Препод, как вы понимаете, из меня был никакой. Хуже басбоя. Тем более хуже охранника. Я никогда никого ничему не учил. Я, конечно, посидел за учебниками, прежде чем идти репетиторствовать к Маше, но толку от этого большого не вышло. Ей было скучно. Поэтому мы стали гулять. Те самые два часа, за которые я должен был научить ее английскому, мы проводили на улице. Просто ходили и говорили. «Английский конь» у нее совсем не валялся, поэтому я начал с того, что рассказывал какие-то истории из своей жизни. Жизнь у меня не фонтан, но что-то в ней было. Я много говорил про ресторан «Плаза», про свою школу, где я до сих пор состою, но ходить туда совсем перестал с этой новой работой. Что-то про будущие планы. Да, и все по-английски. То, что она не понимала, я объяснял по-русски. И перемешивал это с грамматическими объяснениями.
Не могу сказать, что дело двигалось, но ей стало чуть интересней, и два слова она уже начинала вязать. И хотя я был уверен, что это не я молодец, а на курсах ей просто стало понятней и привычней, но Маша говорила, что курсы как были лажей с китайцами и сварливой неудовлетворенной училкой, так и остались.
− Ну ладно, − я согласился. Было все же приятно, когда тебя – дилетанта и охранника из «Таргета» − хвалят за педагогические успехи.
Маша вряд ли мыслила просто, но пока из-за слабого английского спрашивать она у меня могла только что-то незамысловатое:
− А что у тебя за вторая работа? Ресторан?
− Охранник в супермаркете. Или sales area attendant – присутствующий в торговой зоне.
− Сколько платят?
− Двенадцать долларов в час.
− Что ты делаешь в свободное время?
− У меня нет свободного времени. Я строю план по захвату мира.
− Когда это случится?
− Ты точно застанешь.
Любимым местом Маши стал Брайант-парк – это примерно в центре Манхэттена. Полюбила она его для наших разговоров-занятий сразу после того, как я ей сказал, что раньше тут было кладбище. Оно и правда здесь раньше было. И еще тут по всему парку были разбросаны стулья и столики. Это было удобно. Взял по стулу, поставил − где хочешь, там и учишься.
Мы покупали в «Старбаксе» кофе, садились и разговаривали. Я старался быть максимально профессиональным.
− А что у вас там за араб был в «Плазе»? Такой дикого вида, – спросила Маша.
− Это Баха, − не удивившись вопросу, ответил я.
− А как его пустили в Америку?
− Он фиктивно женился, − сказал я, − я даже ему в этом немного помог.
− Это как помог? – спросила Маша.
Я кратко рассказал ей, как мы – я, Баха, его фейк-жена Дана, ее фейк-подруга Диана − ездили на выходные в кемпинг для рекреационных фотографий. Поездка, кстати, вышла очень нудная. Я думал, хоть эта Диана будет нормальной, но она была некрасивая и вся спортивная до тошноты: утром − зарядка, днем − йога, зеленые коктейли и всегда бутылка с водой от дегидратации. Обезвоживания. Помню, она так и сказала: «from dehydration». Жена Бахи Дана была из той же спортивной оперы, но коктейли для нее отошли на второй план. Как выяснилось, ее отца не так давно оправдали за какое-то там криминальное дело и перед ней теперь висел большой долг адвокату. Точнее, адвокату все было заплачено кредитами, и теперь Дана носилась с тем, как все эти кредиты отдать. Отсюда и согласие на фиктивный брак. Относительно легкие тридцать тысяч долларов. Долг был тысяч на восемьдесят.
Единственное, что мне понравилось из той поездки, – это горы. Белые горы, так они называются. White mountains. Раньше я в горах никогда не бывал. Ну как, бывал, конечно, но это были лесные горы, холмы, скорее, на море в России – Туапсе, Сочи и прочие места. А тут прямо горы. Скалы. Снежные. Захватывает дух. Меня даже не сильно расстроило, что мотель вонял какими-то химсредствами для обработки помещений. Не хлоркой, нет, а чем-то еще более тяжелым. В отеле у нас были забронированы два номера: для меня и Бахи и для Даны и ее «зеленой» подруги.
Помню, мы сделали радостные фотографии: я пообнимал Диану, Дана пообнимала Баху − и все уехали довольные на прокатном «Понтиаке» домой.
− И как ты считаешь, это нормально платить за женитьбу и брать деньги за свадьбу? − спросила Маша.
Нет, не думайте, что она такая наивная с наивными вопросами. Просто все это говорилось по-английски, и сложнее выразить мысль она пока не могла.
− Наверно. Не знаю. Я не знаю, что у Бахи там в Палестине и почему он здесь. Может, там есть нечего. Скорее всего, нечего.
− А что ты хочешь делать? – спросила Маша.
− Тоже не знаю. Наверно, накопить денег и пойти учиться. Потом, возможно, легализоваться.
− Много копить?
− Тут даже не столько копить, сколько ежемесячно зарабатывать.
− А сколько сейчас? − она осеклась на секунду. − Извини, я увлекаюсь с вопросами.
− А, все окей, − ответил я. − Около трех тысяч долларов в месяц.
− А надо сколько?
− В принципе даже трех хватит на что-то простое. Может быть, кредит дадут.
− И что тогда?
− Это надо решиться. Пока я состою в своей английской школе, я всегда могу все бросить и вернуться домой. А поступить в вуз – значит, прописаться в США. И я до сих пор не знаю, хочу ли я этого. С другой стороны, что мне делать в России, я тоже особо не знаю.
− А давай я тебе денег дам? – сказала Маша. – На учебу.
У вас ведь тоже никогда не было ощущения, что кто-то вам чего-то должен? Ну или что в один прекрасный день удача улыбнется вам минут на пятнадцать и решит все ваши денежные вопросы? Вы найдете клад или спасете жизнь миллионеру, ваша ранее неизвестная богатая бабушка оставит вам большое наследство, вы выиграете в лотерею, хотя кто в нее сейчас играет? Вы удачно женитесь или выйдете замуж, вы изобретете что-то очень важное и нужное? Вот. И у меня таких иллюзий, что мне свезет, не было. Однако всякое бывает.
Маша предложила мне платить больше – столько, сколько она платила за свою школу английского.
− Из школы этой я уйду, все равно там муть, − сказала она, − а то, что я, точней, мои родители платили за нее, будет тебе. Только мне, правда, надо подготовиться и все же сдать этот экзамен для поступления. Тест то есть. Вот прямо сдать.
− Там где-то две семьсот в месяц, − добавила она. − Десять примерно до сентября.
− А что родители твои скажут? – спросил я.
− На самом деле тебя мой отец мне предложил. Как препода. И сейчас это тоже его идея. Но тут нужен результат. А я девочка глупая, − сказала она и улыбнулась.
«Нравлюсь я ей, что ли?» − в который раз подумал я и опять ответил себе, что нет.
− А чего это ты так решила поменять? Я никого к экзаменам не готовил.
− Ну я ж сказала уже. В школе скучно. Никак. А с тобой у меня получается получше, мне кажется.
− Мне тоже так кажется, − ответил я.«Или нравлюсь?»
− Ну что, переходим на каждый день? – спросила она. – У тебя как с графиком в твоем охранном агентстве?
− Сейчас трое суток в неделю.
− Ну тогда четыре раза со мной, а три дня я буду домашние задания делать, да?
− Я просто думаю. Ты меня пару недель знаешь… − начал я.
− Ну и что, − ответила Маша.
Так у меня еще раз прибавилось денег. Через неделю у Маши закончился семестр в ее английской школе, и она оттуда ушла. Мне она решила платить раз в месяц, то есть две тысячи семьсот за полдня английского четыре раза в неделю. Ее знакомые сняли для нее маленькую квартиру-студию в Бруклине, и наша экзаменационная подготовка перенеслась туда. Студия была на каком-то высоком этаже, с окнами на юго-восток, и можно было видеть весь Бруклин вплоть до моего дома.
Тем временем в «Белых стражах» я проработал уже три месяца. Как раз в этот день приехал Терри с моим и прочими пейчеками и спросил, как у меня с документами.
− В смысле? − я напрягся и заморгал.
− У тебя грин-карта или как?
− У меня студенческая виза с ограниченным правом на работу. А что такое?
− Насколько ограниченным? ССН же у тебя есть? − спросил он.
ССН – это social security number, номер налогоплательщика. Если у тебя он есть и ты работаешь, то налоги ты платишь. В большинстве случаев. Если нет и пашешь ты в кэш, значит, ты самый жесткий нелегал, какие только бывают. Попадешься – получишь проблемы от американской налоговой. «Депортейшн», «кенселейшн» и прочие радости.
У меня этот ССН есть. Получил я его без усилий: просто пошел к директору своей школы английского и попросил у нее разрешение на работу. Директор вручила подписанный бланк с печатью. С ним я отправился в офис налоговой и через пять дней получил по почте маленькую бумажную карточку с этим номером. При всей моей смутной легальности налоги я платил со своих работ исправно. Тут это важно.
− ССН у меня есть, − ответил я Терри. – А ограниченно значит, что работать я могу только двадцать часов в неделю.
− Хм. Честно, − сказал Терри, − тут вот какое дело. Ты три месяца отработал, и мы хотели тебя на контракт перевести, ну, понимаешь, там небольшая медстраховка, небольшой отпуск. Я спрошу, конечно, но не уверен, что по студенческой визе это пройдет.
− Да все окей, я понимаю, − ответил я.
− Лучше, − Терри на секунду замолчал и задумался, − я, наверно, вообще ничего не буду говорить и спрашивать. Тебя могут уволить.
− Хорошо, спасибо.
− Вот тут бонус небольшой, − Терри передал мне два конверта.
В одном конверте был стандартный двухнедельный пейчек на девятьсот шестьдесят долларов, в другом был такой же пейчек на триста. Приятно.
Я посчитал свои майские заработки. Вместе с Машиными получилось три тысячи сто. В следующем месяце должно получиться почти пять тысяч долларов. При том, что трачу я примерно полторы тысячи в месяц. Три с половиной в остатке. Окей, можно улучшить свой рацион. Осталось три тысячи. До сентября-октября, если так пойдет, у меня накопится тысяч двенадцать. Это вполне себе стоимость какой-нибудь masters-программы в небольшом вузе. Masters – это магистратура. С дипломом магистра можно начинать искать нормальную работу.