искать убежища в СССР. К тому моменту, когда он пересек маньчжурско-советскую границу, его жена Ким Чонсук была беременна. 16 февраля 1941 года она родила сына. Новорожденному дали русское имя Юра, то есть его полной формой было то ли Юрий, то ли Георгий[93]. По некоторым свидетельствам, имя Юре выбрал советский доктор, принимавший роды[94], а по другим данным, этим доктором был военный медик Николай Тихонович Никитенко[95], который действительно позднее служил в одном формировании с Ким Ир Сеном[96]. Согласно этим рассказам, доктор Никитенко выбрал для мальчика имя «известного советского командира»[97]. Похоже, это и вправду так; скорее всего, Юру назвали в честь Георгия Жукова.
Нетрудно понять, почему Никитенко выбрал именно этого генерала. Георгий Жуков, командовавший войсками во время боев на Халхин-Голе, был тогда хорошо известной на Дальнем Востоке фигурой. Другой популярный командир, сражавшийся с японцами, Василий Блюхер, к моменту рождения сына Ким Ир Сена был уже репрессирован.
Когда родился Юра, у Ким Чонсук были проблемы с молоком, поэтому кормилицей ребенка стала другая партизанка, Ли Цзайдэ[98], о чем она сама рассказала спустя многие годы[99]. В будущем Юра стал известным человеком. Скорее всего, читатели знают его под корейским именем, которое он принял в дальнейшем, – Ким Чен Ир.
После всех проверок партизан расселили по двум лагерям. Первый из них назывался «северным лагерем», или лагерем «А». Он располагался в деревне Вятское в нескольких десятках километров к северо-востоку от Хабаровска. Второй, «южный лагерь», или лагерь «В», находился, по всей видимости, в поселении Океанская рядом с Владивостоком[100]. Лагерь «А» был назван по протекавшей рядом реке Амур[101], а лагерь «В», что интересно, в честь не Владивостока, а совсем другого города – Ворошилова (ныне Уссурийск)[102]. Решение представляется немного необычным, так как «южный лагерь» располагался ближе к Владивостоку, чем к Ворошилову. Бывших партизан тренировали как разведчиков и диверсантов – советское командование не оставляло надежд когда-нибудь снова забросить их в Маньчжоу-го[103].
Еще одним поводом для разочарования коминтерновцев стало то, что среди бежавших партизан не оказалось Вэй Чжэнмина – одного из самых высокопоставленных командиров движения, и то, что судьба Вэя оставалась неизвестной. В конце концов приняли решение сформировать две поисковые команды – одну под командованием Ким Ир Сена, а вторую под командованием его друга Ан Гиля – и послать их обратно в Маньчжурию искать Вэй Чжэнмина.
9 апреля 1941 года обе команды покинули лагерь «В» и пересекли границу с Маньчжоу-го[104]