– Сказать? – я кривлю губы в очередной из кислотнейших моих улыбок, которые я придумываю сугубо для этого мужчины, – что вы думаете по поводу этого предложения, Юлий Владимирович?
Он думает, что проще закинуть меня на плечо и выпрыгнуть в окно. Окон тут правда нет, но кто ж мечтать-то может запретить?
– Не смей, – едва шевелятся его губы, и звука нет, но я все равно прекрасно понимаю, что он мне говорит.
– И почему же я должна вас слушаться? – спрашиваю саркастично изгибая бровь, – потому что, о боже мой, мы когда-то пару раз переспали? Так в ЗАГС ты другую повел, какие ко мне претензии? А я сегодня хочу стриптиз. Мужской. Здесь и сейчас. И без него не уйду. Ясно?
Шампанского все-таки слишком много – я не чувствую ничего, кроме жгущей изнутри ненависти, не слышу ничего, кроме яростно стучащего своего сердца, и не вижу ничего, кроме темных, бездонных, ядовитых мужских глаз.
А потом на его лице расцветает такая ядовитая улыбка, что мне становится слегка жутковато, потому что я прям чувствую как задумывается в этой голове новая пакость.
– Эй, щегол, – Ройх ослепительно скалится, но не мне, а стриптизеру, что до сих пор меня обнимает, – слышал? Моя девочка не хочет уходить без стриптиза.
– Вот и вали, – уже откровенно враждебно рычит парень, крепче меня обнимая.
– Ну вот еще, – ухмылка Ройха становится совершенно издевательской, а сам он неторопливо огибает меня и спустя пару секунд усаживается на той же барной стойке, рядом с соперником, – моя девочка хочет стриптиз, и она его получит.
Я втыкаю в его слова ровно минуту. А потом он все с тем же лицом расстегивает верхнюю пуговицу своей рубашки…
Я…
С трудом удерживаю челюсть на месте. С немыслимым усилием отклеиваю язык от неба, к которому он прилип. И терплю поражение, в попытке разжать стиснувшиеся от шока пальцы. Еще не хватало чтобы бокал вдребезги разлетелся…
Ройх что, с ума сошел?
– Эй, ты тут не работаешь! – возмущенно рычит мой стриптизер, осознав, что у него выгрызли просто огромный кусок моего внимания.
– Ну так и ты тоже, макак, – насмешливо отбивает Ройх, даже бровью не поведя, – работа за интерес работой не считается. Так что – ты за интерес, я за интерес, посмотрим, кто больше во вкусе этой девочки?
Чего у него не отнять – так это умения держать удар.
Кажется, за столько лет не научился бить аргументами, даже дурацкими, оспоримыми, но так хлестко, что соперник с полуслова будто получил удар по горлу, и лишь беспомощно хватает ртом воздух. Его эскападу, что я мол ему понравилась и он согласен поработать задаром слышала не только я – но и пара-тройка других дамочек у барной стойки. И судя по тому, как обиженно они надулись – защищать интересы гнусного подлеца, вместо прекрасных них, выбравшего какую-то соплюху в дурацком свадебном платье – у Ройха если что найдутся свидетели.
– Ну что, котенок? – Ройх не повышает тона, но я все-равно слышу его будто он говорит мне на ухо, – ты смотришь? Тогда я начну, если вы не против.
– Почему это ты начнешь? – снова возбухает его оппонент.
– Старперам надо уступать, малыш, – Ройх ослепительно сверкает зубами, и продолжает терзать меня своим невыносимым взглядом.
Ненавижу его. Ненавижу, не верю, презираю!
Что он о себе возомнил? Что снимет рубашку и я брошусь к нему на шею? Что мне вообще интересно, насколько сильно он отрастил пузико за эти три года?
Что ж! Тем радостней будет его разочаровать! Досмотреть до конца эту его пародию на стриптиз, сложить губы в самую разочарованную улыбку на свете и сделать ручкой. Можно еще и в ВИП-зону все-таки удалиться, вон она, призывно переливается цветами от пурпурного до нежно-голубого. А если я прихвачу вот этого вот паренька, за его тонкий пижонский галстучек и уведу его за собой – может у Юлия Владимировича камни из почек наконец выходить начнут?
Давно этого не было…
Давненько я не ухмылялась ему в лицо настолько вызывающе, буквально требуя начать бой. Бокал в моей руке тяжелеет – это Анька, поняв что мне не до бармена стащила со стойки бутылку с шампанским и спасла мою жизнь от горя вселенской трезвости. То что нужно сейчас. Пусть погромче шумит в моей крови прибой бесстыжих пузырьков! Я бы и сама потянулась за добавкой, если бы мои глаза сейчас принадлежали мне…
Увы, но нет. Мои глаза никак не отлипнут от длинных пальцев, что с вдохновением проходятся по белому воротничку рубашки.
Простое движение. Даже не вписанное в томную музыку, под которую тут творятся грязные делишки. Он даже не старается. Просто слегка поддергивает расстегнутую у воротника рубашку повыше и падает пальцами вниз! Впивается в следующую пуговицу.
Когда я только увлекалась стриппластикой на уровне хобби – я всерьез таращилась на разных танцоров, мужчин и женщин, впитывала стиль, усваивала фишечки. Семнадцатилетней соплюхе что пошла наперекор тоталитарному папашу это казалось дерзко, откровенно, зашкаливающе отважно…
В общем и целом, я видела плохих стриптизеров-мужчин, видела хороших. Мужчины часто делают упор на игру мышцой, их козыри там – женщинам явно нравятся и в бешеном ритме сокращающиеся ягодицы, и ходящий вверх-вниз мускулистый пресс, и грудные мышцы, будто вышедшие на спарринг с твоим либидо…
Бывают другие мальчики, со стилем “Супер-Майк”, когда вроде не плещется агрессивно тестостерон в лицо, но вкрадчивыми переливами тела ты все равно завораживаешься сама по себе.
Я не ожидала от Ройха ничего, ни первого, ни второго хорошего.
Но и что буду смотреть на него не отрывая глаз – не ожидала тоже.
Кажется, что мы наедине. Кажется, что не в клубе, а в гулкой пустой аудитории. Его выражение лица – типичный декан, который рассматривает в прицел боен-глаз отличницу с хвостиками. А пальцы – бессовестные пальцы, чутко реагируют на каждый правильный ответ.
Надо отвернуться!
Глаза хотя бы на секунду отвести!.
Кажется, я собираюсь с силами, но Ройх передергивает плечами и черный жилет, классическое его облачение, он в нем даже похищал меня сегодня, падает куда-то за барную стойку. Рубашка расстегнутая почти до конца сползает с плеча, обнажая тело.
Боже…
Я же…
Я же видела других мужчин.
Видела Кира, на его рельефную спину то и дело пытались повеситься какие-нибудь сучки. Видела хоть даже местных стриптизеров – атлетичных, мускулистых, маслом для блеска кожи отполированных…
У меня не должно так сводить сухостью горло…
Не должно!
Так что хочется себе дать оглушительную пощечину – Катя, окстись, ты вообще-то свадьбу тут свою сорвавшуюся оплакать пришла. А сама…
На кого залипаешь? На что? На сухие крепкие плечи? Ровные, матовые, с четким сдержанным рельефов. Эта форма – не для того, чтобы повыгодней продать хозяина. Эта форма – для души, её поддерживают для себя, не расстрачивая по мелочи…
Он поджарый и твердый – видно издалека. Это я осознаю, только краем глаза замечая как подтягиваются ко мне и к моему креслу другие клиентки этого заведения.
Подтягиваются. Смотрят. Глазами облизывают. Задумчиво теребят блестящие застежки сумочек, в которых прячут разменяные пачки мелких купюр для “чаевых”.
Ногти мои царапают колено под тонким шифоном и вот-вот прорвут его насквозь… Дальше, дальше, что же будет дальше?
Я читала в детстве сказку о мальчике, что продал свой смех за бесконечный запас удачи. Интересно…
Где тот демон, что украл у меня мои глаза и продал их Ройху задаром? Где моя цена? Какова она? Десять тысяч пузырьков от шампанского?
Мои глаза прикованы к его рукам.
Никогда не замечала в себе такого фетиша, но вот здесь и сейчас я уже почти дымлюсь от желания выцарапать глаза тем сучкам, что сейчас смотрят как медленно, многообещающе длинные пальцы скользят по всем поджаростям шикарного мужского пресса.
И дело даже не в поджаростях. Но и в тонком белом шраме вдоль левого бока. Шрам, который я должна бы непомнить. А я помню все – и тот напряженный вечер, когда Ройх им обзавелся. И мучительно-жаркую ночь после. И кислотно-ядовитое утро…
Ненавижу…
Ненависти в моей груди, что невозможно все, даже дышать, но даже с учетом этого, я не могу наскрести в себе сил оторваться от разоблачающегося передо мной Ройха. Будто зачарованный удавом кролик я играю в его игру. Продолжаю смотреть – на этот раз как пальцы его на обратной пути проходятся вдоль пресловутого шрама, заставляя комок ненависти в моей груди только сильнее запульсировать, а потом поднимаются выше. К груди. К кадыку. К губам…
– Козлина, – я беззвучно шепчу, пользуясь случаем и впиваясь в его глаза.
Глаза, которые смеются, глядя на меня. Смеются и орут во всю глотку – ему не стыдно. Не стыдно сидеть тут, не стыдно раздеваться на потеху неудовлетворенных дамочек. Возможно, он даже подумает, принимать ли чаевые, которые какая-нибудь красотка решит заправить под ремень его черных брюк…
– Изыди, – я шепчу это едва-едва шевельнув губами, и уверена – Ройх не может ничего услышать, но уголок его губы так ликующе дергается, будто каждое мое слово для него очевидно.
Это очень плохо, если он понимает, как именно влияет на меня. А он понимает. И улыбается мне откровенно, испытующе, не говоря ни слова, но все что мне нужно – я читаю в его глазах.
“Ты ведь этого сама хотела”.
Вот только с каждой секундой я хочу кое-чего иного.
То чего не должна хотеть, то что исключила для себя целую вечность назад, недопустимое, возмутительное…
– Ох, крошка, крошка… – трагичный вздох над моим ухом заставляет только вздрогнуть, но не обернуться. Нет уж, это слишком. Там, на барной стойке расслабленно развалился Ройх и наглыми своими пальцами играет с пряжкой ремня. Судя по восторженным поскуливаниям – не я одна нахожу это зрелище достойным внимания.
Вот ведь сучки…
– Чего тебе, – выдыхаю не оборачиваясь. Я уже узнала стриптизера, который не смог перебить Ройха. И что влипла, тоже уже поняла. Интересно, знает ли Ройх, что он захватил мое внимание настолько, что я невижу сейчас вообще ничего кроме него. Даже не заметила как сидящий в полуметре от меня стриптизер соскользнул с барной стойки и встал за моим плечом.