:
— Слышал? Что думаешь?
— Слышал — что? — недоуменно хмыкнул я.
— Неужели нет? — вызывающе воскликнул Калик.
— Говори яснее, — хмуро сказал я.
— Советские танки вошли в Прагу, — снова понизил голос Калик.
— Да? — равнодушно спросил я, затягиваясь и выпуская дым. — И что?
— Как это что? — Калик даже вскочил. — Есть у тебя мнение или нет?
— Я ничего про это не знаю, — искренне ответил я.
— Ну да, как же. — Калик махнул в мою сторону рукой и нервно зашагал по кабинету. Я все с той же индифферентностью наблюдал за ним и отчасти наслаждался тем, что мое равнодушие его явно бесило.
Положим, я бестактен, но сам-то он разве не бестактно себя сейчас ведет? Должен же он знать о трагедии, которая у меня случилась. Не может не знать.
Хотя… Может, и не слышал. Всякое бывает. Так же, как я не слышал ни о каких танках в Праге.
Калик тем временем наконец остановился и посмотрел на меня в упор:
— Ты просто не хочешь со мной об этом говорить, да?
— Да нечего мне сказать…
— Ну вот я тебе сейчас говорю, повторяю: советские танки вошли в Прагу? Что ты можешь сказать на это?
— Ну что я могу сказать… Как вошли, так и выйдут. Чего им там делать?..
— Вот ты даже не знаешь, чего они там делают! — брезгливо процедил Калик. — А Евтушенко, например, уже смелое стихотворение по этому поводу написал!
— Тоже мне авторитет, — фыркнул я.
— Уж поавторитетнее нас с тобой, — заверил Калик. Ну спасибо, что хоть не одного меня принизил, а и себя тоже. Это конец… это конец, — снова заволновался Калик. Он уже обращался скорее к себе, чем ко мне.
— Конец — чему? Что ты так нервничаешь?
— Не могу я больше жить в этой стране — вот что я нервничаю! — драматическим шепотом произнес Калик.
— Ну переезжай… в Израиль, — посоветовал я. В шутку, разумеется. Калик, увы, шутки не понял.
— Так ты еще и антисемит… — прошипел он.
— Да при чем здесь… — недоуменно начал было я, но Калик уже выскочил от меня, громко хлопнув дверью.
Ну вот, сейчас разнесет по всему свету, что я антисемит, реакционер, ретроград… и кто там еще? Ах, ну да, читатель журнала «Октябрь»…
Прошлогодний номер «Октября» почему-то лежал у меня на полке на видном месте среди немногочисленных книг. Мне кажется, Калик это заметил.
94
На пути от моего кабинета к туалету я столкнулся еще и с успешным сценаристом Ежовым.
Мы обменялись рукопожатием и закурили.
— Как тебе выходка этих? — с усмешкой спросил Ежов, показывая пальцем куда-то вверх. Очевидно, он имел в виду партию и правительство.
Я догадался, что речь опять идет об идиотских танках в Праге, о которых я не имею никакого понятия. Промычав в ответ что-то неопределенное, я поспешно потушил сигарету, надеясь, что на сей раз мне удастся улизнуть от этого разговора, однако Ежов удержал меня за рукав.
— Нет, ну каковы, а! — воскликнул он, ожидая поддержки.
— Таковы, каковы всегда, — пробурчал я.
— Это правильно, — согласился Ежов. — Только они теперь станут еще хуже. Ты, может, слышал — мы такой сценарий с Ибрагимбековым отгрохали: пальчики оближешь! «Белое солнце пустыни». Не слышал разве? Это про Гражданку. Вроде «Неуловимых», но для взрослых. Однако, чую, нам его теперь зарубят на корню…
— Из-за танков? — удивился я.
— Танки — это только начало, — усмехнулся Ежов. — Они сейчас гайки начнут завинчивать. И не только у чехов, а и у нас. В профилактических, как говорится, целях.
Я понял, что мне все-таки придется выяснить, что произошло, даром что меня это по-прежнему нисколько не интересовало.
— Так зачем там эти танки? — спросил я, снова закуривая. — В этой самой Праге-то?..
Ежов посмотрел на меня неодобрительно:
— Не думаю, что это повод для шуток…
— Какие шутки? Я правда не знаю!
— Да неужели? — явно не веря, воскликнул Ежов. — Ты ж сам сейчас про танки сказал!
— Это все, что я слышал. Зачем наши танки туда вошли, я как-то вот упустил.
— Мог бы и сам догадаться, — проворчал Ежов. — Пражскую весну подавлять — зачем же еще?..
— Весну? — озадаченно переспросил я. — Так уже лето заканчивается…
— Знаешь что!.. — возмутился Ежов.
— Что? — тяжело вздохнул я.
— Я уже сказал: не надо так… Тоже мне — хохмач.
— Да ничего я не знаю про это! — почти взорвался я. — Ни про танки, ни про весну никакую!..
— Так-так, — процедил Ежов. — Наверно, ты просто за них. — Он снова показал вверх. — На самом деле одобряешь их действия, просто не хочешь признаться, да? Напрасно. Я бы с интересом выслушал твое мнение вместо этих отнекиваний…
— Действий, связанных с подавлением чего бы то ни было, я не одобряю, — спокойно сказал я. — Если, конечно, речь не идет о подавлении фашизма или чего-то в этом роде…
— При чем здесь фашизм? — поморщился Ежов. — Прага — это в Чехословакии. Стране народной, так сказать, демократии. — Он снова усмехнулся.
— Народную демократию я бы, разумеется, не подавлял…
— Молодец, — иронически сказал Ежов, посмотрев на меня.
Я наконец разозлился и решил ответить ему чем-нибудь обидным:
— Думаю, как раз тебе с твоей фамилией сподручнее одобрять такие вот акты.
Ежов тяжело посмотрел на меня.
— Это по́шло, — сказал он после долгой паузы. — Ты не первый, кто вот так же неумно прохаживается по моей фамилии… Ладно, пока… Семидикобразный…
— Чего-чего? — крикнул я ему вслед. Он не ответил.
На Семичастного, что ли, намекал?.. Спасибо, что хоть не назвал Дикоберией… Да уж, вот так и появится у меня здесь черт знает какая ложная репутация…
Я с раздражением потушил сигарету о стену. К Ежову я относился хорошо, и недоразумение, получившееся в разговоре с ним, расстроило меня куда больше, чем столь же нелепый диалог с Каликом.
95
Не успел я снова добраться до своего кабинета, как ко мне подбежала Вера.
— Ты-то, надеюсь, не насчет танков? — сказал я, пропуская ее в дверь.
— Каких танков? — не поняла она.
— Ни слова больше! — воскликнул я. — Раз ты не об этом, я уже тебе благодарен…
— У тебя сегодня хорошее настроение? — недоуменно посмотрела на меня Вера.
— Скорее, наоборот, — вздохнул я.
Вера прищурилась:
— Что-то с нашей актрисой?
— Ты о Вале? С ней все нормально. Насколько я знаю.
— А ты разве не с ней пришел?
— Почему я должен с ней прийти?
Лицо Веры стало задумчивым.
— Минуточку, минуточку, — соображала она. — Я думала, раз ты сказал про после обеда, то ты именно с ней задержишься…
— Ну вот видишь, Вера, — недовольно сказал я. — Никогда не стоит спешить с выводами. Тем более далеко идущими.
— И ты, значит, ее не предупредил? Что сегодня не с утра работаем?
Только сейчас я с досадой осознал, что даже не подумал об этом. Но виду не подал:
— Не думаю, что это так страшно…
— Но ее нет! — воскликнула Вера. — Все ждут, а ее нет!
— Моя вина, — все-таки промолвил я.
— Я сейчас попробую позвонить ей в общежитие. — Вера выскочила в коридор.
— Только не говори, что с киностудии! — крикнул я ей вслед. Не стоит, чтобы кто-то знал, что она уже снимается в кино. Не успела поступить, а уже главную роль получила… Ей лучше всего скрывать это до последней возможности.
Ну где же Вера? Могла бы и от меня позвонить…
Через пять минут она вернулась. По ее лицу я догадался, что не все ладно.
— Не дозвонилась? — спросил я. Она помотала головой:
— Дозвонилась. Но…
— Что «но»?
— Она… сказала, что не придет. И еще… послала тебя к черту.
У меня вытянулось лицо.
— К черту?..
— Это я еще смягчила, — покачала головой Вера. И тут же с энтузиазмом заговорила: — Слушай, давай найдем другую? Это уже невозможно становится…
— Да перестань, — остановил я ее. — Она подписала договор. Никуда теперь не денется.
— А мы будем терпеть ее выходки? — всплеснула руками Вера.
— Да какие выходки… Ну — да, не пришла сегодня. Но это первый раз. И по моей вине, получается…
— Так все-таки по твоей? — понимающе закивала Вера.
— Я имею в виду, что ее никто не предупредил, что мы сегодня с обеда, — поспешил объяснить я.
— А я так поняла, что она и не собиралась приходить. Судя по ее тону. И по тому, как она решительно тебя… обругала.
— Эмоции, эмоции, — протянул я. — Темперамент. Такая нам и нужна. Особенно на роль Даши.
— Да ты таких десяток еще найдешь, — убежденно сказала Вера. — И не только с темпераментом, а и с дисциплиной.
— Вера, ну какая дисциплина, о чем ты говоришь. — Я пытался улыбаться. — Мы же не в казарме. Мы имеем дело с художественными, так сказать, натурами.
— Здесь все художественные натуры, — парировала Вера. — И что? Даже я, — скромно заметила она, — хоть и немножко, а художник. В своем деле.
— Безусловно, — подтвердил я.
— Но с такими художницами, — она скривилась, произнеся это слово, — как твоя Валя, лично я не собираюсь больше работать. Считай, что официально тебе об этом заявляю.
96
Я шумно вздохнул:
— Что такое, Вера? Ты все-таки хочешь уйти от меня?
— Уйти от тебя! — фыркнула она. — Я не на тебя работаю, а на «Мосфильм».
— Но в моей группе, — напомнил я.
— Это неважно, — отмахнулась она.
— Ты всегда была со мной, — сказал я. Ну вот, теперь мне уже хочется ее удержать. А еще недавно мне вроде было наплевать. И даже хотелось, чтобы она наконец оставила меня в покое…
— Или она, или я, — спокойно сказала Вера. И скрестила руки на груди.
— Ты сама ее привела! — воскликнул я.
— Во-первых, тогда я еще не знала, что она окажется такой. А во‐вторых, тогда я была готова на все. Надо было приводить тебя в чувство.
— И привела, — вынужден был признать я.
— Ну, а теперь — все: давай другую искать!
— Другая не нужна, — твердо сказал я. — Валя — то, что надо. Пусть капризничает, пусть что угодно, но в этом фильме мне нужна она.