Наконец – и это самая гуманная версия – Феррара попытался опровергнуть, но только подтвердил лукавую закономерность. Кажется, еще никогда никто из режиссеров не сумел конгениально передать на экране, простите за пошлость, внутренний мир художника. Даже если этот художник конгениален режиссеру. Есть гениальный «Ван Гог» (1991) Мориса Пиала, но он гениален именно потому, что творчество вынесено за скобки: просто ходит по экрану такой странный человечек по имени Ван Гог. Есть анилиновые пляски Кена Расселла на гробах Чайковского и Малера. Так для Расселла что они, что Рудольф Валентино были на одно лицо: все – художники эпохи поп-арта.
Но, как правило, демонам или ангелам, составляющим свиты разных художников, друг с другом не ужиться. У Пазолини – одни астральные дружки, у Феррары – другие. Феррара, реконструируя эпизоды из сценария «Порно» или романа «Нефть», героически угодил в тот же капкан, что и, скажем, Вендерс и Содерберг, пытавшиеся воплотить фантазии Хэммета и Кафки. Темное бормотание Пазолини в предсмертных интервью о «всеобщем желании убивать» понятно лишь самому Пазолини.
Дружба, даже астральная, – дружбой, а ангелы и демоны – всегда врозь.
Переправа (Taiping Lun)КНР, 2014, Джон By
Только ленивый не назвал первую часть кинодиптиха By «китайским “Титаником”», хотя сам режиссер предпочитает сравнение с «Доктором Живаго» – не тем, который Пастернака, а экранизацией Дэвида Лина. В список эпических мелодрам, с которыми соревнуется «Переправа», можно включать хоть «Войну и мир», хоть «Унесенных ветром», да только вот лень: «Переправа» вполне снотворное средство.
By, гонконгский автор культовых гангстерских апокалипсисов 1980-х годов, вернулся «Переправой» из голливудской «эмиграции» на родную китайскую почву. Хотелось бы вскликнуть: «Узнаю старика Джона!» Но не получается.
Правда, на пятой минуте фильма пулеметная очередь прошивает ранец огнемета, притороченного к спине солдата Национально-революционной «гоминьдановской» армии, от которого не остается и кучки пепла, а примерно на 110-й – огонь сотен тысяч батарей Народно-освободительной «маоистской» армии кувыркает в воздухе чанкайшистские танки. Белые голуби, памятные по «Киллеру» (1990), пернатые статисты гангстерских войн, парят над шанхайским пирсом, а встретившиеся в разведке солдаты враждебных армий держат друг друга на мушках тяжелых винтовок, почти как Гонконгские пацаны былых времен: именно у By перепер эту фирменную мизансцену Тарантино.
Беда не в том, что боевые эпизоды, мировым мастером номер один которых By считался, лишь обрамляют патологически сентиментальные злоключения трех лирических пар в охваченном гражданской войной Китае конца 1940-х. Беда в том, что гениальный хореограф насилия, получив в свое распоряжение бюджет в $65 млн, словно устыдился того, что именно в насилии черпал некогда вдохновение, и обратился к человечеству с проповедью на тему «Гражданская война – это нехорошо». Кто бы сомневался! Однако же общее место, даже оформленное в эстетике конфетной коробки, остается всего лишь общим местом: доктор Живаго может спать спокойно.
Единственный, пожалуй, эпизод, который торкает, – прощание гоминьдановского генерала Лэй Ифана (Хуан Сяомин) с красавцем конем. Безупречный «слуга царю, отец солдатам», ласково и справедливо прозванный сослуживцами безумцем, пристрелит своего любимца. Теперь его солдатам, подыхающим в коммунистическом котле, есть что сварить в походном котле.
Ассоциация с «Титаником» плавает на поверхности. Весь мир в курсе, что By снял диптих о трагедии парохода «Тайпин» – событии столь же травматическом для национальной памяти Китая, сколь и неведомом по причине, если называть вещи своими именами, цивилизованного расизма – за его пределами. «Тайпин», рассчитанный на 580 пассажиров, взял на борт в Шанхае 26 января 1949 года 1,5 тыс. беженцев, спасающихся от красных. Ну и, естественно, назавтра же пошел ко дну у архипелага Чжоушань, столкнувшись с малым судном.
«Переправа» могла бы завлечь армию любителей созерцать горящие небоскребы и падающие авиалайнеры. Однако, разделив «эпопею» пополам, By совершил логическую ошибку. Любителей подглядывать за сценами массовой гибели разочарует патока первой «Переправы». А сентиментальным натурам переживать за ее героев как-то не с руки: понятно же, что во второй части все окажутся на «Тайпине».
Пока же, отбросив трость, хромой после ранения генерал кружится, что твой князь Андрей с Наташей Ростовой, в танце со своенравной Чжоу Юньфэнь (Сон Хе Ге). А потом в кровавом месиве траншей воображает, как она кружится с их еще не рожденным сыном на лужайке перед их еще не построенным домом. Простодушный солдат (Тун Дацин), завоевавший генеральское расположение, мечтает о случайно встреченной и тут же потерянной Ю Чжэнь, неграмотной и голодной медсестре с золотым сердцем. Янь Шикунь (Такэси Канэсиро) – доктор несколько мефистофелевского вида – страдает по потерявшейся в военном вихре японке Норико (Масами Нагасава).
Есть еще одна черта, которая роднит «Переправу» с «Титаником» и «Унесенными ветром». Голливуд (а «Переправа» – абсолютно голливудское кино) любуется старообразной гламурной жизнью, гибнущей при столкновении с айсбергом, ну или с армией северян. Но и выносит ей, такой прекрасной и такой непрогрессивной, приговор истории. Так и Джон By. Он, безусловно, любуется гоминьдановскими балами и белогвардейской выдержкой генерала. Но и внушает зрителям мысль о неизбежной гибели «прекрасного старого мира» в столкновении с красными, которых неудержимо любит простой народ.
Похоже, что, если развитие Китая не замедлится, вскоре восточноазиатские трагедии типа гибели «Тайпина» будут разрывать сердца всего мира пуще, чем гибель «Титаника», а имена Скарлетт О’Хары и Ретта Батлера будут стерты именами трагических китайских любовников, еще не оживших на экране.
Поддубный Россия, 2014, Глеб Орлов
Я все могу понять, кроме одного. Почему в титрах фильма о «русском Геракле», кавалере орденов Почетного легиона и Трудового Красного Знамени, заслуженном артисте и заслуженном мастере спорта РСФСР, шестикратном чемпионе мира и просто запорожце Иване Поддубном (1871–1949) наряду со сценаристом Юрием Коротковым не значится советский драматург («Кремлевские куранты») Николай Погодин?
Есть сюжеты, берясь за которые авторы обрекают себя на сравнение с уже снятым, каноническим фильмом. Избежать поражения в неизбежной борьбе с каноном можно, только оспорив его – в данном случае оспорив очаровательного «Борца и клоуна» (1957): снимать его начал по сценарию Погодина знаменитый Константин Юдин, а закончил после его смерти великий Борис Барнет.
Погодин построил сценарий на контрасте героев-друзей, немного напоминающих Лорела и Харди: тонкого и артистичного Дурова и могучего и доброго Поддубного. В «Поддубном» места клоуну не нашлось. Но в скором будущем фильм «Дуров» нам вряд ли грозит. Дуров славился дерзкими издевками над тупым и злобным начальством, а в «Поддубном» управленцы Российской империи, за исключением одного комичного старика, умницы и патриоты. Спора между двумя фильмами не вышло, зато сравнивать их – милое дело.
«Мими», – робко обращался колосс (Станислав Чекан) к акробатке, с первого взгляда покорившей его детскую душу, у Погодина. «Да какая я Мими! Просто Маруся», – отвечала актриса Ия Арепина. «Да какая я Мими! Просто Маша», – смело оспаривает ее в «Поддубном» Катерина Шпица.
Правда, у Погодина борец терял свою любовь, рухнувшую по вине хозяина цирка, с трапеции, едва успев обрести ее. А Коротков дал им возможность пожить вместе и сделал Мими жертвой маниакально-депрессивного психоза Поддубного (Михаил Пореченков).
«Отец обещал о меня оглобли обломать» – проходная реплика у Погодина производила комический эффект в силу своей случайности: страшно подумать, что за отец у богатыря. Коротков на всякий случай повторяет репризу дважды.
Дважды, как и у Погодина, герой сходится на арене с коварным французом Буше, натершимся оливковым маслом. Правда, перед матчем-реваншем соперник пытается вывести Поддубного из строя, не подослав к нему, как у Погодина, прелестную мамзель, которой поручено напоить колосса, а натравив на ночной парижской улице банду апашей. Что поделать: бенефис мамзель был невозможен изначально – авторы не раз акцентировали кристальную трезвость Поддубного.
Зато лучшую сцену – возвращение Поддубного в цирк, из которого он сбежал на родной хутор, – наши современники решились несколько переписать, безнадежно убив в ней главное – магию цирка. Ведь в любом байопике важно не о ком он, а о чем. Погодин писал о мороке, проклятии и чуде циркового искусства. Его цирк был суров и жесток – в грим клоуну запросто могли подмешать известь, – но в самом его воздухе было нечто волшебное: глотнув его однажды, становишься пленником манежа и кулис пожизненно.
«Поддубный» – фильм о том, как герой отстаивает спортивную честь России за границей. До революции, по заданию «партии и правительства», в Париже. После революции, по собственной инициативе, поддавшись мечтам о красивой жизни, в США, где менеджеры его облапошат, и, продав все свои награды, борец чуть ли не «вплавь за пароходом» помчится на родину.
Вообще-то родину любят все нормальные люди: это никак не характеристика именно Поддубного. Но транслировать эту любовь посредством нравоучительных баек, конечно, гораздо проще, чем объяснить, ничего не проговаривая вслух, как совершается волшебное превращение грузчика-босяка в артиста. Безнадежнее всего испорчен эпизод, в котором Поддубный молится перед решающим парижским матчем. Показали бы лучше, как герой – в «Борце и клоуне» он хвастался этим своим умением – крестится двухпудовой гирей: оно и душеспасительно было бы, и эффектно.
Подпольное детство (Infancia clandestine)Аргентина, 2011, Бенджамин Авила
Бабушку привозили навестить «цыпленочка» Хуанито (Тео Гутьеррес Морено) и грудную Викторию – с завязанными глазами: чтобы под пытками не выдала, где живут ее дочь и зять. Когда-то ее бесило, что внука назвали в честь президента-изгнанника Перона – теперь может радоваться: он теперь не Ху