Если классическое французское кино («папино» кино) придерживалось принципов крепкой драматургии – с активным протагонистом и «правильной» интригой, режиссеров «новой волны» вообще не волновало доверие зрителя. Наоборот, модным стало напоминать зрителям о том, что они смотрят кино. Это приводило к тому, что фильмы казались набором несвязанных сцен, последовательность монтажных кадров дезориентировала зрителей, а актеры обращались к ним напрямую.
Первым «настоящим» фильмом «новой волны» принято считать «Четыреста ударов» Франсуа Трюффо (1959 г.). Это был в полном смысле слова фильм, рассказывающий о том, что волнует самого автора – для Трюффо он был почти автобиографическим. Трюффо не знал своего отца, до десятилетнего возраста его воспитывала бабушка. Когда она умерла, он наконец-то стал жить с собственной матерью и ее мужем – но в их квартире ему даже негде было спать, поэтому Франсуа пропадал на улице, а в 14 лет бросил и свою фактически приемную семью, и школу.
Все эти факты биографии Трюффо нашли отражение в фильме «Четыреста ударов» («les quatre cent coups» можно перевести с французского как «большой загул»), которым Трюффо также отдавал дань уважения Жану Виго и его фильму «Ноль по поведению». Герой фильма Антуан Дуанель (первая роль будущей французской звезды Жан-Пьера Лео) мечтает попасть на море, но живет с родной матерью и приемным отцом, вынужден ночевать на кухне в спальном мешке и старается появляться дома и в школе как можно реже. Но на «большой загул» нужны деньги, поэтому Антуан крадет в конторе отчима пишущую машинку, которую они с приятелем, разумеется, не могут продать. Вместо того, чтобы выбросить машинку на свалку, Антуан честно пытается вернуть ее на место – и на этом попадается. Ничтоже сумняшеся, родители сдают Антуана в исправительное учреждение!
Разумеется, фильм полон цитат и ссылок – и это не только ссылки на упомянутый «Ноль по поведению». Вот в редкий момент примирения семья Антуана выбирается в кино – и на какой же фильм? Разумеется, на «Париж принадлежит нам» (1958 г.) – другой фильм «новой волны», режиссера Жака Риветта. Вот мимо идущего ночью куда глаза глядят Антуана пробегает собачка, удравшая от владелицы – кинозвезды Жанны Моро, которая недавно снялась в фильмах «Лифт на эшафот» (1957 г.) и «Любовники» (1958 г.) близкого «новой волне» Луи Маля. Антуан пытается помочь, но инициативу тут же перехватывает ни кто иной, как Жан-Клод Бриали – а может быть, это сам Франсуа из «Красавчика Сержа», который долечил свой туберкулез и вернулся в Париж. А ночной эпизод продолжается – голодный Антуан ворует у магазина бутылку молока и жадно ее выпивает. Наступает утро – мальчик пытается умыться в фонтане, для этого приходится разбить корку льда…
Наряду с реалистичностью истории все отметили камеру Анри Декэ, которая в этом фильме научилась летать и парить, как в знаменитой сцене урока физкультуры, когда от учителя на улице разбегаются почти все ученики (сравните эту сцену со сценой урока географии на открытом воздухе из фильма «Географ глобус пропил» Александра Велединского 2013 г. по роману Алексея Иванова). И так же его камера летит за Антуаном, который в финале фильма бежит из колонии, чтобы исполнить свою мечту и попасть на море. И вот, добежав до холодного нормандского пляжа неподалеку от Гавра, где снимался финальный эпизод, он оборачивается к зрителям и – великий финальный стоп-кадр! – смотрит нам прямо в глаза с немым вопросом: что со мной не так, почему я здесь, что мне делать дальше (Рисунок 179)?
Рисунок 179. Кадры из фильма Франсуа Трюффо «Четыреста ударов»
Впоследствии Антуан начнет самостоятельную жизнь, неудачно влюбится, неудачно женится, будет менять одну работу за другой – все это произойдет в фильмах Трюффо «Антуан и Колетт» (1962 г.), «Украденные поцелуи» (1968 г.), «Семейный очаг» (1970 г.) и «Сбежавшая любовь» (1979 г.) – все с тем же Жан-Пьером Лео в главной роли. Это новое измерение реализма, еще один великий эксперимент Трюффо, который из современных режиссеров смог развить Ричард Линклейтер в трилогии «Перед рассветом» (1995 г.) – «Перед закатом» (2004 г.) – «Перед полуночью» (2013 г.) с участием Итана Хоука и Жюли Дельпи, а также в еще большей степени в фильме «Отрочество» (2014 г.) с участием Итана Хоука и Патрисии Аркетт, который снимался 11 лет – срок, в течение которого выросли актеры-дети Эллар Колтрейн и Лорелей Линклейтер.
Вскоре после «Четырехсот ударов» Трюффо отойдет от формальной верности «законам» «новой волны» – так, его «Жюль и Джим» (1962 г.) и «451° по Фаренгейту» (1966 г.) – это экранизации, а его «оскаровский» фильм «Американская ночь» (1973 г.) – и вовсе жанровое кино, сделанное в концепции «кино про кино». И все же его фильмы работают во многом благодаря правдивости – «киноправде» – воспитанной реализмом. Так, романтическая драма «Жюль и Джим» с Жанной Моро, Оскаром Вернером (Оскаром Йозефом Бшлиссмайером) и Анри Серром имеет жесткий реалистичный финал – двое из любовного треугольника падают с моста в озеро на автомобиле, после чего камера Рауля Кутара бесстрастно фиксирует кремацию погибших героев.
И только после «Четырехсот ударов» Трюффо главный авангардист новой волны Жан-Люк Годар принялся за свой дебютный фильм «На последнем дыхании». Картина бескомпромиссно начинается с крупного плана главного героя (Жан-Поль Бельмондо), которого зовут не то Мишель Пуаккар, не то Ласло Ковач, и который сообщает с экрана зрителю, глядя ему прямо в глаза: «…К тому же я мерзавец». Затем мы замечаем, что с монтажом картины что-то не то – из многих сцен вырезаны участки действия, так, что изображение то и дело прыгает – мы в целом понимаем, что происходит, но режиссер ни на минуту не дает нам забыть, что мы смотрим кино, снятое на пленку. Разговор со зрителем (сегодня мы называем это «сломом четвертой стены») продолжается в автомобиле, который Мишель-Ласло угоняет на наших глазах – герой нахально сообщает нам, что если мы не любим ни горы, ни город, то можем катиться ко всем чертям. Затем герой Бельмондо убивает полицейского на мотоцикле – правда, полицейский появляется в кадре слева, а наш герой, вместо того чтобы по всем правилам комфортного монтажа выстрелить влево, стреляет… вправо!
Мишель разговаривает не только со зрителями – он может поговорить также с фотографией Хамфри Богарта. «Богги», – говорит он Богарту, имитируя жест кинозвезды «пальцем по губам». Итак, он – маргинальный герой фильмов нуар, который берет пример с жестких героев Богарта и заранее обречен на неудачу в любви и несчастливый конец. Он может спонтанно «вырубить» в мужском туалете случайного встречного, потому что нужны деньги. С любимой девушкой, американкой по имени Патрисия (Джин Сиберг), которая хотела бы, чтобы ее звали Ингрид – еще одна ссылка на американский нуар, – он тоже на словах довольно груб. Между ними происходит исключительно целомудренная постельная сцена. Но не о жизни с беглым преступником мечтает Патрисия, она хочет стать серьезной журналисткой, она даже участвует в пресс-конференции со знаменитым румынским писателем Парвулеско, которого играет сам Жан-Пьер Мельвиль.
Патрисия сдает Мишеля полиции – но предупреждает его об этом. Мишель выбегает на улицу в тот момент, когда к дому подъезжают сыщики. Финал фильма почти повторяет финал «Набережной туманов» Марселя Карне – но раненый герой Бельмондо не хочет умирать на том же месте, где его подстрелили. Он добегает до конца улочки – за ним едет на инвалидной коляске камера оператора и бывшего фоторепортера Рауля Кутара (денег на операторскую тележку, как и на осветительные приборы, не было) – и только там падает. Перед смертью он успевает сказать Патрисии по-французски, что она «образина», но она не понимает этого слова и повторяет жест Хамфри Богарта… (Рисунок 180)
Итак, Годар намерено шокирует аудиторию, похоже, что он даже презирает ее – хотя на самом деле, конечно, он просто отчаянно борется против «папиного» кино. Он снимает ручной камерой потому, что это экономит время на перестановки камеры – один съемочный день в неделю. Он многое делает по наитию – и это не только импровизации на площадке по наброскам сценария, который он прямо во время съемочного процесса дописывал вместе с Трюффо. Когда смонтированный фильм оказался слишком длинным, Годар спросил совета Мельвиля, как лучше подступиться к сокращению картины до прокатных полутора часов. Мельвиль предложил ему удалить лишние сцены, но Годар пошел дальше – он стал вырезать куски сцен! Так родился монтаж с эллипсисами (пропусками), или джамп-катами (скачками), он же «рваный монтаж». Поскольку такой монтаж отражал саму суть героя Бельмондо, находка позволила Годару не только показать свою оригинальность, но и невербально выразить характер Мишеля.
Вернемся к интервью «крестного отца» «новой волны» 1963 г. – год, когда «новая волна» уже почти сошла на нет:
«Журналист: Как, по-вашему, это аудитория насытилась или у режиссеров кончилось «последнее дыхание»?
Мельвиль: Я знаю Годара, это особый случай. Во-первых, он очень умен. На самом деле некоторые из них действительно очень умны. Трюффо, Шаброль, Маль – замечательно умные режиссеры……Но среди умных режиссеров Годар – это невероятно уникальный художник……Фильм «На последнем дыхании» легко мог провалиться. Он был слишком длинным. Годару нужно было много вырезать, и его посетила гениальная идея – вырезать куски изнутри монтажных кадров – то, на что никто из нас не решился бы. Никто из нас и не думал, что можно сократить кадр, вырезав из него начало, середину или конец. Годар это сделал, и его храбрость отлично сработала».{153}[61]
Рисунок 180. Кадры из фильма Жан-Люка Годара «На последнем дыхании»
Но аудитория, действительно, насыщалась, а у режиссеров кончалось «последнее дыхание». Ромер (который основал собственную продюсерскую компанию) и Риветт остались режиссерами-авторами, но Шаброль и Трюффо ушли в жанровое, студийное кино. Годар упорно продолжал свои эксперименты – как он продолжает и по сей день.