– Прости, – повторяю, протягивая собранные фотографии, развернув их вниз лицом, – шкатулку можно починить. Я знаю отличного мастера.
Антон… не говорит ни слова.
Он хватает у меня из рук фотки. Он дергает их к себе так люто, что удивительно, как не разорвал. Он срывается с места и уносится куда-то вглубь квартиры, оставив меня и Карамельку вкушать угрызения совести о совершенном вандализме.
– Что тут произошло? – удивленный голос Ройха за моей спиной – как еще одна затрещина. Онемение моей души добирается и до рук – я не чувствую ничего, когда собираю с пола части поврежденной шкатулки.
Когда встаю на ноги – смотрю не на Ройха, смотрю на Агнию.
У неё такой концентрированно желчный взгляд, в котором читается очень много впечатлений обо мне как о воспитателе. Ладно, хоть обо мне, а не о Карамельке…
– Объясни, пожалуйста, – прошу, хотя понимаю, что не особо имею права на это.
Но говорить с Ройхом я сейчас не хочу.
– А это ты куда понесла? – Агния стреляет ядовитым взглядом на шкатулку, неловко прижатую к груди локтем.
– Верну, – устало обещаю я, нашаривая ладошку Карамельки высвобожденной рукой, – после ремонта верну. Говорю же, знаю мастера.
Взгляд у Агнии становится снисходительно-ядовитым, в духе “ну хоть что-то ты сделать способна”.
Да и плевать мне на её взгляды, лишь бы появилась уже возможность, глядя прямо перед собой, протиснуться в дверь мимо Ройха и вытащить за собой Кару.
Только когда я сама захлопываю дверь своей квартиры, запираюсь на оба замка, а Кара убегает в детскую, чтобы там срочно на что-нибудь отвлечься – у меня появляется возможность стечь на корточки, сжимая пылающие щеки ладонями.
Перед пасынком Ройха стыдно до безумия.
Но перед Киром почему-то еще стыднее!
Глава 15. Юлий
– Выходи, Леопольд!
В ванной такая мертвая тишина, хоть дверь вышибай, чтобы убедиться, что с Антоном все в порядке. Однако я не хочу разносить свежеснятую квартиру в первый же день. Тем более, что Агния оказалась из категории мнительных хозяек, обещалась периодически заходить, проверять.
В обычной моей ситуации я бы такую назойливую хозяйку послал, но сегодня было просто не до этого. Упустить шанс поселиться так близко к Катерине и нашей с ней дочери я просто не мог.
Да, пусть она не болела мной настолько сильно тогда, но… Это все равно была та возможность, от которой я не смог отказаться.
Хотя соседства дверь в дверь я не ожидал, конечно. Повезло.
Повезло бы, не будь у Катерины этого её жениха.
Тогда бы…
Ах, если бы да кабы, да во рту б грибы росли!
– Антоний, давай выходи, – снова барабаню в дверь ванной одной рукой. Свободной рукой слегка резковато перелистываю страницы лежащего на коленях блокнота. Блин, да сколько же за три года наросло в моем ежедневнике номеров телефонов?
А, вот оно!
Номер, выделенный розовым маркером. Даже помню день, когда я так вот его выделял.
Затея «достать Антона из ванной» и успокоить пока не представляется возможной, поэтому – я решаю дать ему просто тишину. Иногда именно тишина и нужна для успокоения.
– Юлий Владимирович, чем обязан?
Честно говоря, я так и не смог избавиться от своего предубеждения ко всему роду Капустиных как к явлению. И Игорь Андреевич, отец злополучной Анны, мне не нравился даже вопреки тому, что вопросы с его семейством я как будто разрешил, ущерб, нанесенный моей карьере, остался в прошлом.
И все-таки…
Это из разряда «если бы». Если бы придурочная малолетка не вздумала строить из себя великую интриганку – у нас с Катериной все могло быть совсем по-другому. Хотя бы в начале.
– У меня к вам вопрос не в бровь, а в глаз, Игорь Андреевич, – выкрутив учтивость на максимум, произношу я, – может быть, вы в курсе. Не искала ли ваша дочь питерский адрес Кати Ивановой?
С той стороны трубки некоторое время молчат. Так странно молчат, что у меня складывается ощущение – против меня иск готовят, о нарушении личного пространства, или что-то такое.
– А вы откуда знаете? – уже гораздо менее спокойно произносит Капустин-отец. – Вы видели Аню?
Час от часу не легче. Старый кавалер Капустины, за неведомым хреном докопавшийся до Катерины. И сама Капустина, сгинувшая так нахорошо, что даже её всемогущий папочка не в курсе, где она находится. Даже принюхиваться не надо, чтобы понять, что история пахнет паршиво.
– А вы её потеряли? – спрашиваю, скорее для подтверждения собственных догадок.
– Уже четвертые сутки не выходит на связь, – в голосе Игоря Капустина начинает проступать такое концентрированное беспокойство, что впервые за несколько лет я проникаюсь к нему сочувствием.
Доченька у него, мягко говоря, проблемная, даром, что взрослая.
– А парень её?
– Илья? – голос Капустина приобретает своеобразный оттенок обреченности. – От него мало проку. Он не знает, где Аня. Утверждает, что последние пару недель она люто мешала вино и таблетки. И просто не пришла домой, это, мол, за ней водится.
– И он сказал вам это только после её исчезновения? – придирчиво уточняю, припоминая Капустину недельной давности. Она не походила на девочку в запое, да и таблеточного кумара в её сосреточенном лице в вечер, когда она завозила мне журнал, я не заметил.
– Так вы видели Аню? – Капустин все-таки вспоминает про свою журналистскую цепкость, и стискивает её невидимые челюсти на моей лодыжке. – Почему спросили про Иванову? Аню видели с ней?
– Нет, но я видел её кавалера… – задумчиво откликаюсь и прикидываю, насколько реалистична идея, что парень Капустиной так же, как и я, перерывал сайты агентств по аренде недвижимости ровно для того, чтобы среди десятка тысяч квартир, сдаваемых в Питере, найти тот самый дом, с теми самыми желтыми балконами, которые засветились на одной из немногих сетевых фоточек Холеры.
Нет, пожалуй, нет.
Все-таки не верю. Можно, конечно, заподозрить в этом сопляке гения наблюдательности и дедукции, но все-таки у меня хотя бы глаз наметан отмечать архитектурные нюансы окружающего мира. А Илья Герасимов – он не производил на меня впечатления гения, который хоть и не изучал, но разбирается. А значит, адрес кто-то ему должен был дать.
Когда папа – большой репортер со связями в ментовке и издательском бизнесе, вероятно, навести справки о месте жительства молодой перспективной писательницы для него было раз плюнуть.
– Черт знает что, – хмуро заключает Капустин, когда я ему объясняю, в каких обстоятельствах видел Герасимова, – вы уверены, что он действительно пытался угрожать Ивановой?
– Я видел её вещи, разлетевшиеся у подъезда, – сухо отрезаю, – видел, что она напугана. И этот утырок за волосы её держал, а при моем появлении – испарился.
Надо было, разумеется, догнать и побеседовать по душам.
Только я зевнул, упустил момент, споткнулся о кинжально-острый взгляд Холеры – не ожидал же, что встречусь с ней в первый же час своего демо-заезда. Тем более – в такой ситуации.
– Странное дело, – Капустин будто и не замечает мой тон, – сколько знаю Илью, он всегда был мушкетером со всеми женщинами, которых только видел. Его все обожают. И Аня тоже, столько лет с ним…
– Вы пробовали искать её через телефон? Пробивать по локации звонков? – нетерпеливо уточняю я, пытаясь конкретизировать расположение главного источника неприятностей.
– Сим-карта не активна, – Капустин вздыхает тяжело и раздраженно, – телефон, кстати, тоже. Что моя дочь умеет делать хорошо – так это прятаться от ответственности за свои поступки.
– А адрес Ивановой вы Ане когда скидывали?
– Да где-то в начале той недели, – Капустин откликается рассеянно, – кажется, они встречались, и Аня хотела Кате то ли открытку послать, то ли что-то еще.
Открытка в век интернета?
Нет, конечно, не исключено, особенно на фоне того, что Холеры нет в соцсетях вообще нигде, даже под псевдонимом. Она живет на сайтах самиздата, и там же прячется за фото, на котором только её подбородок и захвачен.
И все-таки больше мне верится, что адрес Катерины был нужен Капустиной для чего-то другого. Но нахрена, если тут появилась не она, а её дружок?
Не сказать, что беседа с Капустиным хоть как-то помогла хоть кому-то из нас. Я узнал, что Анна, как минимум, получила адрес Холеры в свое распоряжение, но не понял, на каком этапе в эту историю вклинился утырок, с которым она спит. А Капустин… Ему была нужна дочь, а узнал он про её парня.
Ну, мы хотя бы торжественно клянемся, что сообщим друг другу новости, если они вдруг появятся.
Сунув телефон в карман, я снова подхожу к двери ванной и постукиваю в неё костяшкой указательного пальца.
– Тоха, я хочу подышать воздухом, ты со мной пойдешь?
Ванная отвечает мне гробовой тишиной, но ненадолго. Дверь поскрипывает, открываясь, когда я только берусь за шнурки на ботинках. Одевается Тоха молча, пыхтит – громко, всячески демонстрируя то, что в списке непростительных моих грехов стало на один больше. И все-таки оставаться один он не хочет.
До этого я уболтал его пять минут побыть с Агнией, что было в общем-то свинским поступком, но…
Я совершенно случайно подошел тогда к окну. И наверное, это прогрессирующая дальнозоркость, обострировавшая на фоне маньячной одержимости, позволила мне разглядеть издалека на узкой дорожке между домами Катерину в компании маленького чуда, двигающихся на разной скорости, но в одном направлении. Ко мне навстречу!
Конечно, детский сад был срываться из квартиры им наперерез.
А как назвать при этом ситуацию, в которой я оставил сына почти что одного?
Ох, как же долго мне придется себе объяснять, что я не сделал при этом ничего дурного.
И то не факт, что аргументы меня убедят все-таки.
Столько времени себя убеждать, что дайте мне выбор – и я выберу ровно то, что выбрал, и за пять минут сорваться озабоченным придурком к этой своей безнадежной, неизлечимой… холере. Поступиться всем, включая здравый смысл, ради иллюзорного шанса пересечься с ней без свидетелей.