Путь был долгий. От меня напрямую в дальний Рокавей ничего не ездило. Поэтому только крюком через Манхэттен. Я уже немного подзабыл ту местность: три с лишним месяца прошло с момента моего «канвассерства» в этом районе. Но супермаркет «K-Mart» был быстро найден.
Я спросил Портера, но его не было. Оказалось, он теперь работает кем-то вроде охранника-инспектора по магазинам и на одном месте совсем не сидит.
− Ты лучше ему позвони, если по работе вопрос, − подсказал мне парень-кассир китайской наружности.
«Придется звонить», − я собрался с духом и набрал номер охранника Портера. Сбросил от страха и через минуту еще раз набрал. На удивление Портер очень быстро меня вспомнил и понял, чего я от него хочу.
− Давай на следующей неделе, в понедельник. Адрес я тебе в эсэмэске напишу, − сказал он и поспешил попрощаться.
«Ведь помнит, − я очень удивился памяти охранника, − может, и правда про адрес не забудет, и не придется второй раз напрягаться и звонить». Ровно через минуту пришло сообщение с адресом.
Короче, спустя неделю меня взяли в охранники одного из «K-Mart’ов». В собеседовании ничего сложного не было. «Штаны есть с рубашкой?», «Что делать будешь, если шоплифтера поймаешь?» и так далее. Шоплифтеры, кстати, − это магазинные воры.
Я попросил начать с охраной через пару недель, чтобы типа закончить с прежней работой. Просто как раз подходил рубеж моего увольнения или неувольнения из плазовского ресторана, и нужно было понять, что делать с работой дальше. Не уволят после ста двадцати дней – останусь в «Плазе»: зарплата там больше, плюс кормят. Уволят – получится неделя перерыва между работами, смогу походить в свою почти забытую школу английского и начну охранять «K-Mart». Как-то так. Ну, и как вы знаете, из «Плазы» меня уволили.
Из «Плазы» меня уволили, но походить в школу английского мне не удалось совсем-совсем. На следующий день после того, как я оказался свободным человеком, я подхватил отит и всю неделю провалялся дома со звенящей головой.
У вас был когда-либо отит? Сначала думаешь, ерунда, только как будто в одном из ушей что-то свербит. Потом на следующий день на подушке замечаешь пятна какой-то желтой фигни, а ухо начинает хлюпать. Дальше одно из ушей закрывается, и ты перестаешь слышать людей, голова отдает эхом, как будто там внутри совсем пусто. Из уха течет то ли гной вперемешку с кровью, то ли еще что, ухо постоянно приходится промакивать ватой. Постоянная температура, которую я себе не мерил, так как градусника нет, но сил не было даже выйти из дома, а значит, явно больше 38 градусов. Постоянно болит голова. Сложно дышать. Но самое противное, что больно есть: как только ты пытаешься открыть рот на достаточную ширину, чтобы запихнуть туда тонкий бутерброд, твое ухо начинает резонировать в край челюсти так, что ты клянешься голодать до конца своих дней.
Дней через пять отпускает, и ты думаешь, что есть все же рай на земле. Но потом начинает болеть другое ухо, и все повторяется, разве что в чуть более мягкой форме. Гноя на подушке становится меньше, и ты иногда что-то можешь услышать. Вы знаете, были у меня и конъюнктивит, и гайморит, но отит – это самый ад. Самый-самый! Мой руммейт по полуподвальной квартире Лена пыталась меня лечить: чего-то там капала, покупала вату и палочки для ушей. Но нужны были антибиотики, а на антибиотики был нужен рецепт. Рецепт, понятно, дает врач, а все врачебные приемы или по страховке, или за деньги. Ни того ни другого у меня не водилось.
На работу я вышел еще полубольным, но виду не подал. Тем более, если честно, работа охранником была та еще. Стоишь и тупишь возле касс целую смену. Иногда можно сесть. Иногда пойти в surveillance room[10] и позырить с полчаса мониторы с записью с двух камер.
Самым забавным в моей новой охранной работе было то, что делать нечего было весь день. Полная противоположность плазовскому ресторану. Там в вечерний час пик носишься как угорелый, а тут даже в самое загруженное магазинное время, после восьми вечера в будни и после полудня в субботу, когда в очереди на кассах народ стоит по двадцать минут, тебе все равно нечего делать. Очевидных шоплифтеров в этом «K-Mart» было немного.
Кстати, про мой магаз. Меня поначалу распределили работать в Бруклине, в моем Шипсхед-Бее, две станции метро от дома. Очень удобно. Причем, как сказал сам Генри Портер, потом меня могут перевести в другое место. У самого «K-Mart» охранников в штате не было, и они это дело передали на аутсорсинг, то есть нанимали стороннюю охранную контору для своих магазинов. Нас. Название у нас было очень тонкое, с юмором: «White Guards Inc.» Белые стражи инкорпорейтед! При том что сотрудники были негр на негре. Я пытался спрашивать, почему именно белые, но никто внятно мне ничего не сказал.
В общем, в этом бруклинском «K-Mart» я проработал месяц. Пистолетов-сканеров у нас тут не было, касс самообслуживания тоже, и ловить прохиндеев было особо и не на чем. Человек пришел, взял корзинку, накидал туда консервов, кока-колы и арахисового масла, рассчитался и вышел. Алкоголя, кроме пива и «винного напитка» − браги с запахом вина − у нас тоже не продавали. Персонал – штук двадцать сменных мексов-мерчандайзеров и около десяти кассирш. Восемь из них звали Мариями, а еще двух – Ларисами. И ни одной русской.
Между тем в Нью-Йорке наступил апрель, и стало совсем отлично и даже красиво на улице. Я часто выходил с работы на рассвете: магазин у нас был круглосуточный. Смена – сутки: утром пришел − утром ушел. Есть два часа на перекус и час на отдых. Я часто брал с собой на работу книжки из местной библиотеки, но редко когда удавалось что-то прочесть. В перерывах я ел в китайской столовке через дорогу, а в час отдыха просто дремал. После суток было 36 часов отдыха. Пролетали они очень быстро.
С переквалификацией в охранники я быстро понял счастье работы в ресторане. Чаевые. В нью-йоркском ресторане всегда есть чаевые. Даже у басбоев. И есть стимул стараться. Тут же, в супермаркете, у тебя все стабильно: десять долларов в час, и «о ревуар». Изредка overtime – сверхурочные. В итоге две тысячи долларов в месяц. Минус шесть сотен за курсы английского и минус пятьсот за комнату. Оставалось не так уж и много для большого дорогого Нью-Йорка.
Спустя месяц меня перевели работать в дальний район Квинса. Туда пришлось ездить на тошнотном автобусе с кучей балбесов и вонючих бомжей. Новое место было тоже супермаркетом, только побольше, почище, с самообслуживанием и миллионом камер для наблюдения. Как сказал мой новый супервайзер, не Портер, а другой – Терри: «Тут будет, кого схватить за жопу!».
Терри бы прав. Новый супермаркет оказался радостью для неплательщиков за магазинные товары. Вообще, конечно, нас, охранников, предварительно инструктировали, что делать с шоплифтерами. Чаще отпускать с миром, лишь заставив оплатить украденное или просто выложить все лишнее на кассе. Реже, в случае рецидивов, звать супервайзера, чтобы тот дал магазинным ворам втык. И совсем в редких случаях надо было звать полицейских. Эти случаи наступали, только если бандюк проявлял откровенную агрессию.
Помню, многие «зеленые» охранники спрашивали у супервайзера Терри что-то вроде: «А чего париться? Сразу бы копов позвать, и все. И этих накажут, и другим будет наука». Ответ, как самый сообразительный среди всех «белых стражей», я знал. Сдай сегодня я копам одного шоплифтера, будь он белый, или черный, или тинейджер, или сумасшедшая бабка, завтра мой супермаркет потеряет в выручке. Нью-Йорк, а особенно Бруклин и Квинс, – это диаспоры. Узнав, что обидели своего, эти диаспоры будут чаще обходить наш супермаркет стороной. Да, балбеса, да, вора, но своего. В общем, лучше не ссориться. Тем более похитителей все равно меньше не станет. Это, видно, что-то психологическое и просто так не поправить.
− Вот смотри, − говорил мне на днях Терри, − вот этот явно тащит. Терри указал на черного парня в шортах и футболке. Парню было лет двадцать, он был очень жилист и кучеряв.
− У него слишком белые, слишком начищенные кроссовки, он явно парится о своем внешнем виде, а в Нью-Йорке такими вещами парятся только полные ушлепки. Смотри, смотри, в корзинке пачка беби-моркови, беби-кукурузы, сок «Naked», тостовый хлеб, джем за три бакса и пачка донатов. Сок «Naked» стоит как хлеб, джем и донаты вместе взятые. Плюс не покупают черные гопники в Квинсе беби-морковку и кукурузу. Нет и еще раз нет! То есть, видишь, у него в корзинке два типа продуктов: всякая дешевая хрень, то, что его семья действительно покупает, – джем, хлеб и донаты, − и то, что он мечтает пожрать, но позволить себе не может. Молодые вкусные морковки, сок. Они правда вкусные. Но люди, которые покупают сок «Naked», не покупают химический джем за 3 бакса. Никогда.
Терри дело знал. И очень часто многие ситуации по знанию дела спускал на тормозах. Терри, кстати, был белым.
− Вторая проблема супермаркета – это eaters. Жруны. Те, кто поглощают продукты прямо в магазине и не платят за них. Это очень просто: магазин большой, схватил тот же сок «Naked», открыл, в три больших глотка выпил и спрятал пустую бутылку на полке. Легко. А заметить и противостоять трудно.
− Тут только два способа, − продолжил Терри, − заметил жруна, шарахни его… тяжелым взглядом. На многих работает: они и перестают жрать на неделю-другую. Ну-ка, у вас есть тяжелый взгляд? – спросил Терри в один из тренингов для новых сотрудников.
Я нахмурился. Терри не оценил:
− Марк, у тебя глаза голодной рыбы. Ты этим жену пугать будешь.
− У меня нету.
− Потому и нету.
− Так вот, − после паузы Терри продолжил, − способ второй – это запоминать. Тут у нас в основном все местные. Да, посетителей тысячи, но со временем начинаешь их различать. Чуваков, которые жрут в магазине, тоже. За ними надо следить и тыкать им обертками в нос. Жестко, чуть дерзко, но шуму не поднимать. Все равно никого не переделаешь, бороться можно только с единичными случаями. Да, и относитесь к поимке шоплифтеров как к соревнованию. Кто больше этих засранцев по-тихому прищучит, тому попрошу премию.