По мере того как Берман плетет сказ о том, как пытался убить Гитлера, у русского зрителя неумолимо нарастает ощущение дежавю. Где-то мы это уже проходили. Да это же «Роковой выстрел», новелла Шукшина, перенесенная им на экран («Странные люди», 1969) с Евгением Лебедевым в роли сибирского чудика Броньки. Бронька потчевал столичных охотников рассказом, как проник в ставку Гитлера и выстрелил в него в упор, но промахнулся, с такой страстью, что гостям тайги не приходило в голову поинтересоваться, как он уцелел после рокового выстрела.
Если Гарбарски заимствовал сюжет у Шукшина, которого в ГДР переводили, греха в этом нет. Грех режиссера другой: отличную идею он развивает с такой сумеречной – под стать цветовой гамме фильма – серьезностью, что зритель может уснуть, не дослушав сагу Бермана. С другой стороны, легко ли припомнить хоть один немецкий фильм, способный рассмешить? Комедия не немецкий жанр, а комедия о холокосте – и подавно.
Оккупация. МистерииБелоруссия, 2004, Андрей Кудиненко
По иронии судьбы, русская премьера «Оккупации» совпала с 50-летием президента Лукашенко, который уже осудил фильм как антипатриотическую провокацию. Казалось бы, неплохая рекомендация. Впрочем, чувства президента легко понять: кто бы не обиделся, прочитав во вступительных титрах, что белорусы – не нация, а так, недоделанные русские, неполноценные поляки. Или услышав открывающий фильм диалог двух полицаев. Толстяк, прихлебывая самогонку, мечтает, как после войны будет снимать кино. «Какое кино? – регочет циничный напарник. – Немецкое? Советское?» – «Наше, белорусское кино». – «Да нет никакого белорусского кино и не будет никогда». Национальная самокритика – вещь полезная. Но беда в том, что своим фильмом Кудиненко доказывает правоту полицая.
Если общее место поставить с ног на голову, истина не родится: получится новое общее место. Антипар-тизанская мифология «Оккупации» ничуть не убедительнее официозной партизанской мифологии 1970-х, из которых Кудиненко заимствует манеру съемки, этакую лирико-эпическую, с придыханием. Все время чудится, что за кадром затянут: «Песни партизан, сосны да туман». Но в те же 1970-е Василь Быков первым показал оккупацию как ситуацию гражданской войны, в которой оккупанты почти не участвуют, позволив «тутэйшим» разбираться друг с другом. Вот и в «Оккупации» – лишь один оккупант, растерянный мальчишка, которого берет в сексуальный плен жуткая немая бабизна. А так бродят по экрану сплошные «сябры», и разницы между партизанами и полицаями никакой. Не в том беда, что все они думают лишь о бабах и самогонке, одинаково бессмысленно кровожадны и мечтают отыметь Любовь Орлову. Беда в том, что режиссер относится к ним с одинаковой брезгливостью: ни ему, ни зрителям не жалко никого, включая женщин, детей и домашних животных.
Забавно, что и никаких мотивов выбора, сделанного героями фильма, режиссер не находит, хотя неслучайно же односельчане оказались по разные стороны фронта. Какая-то мотивация возникает лишь единожды и кажется пародийно-неуместной в белорусских болотах. Карикатурный партизанский командир Рустам убивает любовницу полицая и немедленно погибает от руки боевого товарища: не для того мы тут свою кровь проливаем, чтобы «турки наших баб резали». Это что, память о татаро-монгольском иге взыграла, или противоречие между сябрами и «турками» было главной межнациональной коллизией в военной Белоруссии? Хотя мелькают на периферии фильма и полячка Ева, замечательная лишь чрезмерным сексуальным аппетитом, и некий Яша, старающийся доказать, что стреляет не «по-жидовски» и иногда даже попадает в цель.
Главный сюрприз ждет зрителей в финале: новеллы, составляющие фильм, изложены в обратной хронологической последовательности. Никаких новых смыслов из такой эквилибристики не рождается, и дать ей можно только два объяснения. Когда режиссер не знает, как закончить фильм, он просто закольцовывает его. И еще: Кудиненко смотрит много актуального кино и знает, что такая сценарная структура популярна, хотя эта популярность уже изрядно девальвирована. Лукашенко часто сравнивают с Милошевичем. Никакой он не Милошевич, но и Кудиненко не Тарантино. Очевидно, существует некая мистическая связь между полярными социокультурными явлениями. Проще говоря: какой в Белоруссии Милошевич, такой и Тарантино.
Операция «Арго» (Argo)США, 2012, Бен Аффлек
Большое противостояние Тегерана и Вашингтона началось 4 ноября 1979 года: через девять месяцев после свержения монархии толпа революционных студентов без кровопролития захватила посольство США. В заложниках оказались 56 американцев: 13 освободили в первые две недели, одного – в июле 1980-го, остальных – 20 января 1981-го, через 12 минут после того, как вступающий на пост президента Рональд Рейган закончил инаугурационную речь. Требовали иранцы всего ничего – выдать сбежавшего из Ирана шаха на суд. У него вообще была такая слава, что ни одна страна не принимала его, а то и из самолета не выпускала. США эта головная боль тоже была не нужна, но больного раком шаха временно госпитализировали в Техасе. Его смерть в июле 1980-го лишила удержание заложников смысла.
«Арго» – о противостоянии малом. Шесть дипломатов успели 4 ноября добежать до канадского посольства. Агент ЦРУ Тони Мендес (Аффлек) придумал гениальный, в силу бурлескного безумия, план «Канадский прыжок». Родилась липовая канадская студия, готовящая фантастический фильм категории В. У Аффлека он называется «Арго», но это была экранизация «Князя света» Роджера Желязны. Тегеранская шестерка якобы выбирала в Иране натуру для съемок. Легенду отшлифовали настоящие киношники, включая великого гримера («Планета обезьян», «Bladerunner») Чемберса (Джон Гудмен). Тони доставил шестерке липовые канадские паспорта и благополучно вывез их в Швейцарию. Вся эпопея заняла 79 дней.
Все живы, и слава богу. Можно было бы всерьез счесть «Арго» «Бесславными ублюдками», но лезет в голову фильм Фила Кауфмана «Хвост виляет собакой», где голливудские кудесники готовили реальную войну. Не прошло и полутора лет, как эта фантазия аукнулась бомбардировками Югославии.
Во время нынешней войны нервов между США и Ираном один бывший заложник узнал в злом вожде студентов нынешнего президента Ахмадинежада. В «Арго» – большего от триллера и не требуется – контекст кризиса, мягко говоря, конспективен. Зрителю не понять, что Иран жаждал крови шаха не из «любви к искусству»: цепляясь за власть, шах косил из пулеметов тысячи безоружных манифестантов. Тем самым, кстати, закаляя дух завтрашних фанатиков. И аятоллы в 1979-м были лишь одним из полюсов власти наряду с западниками и светскими радикалами.
«Арго» уравнивает Иран 1979 и 2012 годов – что тогда республика зла, что сейчас. Объективно это ход в пропагандистской подготовке войны. Нет никаких сомнений в том, что, если США атакуют Иран, Аффлек и Джордж Клуни, продюсер «Арго», первыми выйдут на улицу, протестуя против «империалистической авантюры». Я понимаю: им искренне не люб режим, не то чтобы растоптавший права человека, но не давший им возродиться после шаха. Они не лицемерят. Просто конфликт между мечтой об идеальном мире прав человека и парадоксальными загогулинами реальной политики неразрешим.
Идеальный рекламный слоган для «Арго»: «Фильм, который обидел всех». Всех, за исключением иранцев, и так обиженных на США всерьез и надолго. Обижаются в первую очередь друзья США.
Обиделись канадцы, как назло первыми увидевшие фильм на фестивале в Торонто. По их мнению, Аффлек вывернул наизнанку реальную историю. Роль канадского посла Тейлора (Виктор Гарбер) сведена к функциям радушного хозяина постоялого двора для янки, в который на время превратилось посольство. И вообще канадцы, по Аффлеку, работают на подхвате у ЦРУ. А на самом деле это ЦРУ было у канадцев на побегушках: янки ухитрились даже иранскую визу в паспорте Мендеса подделать с ошибками, которые канадцам пришлось срочно подчищать. Действительно, обидно. Чуть ли не единственная в истории блестящая операция канадских спецслужб (хочется верить, что были другие настолько блестящие, что их засекретили навечно), и ту соседи приватизировали.
Обиделись англичане. Ведь первые шесть дней пятеро ускользнувших от студентов американцев прятались у дипломатов ее величества. Которые, по отзывам участников операции, с истинно британской невозмутимостью рисковали жизнью.
Обиделись новозеландцы. Ведь отвозил «съемочную группу» в аэропорт новозеландский дипломат: сорвись эксфильтрация, он, как и янки, как и Тейлор, из аэропорта мог бы живым не выйти.
Обиделись шведы. Ведь шестой человек, американка, оторвавшаяся от основной группы, нашла ночлег на полу шведского посольства, а потом ее взяла к себе шведский консул.
Наконец, должны обидеться тайцы. В «Арго» не нашлось места для героического повара британского посольства Сомгая Сривеавнетра, в первые дни эпопеи скрашивавшего быт шестерки.
Аффлек ответил обиженно, но как-то по-буддистски: «Мы указали, что фильм снят на основе реальных событий, но никогда не говорили, что экранные события реальны».
Раздай фильм всем сестрам, спасавшим шестерку, по сережке, зануды и вреднюги и тогда бы объявили его недостоверным. Интрига линейна только в жанровом кино, где хорошие люди спасают жертв плохих людей потому, что «есть такая профессия – родину защищать». Политическая же реальность, она сложносочиненная, и грязная, и бурлескная. Кризис с заложниками состоял много из чего, помимо «Канадского прыжка».
То, что заложников удерживали после смерти шаха, а освободили в подарок Рейгану, объясняют просто и убедительно. Фанатики фанатеют на публику. А серьезные люди аятоллы Хомейни вели переговоры и с президентом Картером, претендовавшим на второй срок, и с Рейганом. Поражение Картера обусловило именно то, что он не смог освободить заложников. А не смог, поскольку Хомейни договорился с Рейганом, что обеспечит ему победу, а тот, презрев все законы, будет вооружать Иран. Так началась знаменитая афера «Иран-контрас», беззаконная многоходовка на глобальном уровне с участием Израиля, никарагуанских мятежников, уймы жуликов и хорошо, что не инопланетян.