– А кто человек, пытавшийся войти в клуб?
– Неважно, можете забыть, больше он сюда не явится. Да, Сан Саныч… Не против, если буду вас так называть? – Богатов утвердительно качнул головой. – Давайте присядем за свободный столик, а то торчим посреди зала, как два идиота.
Александр Александрович огляделся вокруг. Выглядели они действительно нелепо, привлекая внимание посетителей. Здесь было не принято вести беседу стоя. С другой стороны, генерал осознал, что является одним из немногих, с кем Лана разговаривала столь долго.
– Ланочка, может, заодно поужинаем? Не заметив в ее глазах возражений, Богатов безапелляционно добавил:
– Плачу я.
– Как скажете, товарищ генерал.
Через минуту они уже сидели за столом. Официант не заставил себя долго ждать, будто был наготове. Отужинав, эта странная парочка еще долго болтала, как могло показаться – о пустяках. Спохватился Богатов, когда было далеко за полночь. Взглянув на часы, он глубоко вздохнул, давая понять, что пора, хотя и сожалеет об этом.
– Увы, завтра на службу, а еще надо умудриться хоть немного отдохнуть. – Бессонница последнее время частенько мучила генерала.
– С этого дня будете спать как младенец, да и сны видеть не простые, – сказала Лана, прощаясь и желая доброй ночи.
Глава 25Сны генерала
Сон первый: «Лыска»
После встречи с Ланой жизнь Богатова изменилась. Вернулись краски и ощущения, которые с возрастом утекают из нашего восприятия. Но связанно это было не с всплеском гормонального фона, бывающего у пожилых мужчин, воспылавших чувствами к молодой особе. Сан Саныч относился к девушке как к ребенку, и немудрено – по возрасту вполне могла быть внучкой. В то же время, не смотря на юный возраст, она была на ступень выше, невзирая на социальный статус генерала. В чем состоит это превосходство, уже с первого знакомства выкристаллизовалось в явное понимание, и здесь сомнений не было. В ее присутствии непостижимым образом включалась ясность мысли, и этим обстоятельством имело смысл пользоваться в сложных ситуациях. Но наибольшую трансформацию претерпели сны. Богатова довольно редко посещали цветные видения, содержание которых к утру улетучивались из головы за исключением отдельных фрагментов. Да и засыпал Александр Александрович крайне тяжело, несмотря на валившую с ног усталость. Казалось, мысли и суждения, одолевавшие весь день, не хотели покидать и ночью, лишая столь необходимого отдыха. Теперь царство Морфея завладевало им, стоило лишь прикоснуться к подушке.
Нынешние сны сложно было назвать видениями. Яркие краски, абсолютно реальные запахи, ощущения и переживания – все это в большей мере походило на пребывание в иной реальности, на жизнь в ином измерении. Столкнувшись с этой стороной бытия, генерал осознал, что случись это до разговора с Максимом в госпитале, он бы отказался от звания и вышел на пенсию. Нежданно сны принесли немыслимую степень свободы, а вместе с тем совершенно иное состояние души. Путешествия в забытьи не требовали материальных трат, но что наиболее удивляло – таили в себе совершенно иной способ познания действительности, когда знания под воздействием увиденного и пережитого попросту вливались в мозг. Одной из странных особенностей было то, что Богатов помнил эти сны и с легкостью, закрыв глаза, мог воспроизвести любой фрагмент. И чем больше он практиковал эту способность, тем отчетливее проступало осознание: путешествием во снах можно управлять, добывая необходимую информацию. Пока же таким способом генерал снимал усталость. Вот и сегодня решил не обедать, хотелось отдохнуть. Поудобнее расположившись в кресле, Богатов закрыл глаза, настроившись на первый из перевернувших жизнь снов. Память мгновенно вбросила его в переживания почти забытого детства.
Узкая, хорошо натоптанная тропинка, петляя вдоль огородов, вывела на край села и, обогнув колхозный коровник, устремилась к сосновому бору. Июльское солнце палило безжалостно. Открытый участок дороги к реке всегда давался нелегко. То ли дело в лесу – прохлада, шум ручья, из которого в любой момент можно было напиться и дурманящий аромат хвои. Наконец, тропинка пересекла просевшую и теперь еле заметную линию окопов у обрушившегося блиндажа и, выбравшись на покатистый склон, сбежала к заводи, поросшей на противоположном берегу камышом и осокой.
Прохладная вода обволакивала тело, погружая в блаженство по мере того как Саня, зайдя по шею, поплыл к противоположному берегу. Выбраться там из реки сквозь заросли было нереально, но в этом месте в камышах на солнце грелись необычайной красоты стрекозы, раскрыв перламутровые крылья самых разнообразных окрасов. Никогда потом во взрослой жизни Богатов не видел этих дивных насекомых. В этот раз разглядеть их как следует не удалось. Подпустив пловца поближе, стрекозы словно по команде спорхнули с насиженных мест и понеслись над лугом. Импульсивно рванувшееся за ними сознание вынырнуло из воды, воспарив над камышами, и поплыло, пытаясь нагнать. Неожиданно пришло понимание, что травы, над которой парило воображение, в их местности не было. Попытка осмотреться остановила полет и сменила картинку.
Крепкий деревянный сруб с пристроенным огромным навесом, под которым сушились травы, подвешенные пучками, окунули в старину. Средних лет здоровенный мужчина с густыми русыми волосами и бородой закончил какое-то дело и собирался зайти в дом, когда на подворье влетела одетая в легкий сарафан женщина и бросилась в ноги.
– Федор Степанович, не губи, не меня, деток малых пожалей, – причитала она, обхватив холщевые брючины, – помрем с голоду. Как жить-то, как жить?
– Не ори, скажи толком, что случилось. – Рывком за плечи, словно перышко, Федор поставил бабу на ноги, встряхнув для порядка.
– Ой, беда, помирает. Не ест, не пьет, легла. Как жить, как жить? Кормилица помирает, а у меня пять душ, мужика нет.
– Корова что ли?
– Лыска моя, молодая еще, три годочка всего. Слегла ни с того ни с сего.
– Идем, быстро.
Походило, мужик понял, что произошло со скотиной.
Лыска лежала у стены сарая. Нечастое, тяжелое дыхание говорило, что она жива. Услышав голос непрерывно причитающей хозяйки, животина открыла глаза; поднять голову у нее не было сил. Марфа хотела было броситься к ней, но Федор зычным окриком остановил.
– Поди прочь. – Его изменившееся лицо и безумный взгляд вселяли страх.
Марфа не просто осеклась, а на время онемела. Ужас сковал тело, заставив замереть у ворот сарая. Сбросив рубаху, Федор прильнул к корове. Гладя голову, что-то нашептывал на ухо, затем оглаживал бока, словно очищая от чего-то, закончил ногами. Поднявшись, не поворачивая головы, скомандовал:
– Неси воду, живо… Не стой столбом.
Марфа, подхватив попавшиеся под руку ведра, бросилась к колодцу. Когда вернулась, Федор был у сарая. Вся грудь и руки у него были черными, словно в саже.
– Откуда? – пронеслась мысль. – Корову вечером мыла.
– Слей. – Широко расставив ноги и наклонившись, мужик однозначно дал понять, что следует делать.
Поливая спину, Марфа любовалась широким богатырским торсом; эротические видения мимо воли поползли в голову.
– Не о том думаешь, – разгибаясь, жестко сказал Федор, вернув женщину к реальности.
Ойкнув, она взглянула в сарай и не поверила глазам. В проеме ворот как ни в чем не бывало красовалась Лысуха, отливая в солнечных лучах чистой шерстью на ухоженных боках. Замычав, скотина двинулась вперед и, дойдя до Федора, уткнулась мордой в грудь. Потрепав шею и опять что-то шепнув животине на ухо, Степанович вслух добавил.
– Иди, гуляй.
В глазах коровы блеснула лукавая улыбка. Замотав головой, благодарное животное исхитрилось и лизнуло Федора в лицо. Марфа от переполнявшего сердце чувства благодарности вновь бросилась к благодетелю в ноги, но крепкие руки, подхватив и встряхнув, опять подняли с колен.
– За корову не беспокойся, наговоры теперь не страшны, вздумают травить, пресекутся. А вот с тобой хуже.
– А что со мной? – всполошилась Марфа.
– Не перестанешь чужих мужиков приваживать, изведут тебя бабы, да и род твой.
– Наговоры это, чтоб я, да никогда. – Марфа залилась легким румянцем.
– Ой, дура баба, – Федор рассмеялся, – кому врать вздумала.
От осознания собственной глупости кровь прилила к голове, сделав лицо ярко багряным.
– Что ж, мне себя заживо похоронить? – не мигая спросила Марфа.
Федор приложил руку к ее голове и закрыл глаза.
– Угомонишься, найдешь суженого и доживешь с ним до старости.
– С моим-то выводком? Когда на одного мужика по три девки. – Слезы мимо воли ручьем полились по щекам.
Федор взглянул на нее с укоризной, махнул рукой и пошел со двора. И только тогда Марфа осознала, что в очередной раз сморозила глупость, ведь знала, как и остальные в селе, что Федор видит будущее.
Открыв глаза, Богатов вывалился в окружающую тело действительность. В приемной было относительно тихо. Взглянул на часы, прошло сорок минут, а по ощущениям казалось, что проспал ночь. Александр Александрович понимал, что персонаж сна каким-то образом связан с делом «Кулибина». Более того, «Знахарь» (так он по профессиональной привычке обозначил этого человека) играет немалую роль в его судьбе. Какую? Ответа на этот вопрос не было. Однако генерал точно знал, что истина откроется, причем ровно тогда, когда будет необходимо, не раньше и не позже. Откуда в голове взялась такая уверенность, он не ведал, как и не понимал, почему знает, что информация притечет через один из будущих снов.
Глава 26Сны генерала
Сон второй: «Наследники»
Ярко-желтый лист оторвался от ветки и, медленно покачиваясь, полетел вниз. Не достигнув собратьев, сплошным ковром укрывших землю, он замер. Другие листья, покинувшие свои места позже, уже закончили тоскливый полет, а он все висел, словно ожидая чего-то. Это неестественное положение вещей заставило Богатова осмотреться. За спиной он увидел знакомый сруб «Знахаря», потемневший от времени. На подворье не прибрано, дверь открыта настежь. Тягостное предчувствие наполнило сердце генерала. Неведомая сила потянула в дом. На массивной кровати в горнице лежал постаревший, седой как лунь Федор Степанович. Он был не просто болен – умирал. Заострившийся нос, впавшие щеки и что-то еле уловимое во взгляде говорило, что уже скоро. С другой стороны, се