– Вообще-то она мне, конечно, нравится, но сейчас я больше торчу от XTC года так восьмидесятого – восемьдесят первого… – начинал я сражаться за процветание нашего коллектива. – И у меня уже есть две штуки, и я хотел бы еще две. – Восемьдесят каждому! Вот чего я хотел!
– Я не люблю новую волну, – холодно говорил менеджер из Москвы. – Расцвет рока – это все-таки семьдесят пятый год.
– Пожалуй, – соглашался я. Пусть будет семьдесят пять мне и семьдесят пять Витьке, по тем временам это было очень много.
Но такое случалось нечасто. Обычно нам платили от тридцати до шестидесяти рублей каждому и иногда покупали обратные билеты, а иногда – нет. Кое-какие деньги приносила также торговля лентами с записями нашего первого альбома, которую я наладил в Москве довольно лихо, – мы привозили лент по десять и продавали что-то такое рублей на пять дороже стоимости ленты. Но и это было от случая к случаю: иногда в ленинградских магазинах пропадала пленка, и это подрывало наше благосостояние.
После нескольких удачных экспериментов нам очень понравилось ездить в Москву, и мы уже были всегда готовы сорваться туда по первому требованию.
Останавливались мы в основном у Липницкого – это был наилучший вариант. С Александром мы быстро подружились, с ним было интересно, и он был крайне ответствен и пунктуален и не позволял себе сильно расслабляться, как многие наши общие знакомые. Например, однажды мы поехали в одно место, где нас звали на ночлег, но хозяин так готовился к приему гостей, что когда мы позвонили в дверь, то долго слушали приближающееся шарканье – хозяин, видимо, с трудом передвигался, хотя был молод и хорош собой. Когда шарканье приблизилось вплотную, мы услышали громкий удар в дверь где-то на уровне лба, потом кто-то, мыча и стеная, медленно сполз вниз, царапая дверь ногтями и тем самым пытаясь предотвратить падение. Все было ясно, и мы пошли прочь, но, выйдя из парадного на улицу, услышали из «гостеприимной» квартиры грохот рояля – по клавишам, вероятно, лупили кулаками или головой – и хриплые сдавленные крики: «Восьмиклассница!.. Восьмиклассница…» Судя по всему, хозяин очнулся и все еще ждал нас в гости, но мы не стали второй раз искушать судьбу и отправились к Липницкому.
У Александра дома стоял видеомагнитофон, и мы за сезон 82–83-го года просмотрели у него огромное количество самой разной музыки – ночевали в гостиной, где находилось это чудо техники, засыпали и просыпались под концерты Talking Heads, Rolling Stones или, в крайнем случае, под Вудсток. Все это продолжалось до тех пор, пока Витька не увидел впервые фильмы Брюса Ли – в 82-м году это была довольно редкая штука. Видеоиндустрии в Союзе еще не было, и такой экзотики никто, за небольшим исключением владельцев – пионеров видеотехники, практически, не видел.
Увидев же это чудо кино-карате, Витька перестал смотреть музыку и просто заболел – стал повсюду махать руками и ногами, изображая из себя «Виктора Ли», наделал себе нунчаков и развесил дома по стенам. Теперь он регулярно стал травмировать себя, обучаясь тонкому искусству восточного единоборства.
Марьяша ездила с нами и помогала кое-чем, кроме грима и костюмов, – стояла, например, на стреме во время концертов; как-то раз нам пришлось просто бегом бежать из подвала, где мы успели, правда, отыграть всю программу, и я успел даже вырвать деньги на бегу из рук мчавшегося бок о бок с нами менеджера. Бежали мы не от разгневанных зрителей – те-то были в восторге и сначала вовсе не хотели нас отпускать, а теперь вот сами бежали в другую сторону, как им было приказано, отвлекая на себя следопытов КГБ, приехавших познакомиться поближе с группой «Кино».
Случались и спокойные, солидные концерты в МИФИ, с «Центром» в первом отделении, например. Вообще в МИФИ мы играли несколько раз, и это было, пожалуй, любимым нашим местом. Артем Троицкий раздухарился и устроил нам выступление в пресс-центре ТАСС, где мы опять-таки всем понравились… Мы очень полюбили московскую публику – она была прямо полярна ленинградской. Если в Ленинграде все всё подряд критикуют (как вы могли заметить по мне и по моей повести), то в Москве почему-то все всем восторгались. И это было нам очень приятно – стоило нам оказаться в столице, как из начинающей малоизвестной рок-клубовской команды мы превращались в рок-звезд, известных всей андеграундной московской рок-аудитории. Мы продолжали работать вдвоем, Петр Трощенков выбрался с нами только раз или два – работа в «Аквариуме» отнимала у него много времени, и мы оставались дуэтом.
В Ленинграде тем временем не дремал и наш первый официальный фан – Владик Шебашов. Однажды он несколько дней не брал в рот ничего спиртного, отключил телефон, сидел дома и о чем-то думал. Результатом этой беспримерной в истории ленинградского рок-движения акции явился грандиозный домашний концерт «Кино» в Шувалове-Озерках.
Шувалово-Озерки в то время были чудесным районом Ленинграда – ни в одной из квартир огромных многоэтажных домов не было ни одного телефона, и добираться туда автобусом от конечной станции метро «Удельная» было очень неудобно, долго и противно. Выбираться оттуда, соответственно, тоже было проблематично, и поэтому Владик полюбил это место: здесь можно было спокойно по нескольку дней пребывать в гостях у знакомых без всякой связи с цивилизацией – и выпивать-закусывать безо всякой надежды выбраться домой раньше чем дня через три.
Здесь жила подружка Владика Оля, с которой он вместе учился в Институте культуры и которая хозяйничала в большой и абсолютно пустой двухкомнатной квартире. Вернее, в одной, маленькой комнатке стояла кое-какая мебель – кровать там, шкаф, то да се, а гостиная же была совершенно пуста, и лучшего места для квартирника было просто не найти. Соседом Оли был некий Паша Краев – оказывается, я знал его еще по втузу. Паша обожал рок западный и рок восточный одинаково, и вскоре уже не в Олиной, а в Пашиной квартире играли и «Кино», и Рыженко, и Майк, и Кинчев… Но это было чуть позже, а пока мы открывали эту свежую площадку.
Входная плата на концерт «Кино» у Оли была для квартирника непомерно высокой – пять рублей с человека. Так решил Владик. Но он ничего не брал себе – он был настоящим фаном нашей группы и всю сумму пустил в различные кайфы – по два пятьдесят с каждой пятерки отдавал нам, а на остальные два пятьдесят покупались две бутылки сухого и два плавленых сырка – для нас и для гостей, чтобы все чувствовали себя уютно и спокойно. Деньги были собраны заранее, и поэтому, когда мы с Витькой вошли в комнату, которая должна была стать нашим залом и сценой одновременно, то искренне порадовались – вдоль одной стены сидело на полу человек тридцать слушателей, вдоль другой стояло бутылок шестьдесят сухого и высились сверкающие алюминием небоскребы из плавленых сырков. Владик сделал все, что мог, и, по-моему, всем угодил.
Витька продолжал писать, и материала для второго альбома у нас было уже более чем достаточно. Теперь, когда мы разделили обязанности и всеми административными вопросами стал заниматься я один, мой товарищ начал наседать на меня и все чаще и чаще требовать, чтобы я поскорее подыскал студию для новой записи. К Тропилло мы решили пока не обращаться – он очень много работал с «Аквариумом», и мы не хотели лишний раз его напрягать. Борис снабдил меня длинным списком телефонов знакомых звукооператоров, сказав, что они, в принципе, могут записать любую группу, но уговорить их и заинтересовать именно в нашей записи – это уже мои проблемы. И я время от времени звонил, и с каждым звонком мои надежды на успешный поиск в этом направлении становились все призрачнее и призрачнее.
– В принципе, можно, – отвечали мне обычно на вопрос «Можете ли вы нас записать?».
– А когда?
– Ну, позвоните на следующей недельке…
Знаю я эти следующие недельки. Сам иногда так говорю, когда хочу вежливо отделаться от кого-нибудь. Ничего нет безнадежней для меня, чем слышать про эти недельки…
Но я продолжал звонить, уже почти не рассчитывая на приглашение в студию и прокручивая в уме все иные возможные варианты.
– Группа «Кино»? – переспросили меня однажды по телефону на мой вопрос о записи.
– Да.
– Можете сейчас приехать. Часов до двенадцати ночи я могу вами заняться.
– Мы будем через полтора часа. Спасибо большое, – сказал я, повесил трубку и в ужасе стал думать, как реализовать мое обещание. С Андреем – звукорежиссером из Малого драматического театра – я до этого уже несколько раз созванивался, знал его условия и возможности. Его студия нас устраивала – там можно было писать все, включая живые барабаны. Но сейчас было семь часов вечера, и я не знал, во-первых, дома ли Витька, во-вторых, захочет ли и сможет ли он сейчас поехать на запись, в-третьих, ни барабанов, ни барабанщика у нас до сих пор не было. Я позвонил Витьке, который, на счастье, оказался дома.
– Витька, привет. Есть возможность сейчас поехать в студию.
– Сейчас? Я чай пью. Я сейчас не могу. Что за гонка?
Я чай пью. Я сейчас не могу… О, благодарная легкая и приятная работа администратора!
– Так что? Решай – отменять мне все или поедем все-таки?
– Ну, я не знаю… А барабаны что?
– Я постараюсь сейчас найти.
– Ну, если найдешь, то поедем. Перезвони мне, когда все выяснишь.
– Хорошо.
Барабаны, барабаны… Я листал свою записную книжку и звонил всем подряд, спрашивая, нет ли случайно сегодня на вечерок барабанов или барабанщика? Многие удивлялись такому необычному вопросу, но легче мне от этого не делалось. Когда я дошел до буквы «И» и позвонил Жене Иванову – лидеру группы «Пепел», какая-то надежда появилась.
– Запиши телефон, – сказал Женя. – Зовут его Валера Кириллов. Это классный барабанщик, если он захочет, то поможет вам. Но я не знаю, захочет ли…
Я и сам не знаю, захочет ли Валера Кириллов тащиться на ночь глядя неведомо с кем неизвестно куда…
– Алло, Валера?
– Да.
– Привет. С тобой говорит Леша Рыбин из группы «Кино».
– «Кино»? Не знаю, не слышал.