– У меня вся нужная, – оправдывается мужчина.
– Нужной мебели не бывает, – говорю ему я, и мужчина этот задумался надолго.
– Сейчас, – говорит, – швабру принесу, пристроите её куда-то. А то я полы год не мыл, значит, она мне не нужна больше.
И вот забор готов, и его можно вокруг обойти в одну сторону и в другую, и держится он на нескольких швабрах. Захар наверху сидит и ногой болтает.
– Эх! – вздыхает Астя в красном комбинезоне. – Как посмотрю на этот забор, так и молодость вспоминается сразу, а как отвернусь, так забывается.
Дома вокруг исчезли, и с одной стороны забора стало солнечно и жарко, а с другой сезон дождей начался. Мы пошли в ту сторону, где сезон дождей, потому что ни разу ещё так много дождя сразу не видели. А Захар впереди шёл, чтобы забежать туда, где дождь ещё не начался, но всё равно мок.
Мы пытались разглядеть, какая вокруг природа, но из-за ливней ничего видно не было. И шумел дождь так здорово, что даже Астю слушать не хотелось, хотя обычно мне её хочется слушать.
– Нужны какие-нибудь ёмкости! – кричит Астя так громко, что мне её всё равно слушать приходится. – Ты что, Кимка, не слышишь, что ли? Ёмкости нужны!
– Зачем, – спрашиваю, – это они тебе понадобились?
– Чтобы дождь в них собирать, – говорит Астя. – А то он зря льётся, а собирать его никто не пробовал.
– Конечно! – говорю я. – Потому что и так воды хватает!
– Так всегда! – кричит Астя. – Сегодня есть, завтра нет, и никто не задумывается!
И гром прогремел – такой, что Захар там, впереди, аж присел. Потом мой брат исчез куда-то, а вернулся с ведром.
– Смотрите, – говорит мокрый Захар, – какое ведро! С ручкой, с дном, со стенками!
– Да, – говорит Астя. – Настоящее, а не какая-нибудь подделка.
И сразу ведро под дождь поставила, и оно водой начало наполняться, а до этого Захар его перевёрнутым держал. Потом Захар притащил ванну, мы с Астей банки стеклянные нашли, зонт, попавшийся под руку, рукояткой перевернули. Всякие ёмкости, которые Захар приносил, мы друг на дружку водружали беспорядочно – так, что конструкция какая-то получилась. Ливень сразу по дну наших ёмкостей затарабанил, и получилась почти что музыка.
– Вот теперь вода пристроена, а не просто так льётся, – довольно говорит Астя. – И никто ведь до этого не додумался, кроме меня. А если бы я не додумалась, то вообще никто никогда не додумался бы.
Мы с Астей сели на краешек одной из ванн и смотрим, как туда вода заливается. А Захар вообще в ванну залез и в воде сидит.
– Какая разница, – говорит Захар. – Я и в ванне мокрый, и, если вылезу из неё, всё равно не высушусь.
А из другой ванны вдруг существо какое-то вылезает, прозрачное, водянистое, а внутри у него рыбка плавает, и по нему улитка ползёт.
– Сами виноваты, – говорит он нам, – что такую конструкцию построили, из которой дождевики появляются. И ритм нужный, и ванны все на месте.
– А если мы одну ванну сейчас перетащим в другое место? – спрашивает Астя.
– Ну перетаскивайте, раз так охота, – говорит дождевик. – Я бы лично не стал таскать, потому что никакого толка, и все дождевики уже допоявлялись почти.
Он в сторонку отходит, а из ванны другой дождевик вылезает. Внутри у него мячик плавает, синий с красной полоской, а к голове водоросль прилипла.
– Сами виноваты, – говорит он нам, – что такую конструкцию построили, из которой дождевики появляются. И ритм нужный, и ванны все на месте.
– Я уже говорил, – говорит первый дождевик.
– Мало ли, – говорит второй, а тут и третий вылезает.
В стопах третьего дождевика камешки морские виднеются, а на голове у него медуза – спящей притворяется.
– Сами виноваты, – говорит он нам, – что такую конструкцию построили, из которой дождевики появляются. И ритм нужный, и ванны все на месте.
А мы с Астей одну из ванн как раз перетаскиваем, чтобы эти дождевики не повторялись больше.
– Сами виноваты, – говорит четвёртый. – Вы такую конструкцию построили, из которой дождевики появляются. И ритм нужный, и ванны почти все на месте.
– Это вы, – говорит ему Астя, – виноваты, что из наших ванн полезли, потому что мы их собирали для воды, а про вас даже не думали.
– Они ещё и не думали, – говорят хором дождевики. – Нам обычно люди попадались, которые думать умеют, а эти какие-то неразумные.
Пока они это говорили, из воды ещё пять дождевиков появилось, каждый из которых нам про нашу вину сообщил.
– До этого всё ерунда была, – говорит Астя. – А вот это история так история. Вдруг они будут появляться, пока сезон дождей не закончится, а нам их выслушивай!
– Давай, – говорю я ей, – уши закроем. Пусть молча появляются.
Мы все уши закрыли, и дождевики тоже уши закрыли.
– А вы чего, – кричит им Астя, – уши закрываете?
– Нам, может, тоже не нравится, – говорят дождевики. – Но надо же что-то говорить, когда появляешься, а сразу ничего умного в голову не приходит.
Тут как раз пятнадцатый дождевик появился, маленький такой, раз в десять меньше остальных, и внутри него, как в стакане с газировкой, пузырьки воздуха вверх-вниз гуляют, а к ладони его осенний лист прилип. Мы даже уши открыли послушать, как он ругаться будет.
– Всё, – говорит дождевик. – Я самый последний и самый приличный, я даже ругаться не буду, и не ждите.
Астя его на руки взяла и в карман комбинезона посадила – так он ей понравился.
– Мне он тоже, может быть, понравился, – говорит Захар. – Только у меня такого подходящего комбинезона нету.
А самый маленький дождевик говорит радостно:
– Видимость нулевая! Местность сканирую! Направо – лес! Сзади – забор! Слева – тоже забор!
– Надо же, – говорит Астя. – То ли это мы такой забор большой выстроили, то ли у нас о заборах неправильное представление.
– Прямо, – говорит маленький дождевик. – Хижины!
Тут все дождевики радостно закричали, что хижины.
А я говорю:
– Знаем мы эти хижины! Сверху крыша, по бокам стены, а внутри дождя нет.
А Захар бежит впереди и говорит:
– Это ты, Кимка, знаешь. А мне они могут казаться чудовищами с когтями, но я всё равно бесстрашно вперёд иду.
Астя вполголоса говорит мне:
– Очень красивый у тебя, Кимка, брат получился.
– Брат как брат, – говорю я ей, и мы в это время к хижинам широкими шагами идём.
– Ну не скажи, – говорит Астя. – Таких братьев ещё поискать надо, а он сам к тебе пришёл.
Мы к одной хижине пришли, а она зелёная, вся растениями заросла, и крыша у неё из листьев. Выстроились мы полукругом – люди в центре, а дождевики по краям.
– Там, – говорю я, – живёт кто-то, наверное, а мы так, без спроса явились, но нам не привыкать.
Дождевики в ответ на это уселись прямо на землю и на хижину смотреть стали. А потом говорят:
– Нет. В других хижинах ещё кто-то есть, а из этой все разбежались, потому что сезона дождей не любят. А когда сезон дождей закончится, назад вернутся и заживут лучше прежнего, пока следующий дождливый сезон не начнётся.
Мы внутрь заходим, свет включаем и сразу чувствуем, как хорошо, что мы здесь, а дожди снаружи остались. В этой маленькой хижине ещё камин поместился, и хозяева специально для нас дрова перед камином положили. Когда огонь разгорелся, дождевики подтащили к камину кресла-качалки – как раз на всех нас кресел-качалок хватило. Нам с Астей и Захаром они так понравились, что, раскачиваясь, мы чуть ли не доставали головами до пола.
– Здорово! – кричит Астя. – Вот это устройство для активного отдыха!
А дождевики на своих креслах-качалках пассивно посиживают и ноги к огню вытягивают – греются. А я, пока качался, не сразу даже заметил, что они уменьшились сначала на одну пятую, потом на одну четверть, а когда до одной трети дошли, то я спросил:
– Вам не кажется, что вы уменьшаетесь на доли?
И даже раскачиваться прекратил, и Астя с Захаром тоже остановились. И им тоже стало заметно, что дождевики уменьшаются – прямо вместе с их медузами и водорослями.
– А что, – говорят дождевики. – Сейчас испаримся, а потом снова выпадем. Сезон дождей всё-таки!
И тут Асте маленький дождевик говорит из кармана:
– Ты, Астя, меня водой поливай незаметно, чтобы я остался, а то надоел мне этот круговорот воды в природе, а поделать с этим сам я ничего не могу.
Астя, продолжая раскачиваться, умудрилась его в огромную колбу с водой запустить, и теперь дождевик внутри колбы плавал вверх и вниз, и его было почти не разглядеть, только осенний лист мелькал.
Смотрим – а дождевики все испарились уже, и только кресла покачиваться продолжают. И я говорю:
– Давайте на разных креслах покачаемся, вдруг на них качаться неодинаково.
И вот мы качаемся на креслах – то на одном, то на другом, то ложимся плашмя, чтобы на двух сразу, то я с Захаром на одном кресле покачаюсь. А Астя вообще стоя раскачивается – не страшно ей. И уже когда я проснулся, то подумал, что так мы здорово раскачивались, что я не заметил, как прямо на кресле заснул.
– Вечно, – говорит Астя, – как в эти хижины зайдёшь, так в сон клонит, а без них можно по три года не спать.
– Кто знает, – говорит Захар. – Может, это и полезно. Я, потому что знаю мало, так ничего сказать и не могу. Мне всего год исполнился, хотя выгляжу я на все десять.
Я хотел ему что-то ответить, а потому стал подниматься. Только подняться не смог и снова в кресло упал. Смотрю, а мой паук, который к штанине прицепился давно уже, паутиной меня прямо к креслу приплёл и сидит на ней, довольный такой.
– Давно я, – говорит он, – паутины не плёл, а тут что-то захотелось. Вечно, – продолжает он, – как в эти хижины зайдёшь, так паутину плести охота, а без хижин можно её года три не плести, а мух на лету ловить, у меня и навык имеется.
Астя тогда паутину аккуратно сняла с меня и в угол дома перенесла, а паук говорит:
– Ты, Кимка, не грусти, но я тут останусь. Очень уж мне нравится на паутине сидеть – больше, чем на штанине, а я почему-то думал, что наоборот. Заодно хозяева, когда вернутся, обрадуются, что хижина у них теперь такая обжитая.