й Феликсом, отправился в путь. По дороге этот отряд обрастал теми, кто хотел решить вопрос с властью радикально. И немецкий полк пополнился казаками, юнкерами, разными офицерами, рано осознавшими весь ужас произвола революции и безвластия, или просто бывшими решительными людьми.
Таким образом, спустя месяц в Санкт-Петербург уже входили два полноценных полка, и это было начало июля тысяча девятьсот одиннадцатого года. Разоружая все тыловые части, разгоняя пробольшевистски настроенные подразделения, два полка монархического толка вступили в предместья Санкт-Петербурга.
Немецкий специальный отряд, под командой гауптмана Либбе, соединился в Швеции с английским отрядом майора Дерби. Вместе они пересекли границу с Финляндией. Их было немного, всего две тысячи отборных бойцов, этого должно было хватить для выполнения того дела, ради которого они сейчас шли по льду Финского залива.
Ещё тысяча боевиков, прибывших с Троцким из Канады, ждала условленного сигнала, чтобы совместно выступить против Временного правительства, вместе с наспех сформированными отрядами Красной гвардии. Всё было готово, ждали только их.
Ленин скрывался на одной из съёмных квартир и ждал развития событий. Товарищ Троцкий, возглавивший Военно-Революционный комитет, активно распределял вооружённых людей, прибывших в его распоряжение, время от времени информируя об этом Владимира Ильича. Подготовка к военному перевороту шла полным ходом, жаркие июльские деньки должны были закончиться не менее жаркими белыми ночами.
Ленин, который совсем недавно был против начала вооружённого восстания и требовал, чтобы оно было отложено ещё минимум на полгода, приехав в Смольный, лично убедился, что всё уже подготовлено и необходимо дать только отмашку.
Дальше тянуть было нельзя. Части Петроградского гарнизона были разложившимися, но они не могли поддержать большевиков силой оружия, так как сами не хотели воевать. Митинговать, это да, а воевать, пусть и против временной власти, но законной, они не решались.
А значит, в бой пойдёт Красная гвардия и латышские полки. Последняя информация, полученная из Красного села, говорила о том, что оно взято неизвестными людьми, большинство из которых были русскими немцами, настроенными очень решительно и расстреливавшими любого, кто пытался на них напасть или препятствовать их продвижению.
За отказ давать локомотив, вместе с грузовыми вагонами, здесь же было расстреляно несколько саботажников, и вагоны, вместе с паровозом, были тут же поданы. Те из революционных рабочих, кто попытался сбежать, вылавливались и насильно доставлялись на станцию. А если они, всё же, убегали, то их семьи становились заложниками, вынуждая беглецов возвращаться обратно. Никто никого не жалел и не собирался этого делать, ни при каких обстоятельствах.
Штурм Зимнего был назначен на двадцать первое июля. Но все планы спутал Феликс фон Штуббе и его полки, начавшие занимать Санкт-Петербургский телефонный узел гораздо раньше озвученного срока. Временное правительство объявило о недопущении его свержения методом вооружённого переворота и попыталось задействовать свои верные части, но после первой же атаки поволжских немцев они разбежались.
Улицы Петрограда заполонили звуки истошной стрельбы, в которых можно было различить редкое тявканье винтовок, заливистые очереди станковых пулемётов и резкий частый треск ручных пулемётов. Бои закипели, но уже не с правительственными войсками, а с красногвардейцами и отрядами переодетых немцев, англичан и канадцев.
Это было совершенно непредсказуемо, поволжские немцы сражались на улицах Петрограда с германскими немцами, а русские солдаты и офицеры, в это время, отсиживались по домам, и лишь революционно настроенные матросы вливались в эту отчаянную битву. И это, несмотря на то, что большинство из них были анархистами, а с большевиками их объединял временный союз, благодаря тому, что матушка Англия умело распропагандировала матросские души через своих эмиссаров.
Отряды фон Штуббе смогли занять телефон и телеграф, их поддержали юнкера, захватившие Госбанк, дальше начались затяжные бои с большевиками. По улицам Петрограда катили полевые пушки, чтобы дать отпор монархистам, как отряды фон Штуббе окрестили и большевики, и Временное правительство. Но и у тех оказались орудия, а точнее 37-мм автоматические пушки, буквально выкашивающие всех, до кого могли дотянуться их мелкокалиберные снаряды. От частых выстрелов содрогалась не только сама автоматическая пушка, но и все окружающие, видевшие, к чему это приводит. К сожалению, при такой скорострельности, снарядов к ней был крайне ограниченный запас.
Ленин бросил телефон и с огорчением казал Троцкому, — кажется, нас отключили от телефонной станции, я не могу ни с кем связаться!
— Владимир Ильич, монархисты отбивают все нападения, они захватили телефонную станцию, Госбанк, телеграф и медленно выдавливают нас из центра города.
— Лев Давидович, нам нужно сейчас разгромить этих контрреволюционеров, если мы этого не сделаем, они разорвут нас на части и уничтожат. Это не наши партийные фракции, и даже не монархисты. Нам придётся бежать из России, самый благоприятнейший момент для торжества революции будет упущен. Это архиважно, как вы не понимаете! — деланно посетовал он, качая головой и засунув пальцы под края жилета.
— Я понимаю, Владимир Ильич, но у нас почти не осталось никаких резервов, лишь несколько броневиков и два полка латышских стрелков.
— Прекрасно, это очень прекрасно. Нет ничего проще, я лично возглавлю этот удар! Я поеду на последнем броневике, и мы прорвёмся к Зимнему дворцу, который уже в зоне досягаемости монархистов, и не они, а мы скинем Временное правительство, во что бы то ни стало. А этих голубчиков мы уничтожим, всех, до последнего человека, чтобы им неповадно было. Как это может быть, на нас нападают поволжские немцы, какое им дело до России и её судьбы? Пусть убираются куда угодно и не лезут в наши разборки. Правильно я говорю, Лев Давидович?
— Мне даже нечего на это возразить, — развёл руками Лев Давидович Бронштейн. Нам, русским, это в высшей степени удивительно, что немцы вступились за монарха. Хорошо, я собираю отряд, Владимир Ильич, и вы сможете ударить по монархистам не растопыренной пятернёй, а сжатым железным кулаком!
Феликс фон Штуббе с досадой наблюдал за тем, как идут уличные схватки. Люди, ожесточаясь, убивали друг друга, в городе, никогда не знавшем боёв, отлетала кирпичная крошка от стен и лилась людская кровь. Война шла не с интервентами, а с соотечественниками. Война за что? За будущее России? Крайне сомнительно, если за это будущее сражался непонятно кто. Но постепенно, за счёт превосходства в стрелковом вооружении, отряды фон Штуббе выдавливали противника.
Красногвардейцы, наёмники и матросы сопротивлялись, подтаскивая пушки, но в городе они не играли весомой роли, как в поле, и не приносили никакого преимущества. Всё больше и больше отвоёвывалось улиц и наступающие медленно, но верно, продвигались к центру города, чтобы захватить Зимний дворец и отстранить от власти Временное правительство.
Последнее усилие, и отряды фон Штуббе вбежали на площадь перед дворцом, отбросив все обороняющиеся части, как гарнизонные, так и красногвардейские. Никто зимний дворец не охранял. Ни пресловутый женский батальон, ни другие части. Немногочисленная охрана давно разбежалась, а министры, собравшись, сидели вместе в зале заседаний, примостившись в креслах, с ужасом ожидая развязки происходящих событий.
Феликс фон Штуббе уже представлял, как он войдёт и сбросит эту безвольную челядь, но…
Полк латышских стрелков окружил уже праздновавших победу монархистов и обрушился на них с разных сторон. На площадь перед дворцом прорвались пять броневиков и стали расстреливать из пулемётов монархистов, столпившихся у дворца.
Заговорила в ответ 37-мм автоматическая пушка. Её мелкокалиберные снаряды с лёгкостью прошивали тонкую броню броневиков, наматывая металл на тела сидящих внутри людей, разбрызгивая их кровь по внутреннему пространству.
Один броневик задымил, второй остановился, из третьего, как горох, высыпались наружу матросы, с перевязанными крест-накрест пулемётными лентами. У каждого в руках были гранаты, выдёргивая на ходу чеку, они стали бросать их в автоматическое орудие и в отстреливающихся солдат-монархистов. Вокруг загромыхали гранатные взрывы, и пушка прекратила своё существование.
Площадь заполонили латышские стрелки, вступив в бой с монархистами и выдавливая их за пределы Зимнего дворца. Из последнего броневика вылез Ильич и, подняв руку вверх, вскричал: «Товарищи, остался всего один шаг до взятия власти! Вперёд, Красная гвардия!»
Моральный порыв поднял латышей, и они смогли отбросить от дворца немцев и русских. Феликс фон Штуббе, скрипя зубами, отступал со своими отрядами, отстреливаясь из револьвера. Рядом взвизгнула пуля и снесла с его головы старую форменную фуражку.
Рядом пулемётчик стал перезаряжать ручной пулемёт, но не успел, пуля ударила его в грудь, и он рухнул без сознания на мостовую, выронив из рук оружие. Круглый диск, полный патронов, с грохотом покатился в сторону.
Придержав вращающийся круг носком сапога, Феликс упал на мостовую, схватил пулемёт и, подтянув упавший диск, быстрым и отработанным движением перезарядил пулемёт.
Длинная стрекочущая очередь тут же переломила пополам несколько латышских стрелков, а остальных заставила спрятаться за углами зданий или упасть на мостовую. Феликс подхватил сумку с запасными пулемётными дисками, лежащую рядом с убитым пулемётчиком и, щедро расстреливая лежащих перед ним стрелков, рванул назад, догоняя ушедших солдат.
На каждый выстрел, раздающийся ему вслед, он отвечал короткой пулеметной очередью. И, потеряв убитыми нескольких стрелков, от него отстали, предпочитая дать ему уйти, чем самим умереть почти на пороге победы. Мёртвым деньги и драгоценности не нужны, а в Зимнем дворце победителей ждало и то, и другое.