[193]. Фильм посвящен приключениям немецкого эмигранта, который во время Первой мировой войны, несмотря на множество трудностей, решает вернуться домой и присоединиться к сражающейся армии. Вторая картина — «Блудный сын» («Der verlorene Sohn»; реж. Луис Тренкер)[194]; тут режиссер связал тему жизни немецких эмигрантов в Нью-Йорке с показом красоты родных горных пейзажей. Эстетические качества фильма были отмечены высокой оценкой цензуры, а на кинофестивале 1935 года в Венеции «Блудному сыну» присудили кубок итальянского Министерства культуры.
Гитлеровская пропаганда с невероятной изобретательностью эксплуатировала мотив страданий, которые якобы испытывают немецкие меньшинства в других странах. Это делалось при любом подходящем случае, в том числе и в игровом кино. Впервые данная тема дала сюжетную основу для антисоветского фильма 1935 года «Фризы в беде» («Friesennot»). «Бедствующими фризами» были объявлены немецкие эмигранты — крестьяне, живущие в нищете и к тому же подвергающиеся страшным преследованиям со стороны коммунистических властей. Фильм снимал Петер Хаген по заданию киноотдела Имперского управления пропаганды НСНРП. Главные роли исполнили Фридрих Кайсслер и Хелена Федмер. Нацистская цензура признала картину особо ценной в политическом и художественном отношении, а СССР был вынужден заявить протест против распространения этого лживого произведения. Протест был проигнорирован, и фильм шел на экранах многочисленных немецких кинотеатров вплоть до 1939 года. После нападения Германии на СССР он вновь вышел в прокат, уже под другим названием: «Деревня среди красной бури» («Dorf im roten Sturm»).
Яростная пропагандистская кампания, посвященная «преследованию» немецких меньшинств в Польше и имевшая целью усиление антипольских настроений, велась не только по радио, в прессе и книгах, но и в кино — сначала в хронике и короткометражных «документальных» фильмах, затем и в художественных картинах. Первая из них — с красноречивым названием «Враги» («Feinde»)[195] — вышла в ноябре 1940 года (режиссер Виктор Туржанский). В ней речь идет о судьбе фольксдойче[196], живших в приграничном населенном пункте на территории Польши до сентября 1939-го. Поляки предстают сборищем бездельников, забулдыг и подстрекателей, одержимых патологической ненавистью к немцам (это, как написано в рекламном проспекте, «банда германофобов»); немцы же — честными, скромными, работящими, мирно настроенными гражданами. Главных героев, ищущих спасения на территории соседней Германии, сыграли Бригитта Хорней и Вилли Биргель. На близкую тему — применительно к другим странам — Карл Риттер снял фильм «Превыше всего в мире» («Über alles in der Welt»)[197]. Его премьера, провокационно организованная в оккупированной Познани, состоялась 19 марта 1941 года. Обе работы, высоко оцененные за их политические качества, были признаны подходящими для широкого распространения среди молодежи.
Этот мотив представлен и в антиюгославском художественном фильме Фрица Петера Буха «Люди среди бури» («Menschen im Sturm»)[198]. Главные роли в картине исполнили Ольга Чехова (помещица Вера Осватич, которая вспоминает о своем немецком происхождении в момент, когда сербы — не хорваты — третируют местных немецких жителей) и Зигфрид Бройер (сербский капитан). Текст сценария пестрит оскорбительными эпитетами по отношению к сербам. После просмотра «Людей среди бури» некритически настроенный зритель выходил из зала преисполненным ненависти к сербам и убежденным в правильности военной акции против Югославии. На это и рассчитывали нацисты, ведь не стоит забывать, что значительная часть немецкого общества, полностью удовлетворенная уже достигнутыми успехами, приняла нападение на Югославию без воодушевления.
К преследованиям «фольксдойче» в Польше гитлеровское игровое кино обратилось повторно во время войны. На этот раз за эту тему взялись Густав Учицки и — в качестве автора сценария — Герхард Менцель. Плодом их сотрудничества стал фильм «Возвращение домой» («Heimkehr»)[199], который пусть и не вызвал в мире такого резонанса, как «Еврей Зюсс», но точно превзошел его по уровню ненависти и агрессивности. Его анализ в данном случае можно заменить подробным пересказом сценария.
Действие начинается в маленьком городке на Волыни в марте 1939 года[200]. Немцы уже вошли в Чехословакию. Поляки меж тем с удвоенной силой преследуют немецкое население. Так, здание немецкой школы превращают в отделение польской жандармерии. Надписи на немецком языке замазывают, а мебель выбрасывают из окон и сжигают. На костер попадают глобус, книги и — тут камера приближается — школьные доски, исписанные ровным детским почерком.
Грязные и непослушные польские дети смеются над немецкими, обзывают их и бьют. Немецкие дети, вежливые и опрятные, ничего не понимают, поскольку режиссер велел всем актерам, играющим поляков, для контраста говорить по-польски. Учительница немецкой школы Мария Томас (Паула Вессели), дочь местного врача, активно ходатайствует перед польским бургомистром (Богуслав Самборский), который отказывается отменить уже принятое решение и заодно отпускает циничные замечания по поводу немцев. Действуя от имени немецкой колонии, Мария вместе с отцом, доктором Томасом (Петер Петерсен), и женихом, доктором Мутиусом (Карл Раддац), отправляется в столицу воеводства (Луцк), чтобы обратиться за помощью к воеводе. Секретарь последнего (Юзеф Артур Хорват) с саркастической усмешкой, не вынимая сигарету изо рта, сообщает просителям, что воевода их не примет. Делегаты решают добиваться справедливости в суде, но и тут им приходится долго ждать, так что свободное время они используют, чтобы сходить в кино. На экране кинохроника: маршал Рыдз-Смиглы принимает парад, звучит обращение — откровенно антинемецкое. Зрители встают с мест и поют польский национальный гимн. Немцы не встают и не поют, говоря между собой по-немецки. Начинается драка, в ходе которой зрители страшно избивают и затаптывают доктора Мутиуса. Полиция, разумеется, умышленно прибывает слишком поздно, а владелец кинотеатра, на вид еврей, грубо требует выкинуть раненого из зала. По приказу польских властей больница отказывается принять избитого немца. Он лежит в бричке, стоящей посреди дороги и окруженной враждебной толпой. Раны столь серьезны, что вскоре д-р Мутиус умирает.
На экране вновь городок, вновь антинемецкие выступления поляков. Несколько оборванцев, скрывшись за деревом, стреляют в Томаса, из-за чего он слепнет. Преследование немецкого населения усиливается. Польские власти конфискуют немецкий трактир. Жена хозяина трактира становится очередной жертвой — поляки убивают ее, забрасывая камнями. Местом действия становится также Варшава. Посол Третьего рейха передает министру иностранных дел Польши ноту протеста в связи с преследованием немецкого меньшинства. Министр Бек (Тадеуш Жельский) отвечает, что права немецких жителей ни в чем не нарушаются. За его ответом следуют сцены насилия, которые свидетельствуют, что утверждения министра расходятся с действительностью. После каждой такой сцены эхом возвращаются слова Бека о том, что права немецкого меньшинства в Польше защищены законом. Группа омерзительного вида мужчин гонится за молоденькой светловолосой девушкой, но до изнасилования не доходит, поскольку девушка слишком быстро убегает. Тогда летят камни, и девушка падает замертво. При приближении камеры на шее погибшей можно разглядеть цепочку со свастикой.
Кадр из фильма «Возвращение домой» (Паула Вессели и Петер Петерсен)
Перед нами вновь волынский городок. Начинается война, и немцы втайне, скрываясь в овине, слушают по радио обращение Гитлера. Овин окружают жандармы, немцев арестовывают, в том числе с применением силы. Власти принимают решение вывезти немцев из городка. В страшной тесноте, в крытых грузовиках, обмотанных сетями, чтобы никто не сбежал, немцы — в том числе женщины с маленькими детьми на руках, беременные, старики и калеки — едут в Луцк, где их ожидает тюрьма. Мимо них проезжает повозка с двумя вальяжно развалившимися польскими солдатами.
Луцк. Двор тюрьмы имеет весьма мрачный вид: высокая стена с колючей проволокой, решетки, цепи. Внутри тюрьмы стоит Мария, обхватив тонкими руками крепкие прутья решетки. Она говорит со своими товарищами по несчастью, утешает их, воодушевляет, объясняет, что их страдания не напрасны. Лампы освещают фигуры заключенных, идут крупные планы. Мария произносит долгую речь — фактически это ее монолог. В какой-то момент камера приближается к ее лицу, и возникает ощущение, что Мария обращается к зрителям в кинозале. Тем временем поляки принимают решение расстрелять всех немцев, включая женщин и детей. Слышны даже звуки приготовления к казни. Однако немцы, воспрявшие духом благодаря словам Марии, хором поют: «На родину хотел бы я вернуться» («Nach der Heimat möcht ich wieder»).
Рут Хелльберг в фильме «Возвращение домой»
Поляки ведут арестованных в подвал. Мрачное подземелье, пол залит водой, из зарешеченного окошка торчит дуло пулемета. Раздается первая очередь, но практически сразу слышится звук сирены, объявляющей воздушную тревогу. Стража в панике разбегается. Узники вновь переживают часы мучительного ожидания. Однако вскоре после налета бомбардировщиков в городок въезжают немецкие танки. Заключенные освобождены.
Наступает зима 1939 года. Семьи волынских немцев со всем их скарбом стоят на морозе и ждут отъезда на родину[201]. Среди них Мария и ее ослепший отец, живое свидетельство зверств поляков. Рядом и другая жертва — хозяин трактира (Аттила Хёрбигер, муж Паулы Вессели), чью жену поляки забили камнями. Он печален и одинок, так что Мария его опекает. Вереницы повозок приближаются к границе. Со стороны Германии их приветствует большой портрет Гитлера, звучит воодушевляющая «Песнь немцев» («Deutschlandlied»).