Были и другие члены киноклуба, покинувшие наши ряды всего после нескольких встреч. Один парень уехал в Оранжвилл, чтобы участвовать в эстафете олимпийского огня. Другой оказался двоеженцем, живущим под вымышленным именем. Третий – представителем пирамиды «Амвэй», ищущим новых клиентов. Еще одного неприятного типа арестовали за хранение марихуаны и детской порнографии (не знаю, что из этого они искали, когда заодно наткнулись и на второе). Одно время с нами тусовался парень, разводивший на балконе своей квартиры фазанов (для тех, кому эта идея показалась интересной – от всей души не советую пробовать). Еще один запоминающийся бывший член киноклуба – преподаватель иностранных языков, научивший РТ говорить «пошел в жопу» на норвежском. К сожалению, лингвистическими познаниями РТ решил блеснуть, когда его остановил за превышение скорости единственный сотрудник дорожной полиции Торонто, понимающий по-норвежски. В результате на РТ повесили гораздо больше правонарушений, чем те, в которых он был действительно виновен. К счастью, все ложные обвинения с него потом сняли.
Никогда бы не встретился со всеми этими людьми, если бы не киноклуб. Правда, без некоторых из этих знакомств смог бы прекрасно обойтись, но сейчас речь не о том. Главное, что киноклуб оказал большое влияние на всех нас. Возможно, то же самое чувствуют музыканты, когда распадается группа, в которой они вместе играли долгие годы. Что и говорить, десять лет – это же целая треть моей жизни. Стоил ли киноклуб стольких усилий и времени? Стал бы я участвовать во всей этой затее, знай я заранее, во что она выльется?
Много раз задумывался на эту тему, особенно за последний год. Знаю, что смысла во всех этих «если б да кабы» немного, но все же любопытно. Больше всего смущает то, что мне нравится проводить время с этими ребятами, но среди них нет ни одного человека, общения с которым мне будет по-настоящему не хватать. Понимаю, что этим признанием выставляю себя бесчувственным козлом с мизантропическими наклонностями. Может, так оно и есть. Иногда чувствую себя воспитателем детского сада, вот только дети, вместо того чтобы взрослеть, продолжают взваливать на меня свои проблемы, которые я должен обязательно решить. Справедливости ради, это касается не всех. Самый трудный ребенок в группе – несомненно, РТ. А ведь с ним я познакомился еще задолго до открытия киноклуба.
Возможно, некоторых из этих ребят сегодня вечером вижу в последний раз. Сам не могу понять, что по этому поводу чувствую. Примерно такие же ощущения возникли, когда закрывал «Крик Вильгельма». Может, грусть и сожаление настигнут меня потом. Но надеюсь, что из-за скорого отъезда во Францию они не сумеют меня найти.
Глава 28
Робин не хочет, чтобы я провожал ее в аэропорт.
– Самолет вылетает в половине девятого утра, – объясняет она. – Значит, приехать надо будет в шесть тридцать. А встать и вовсе придется почти ночью – в половине пятого или около того. Перед тем как выехать, сто раз проверю, не забыла ли чего. Очень боюсь опоздать на самолет или не успеть на регистрацию. Путешествия для меня – большой стресс. Вся на нервах! Уж поверь, такой я тебе не понравлюсь.
Улетает Робин только завтра, а нервничать начала уже сегодня вечером. Ужинать отправляемся в ее любимое заведение, нечто среднее между французским бистро и индийским рестораном. Называется «Марсово поле Бомбея». Едва сев за столик и раскрыв меню, Робин чуть не расплакалась.
– Подумать только, в следующий раз я сюда приду нескоро! – вздыхает она, вытирая глаза тыльной стороной ладони.
– Не расстраивайся! – утешаю я. – Должно быть, только на Шестой авеню таких ресторанов вагон и маленькая тележка!
– Наверное, карри перед полетом лучше не брать, – рассуждает Робин. – Иначе всю дорогу проведу в туалете. Извини за неаппетитные подробности.
– Стесняться тут нечего, – отмахиваюсь я. – Считаю, что в самолетах в каждое кресло должен быть встроен унитаз. А чтобы никто не смущался, пусть повесят какую-нибудь занавеску, которую в случае надобности можно будет задергивать. Все удобнее, чем когда у тебя по ногам возят тележку с напитками.
– Сегодня заснуть не смогу, – вздыхает Робин. – Приняла бы снотворное, но боюсь не услышать будильника и проспать.
– Ну, если все равно спать не собираешься…
– Обломись, Казанова.
– Просто подумал, что это хороший способ расслабиться.
Робин улыбается:
– Кому – мне или тебе?
Обвожу взглядом ресторан.
– Только посмотри на того парня с прямым пробором, – шепчу я, кивая на мужчину с женщиной в другом конце зала, к которым только что подошел официант. – Зачем вообще делать такую прическу? Если кому-то кажется, что так можно скинуть возраст, то единственное, что она скидывает, – пятьдесят баллов с показателя IQ. Так же как южный акцент. Или футболка с группой Nickelblack.
– Не пытайся сменить тему, – прищуривается Робин.
– Извини, – отвечаю я. – Если хочешь, можем продолжить разговор о встроенных унитазах в креслах самолетов. Как думаешь, на сколько сразу вырастут цены на билеты? Но в любом случае вместо прибылей авиакомпании ждут убытки – кто захочет лететь рядом с человеком, у которого в сиденье тоже встроен унитаз? Особенно если твоим соседом окажется кто-то вроде вон того здоровенного волосатого мужика в майке. Такое чувство, будто перед походом в ресторан он все свои волосы завил в салоне красоты. Не хотелось бы сидеть рядом с этим типом на толчке. Откровенно говоря, в его компании и есть-то не слишком приятно, не говоря уже о завершительной стадии пищеварительного процесса.
Робин берет меня за подбородок и разворачивает к себе:
– Пожалуйста, прекрати пялиться на здоровенных волосатых мужиков в моем присутствии.
– Извини.
Робин вздыхает:
– Помню, мы договорились не брать на себя никаких обязательств и просто приятно провести вместе время, но передать не могу, до чего завтра не хочется улетать!
– Мне тоже не хочется, чтобы ты улетала так скоро, – отвечаю я, взяв ее за руку. – Но ничего не поделаешь. Это твоя карьера, твоя мечта. Останешься – потом всю жизнь жалеть будешь. Ты ведь так старалась, затратила столько труда…
– Ну-ну. Какую еще банальность придумаешь? – качает головой Робин. – Скажешь, что по сравнению с войнами, пожарами и стихийными бедствиями наши проблемы – пустяк?
Улыбаюсь:
– Мы всегда можем встретиться на Фестивале комиксов.
Трудно сказать, чего Робин хочется больше – дать мне по морде или поцеловать. Скорее всего, и то и другое одновременно.
– Ну да, конечно, – произносит она. – Ты в Париже, я на Фестивале комиксов. Совсем не одно и то же.
– Вряд ли в Париже встречу столько народу в костюмах имперских штурмовиков. Впрочем, пока не поживу там некоторое время, судить не берусь.
– Может, все-таки сумею уговорить тебя перебраться вместо Парижа в Нью-Йорк? – Но прежде чем успеваю ответить, Робин поспешно выпаливает: – Извини. Не имею права выставлять такие требования. Мы ведь друг друга почти не знаем. Черт возьми! Угораздило же так не вовремя встретить хорошего парня!
– А меня – встретить хорошую девушку. Это называется – судьба разводит, – вздыхаю я.
– А может, ну ее, судьбу? – произносит Робин и тут же разражается смехом. – Поверить не могу, что только что это сказала.
– Послушай, – говорю я. – Это в наших же интересах. Тебе надо работать над книгой, мне надо работать над книгой. Сейчас для нас обоих важно сосредоточиться на деле. Мы же будем только мешать друг другу.
– Прежде чем продолжишь, хочу уточнить один момент, – перебивает Робин. – Скажи честно: дело во мне? На самом деле дождаться не можешь, когда чокнутая девица наконец свалит, просто признаться стесняешься?
– Нет, нет, – торопливо возражаю я. – Конечно же дело не в тебе. Я бы очень хотел, чтобы ты осталась, но… ты должна отправиться в Нью-Йорк. Реализоваться как творческая личность. Показать, кто ты такая и на что способна. Это очень редкий и замечательный шанс, упускать его нельзя ни в коем случае. А таких шансов, как тот, который сидит напротив тебя за столиком, пруд пруди.
– Вообще-то этот шанс мне тоже очень нравится, – произносит Робин, сжимая мою руку. – И я буду по нему скучать.
– Он по тебе тоже.
– Впрочем, по какому поводу такая драма? Я ведь не насовсем в Нью-Йорк уезжаю! – пытается улыбнуться Робин. – Всего-то на четыре месяца. Максимум – на полгода! А ты будешь приезжать ко мне в гости, правда?
– Ну конечно!
– К Рождеству точно освобожусь, – продолжает Робин. – Что скажешь, если на праздники посещу продуваемый всеми сквозняками чердак, где ты будешь писать свои непризнанные шедевры?
– Если не слягу с чахоткой, милости прошу.
– Сама удивляюсь, какая вдруг стала порывистая, – замечает Робин. – Вообще-то легкость на подъем – это не про меня. Сам видишь, как дергаюсь, когда надо куда-то ехать.
– А тут еще эти рентгеновские сканеры для досмотра людей, – качаю головой я. – Только представь, на что тамошние сотрудники насмотрятся за смену.
– Если хочешь меня подбодрить, то попытка неудачная.
– Извини. Это я себя подбадриваю.
Скоро подают наш заказ. Робин осилила всего полтарелки. Я тоже. Прямо напротив меня волосатый тип в майке жадно поглощал целую гору риса и ягнятины, и несмотря на то, что делал он это с огромным удовольствием, его застольные манеры мгновенно отбивали аппетит у всех остальных едоков. Решив не заказывать десерт, выходим на улицу. Взмахиваю рукой и останавливаю такси.
– А ты что, со мной не поедешь? – спрашивает Робин, открывая дверцу.
– Тебе надо как следует выспаться, – говорю я. – Завтра трудный день.
Робин хмурится:
– Слушай, почему у меня такое чувство, будто я больше тебя не увижу?
– Ну что ты, обязательно увидишь, – отвечаю я и целую ее. – Причем раньше, чем ты думаешь.
Несмотря на мой уверенный тон, Робин явно отнеслась к этому обещанию скептически. Однако, когда на следующее утро вышла из дому и увидела возле подъезда ожидающий ее лимузин, сразу перестала сомневаться в моей правдивости. А чтобы сюрприз удался наверняка, попросил шофера позвонить Робин на мобильный и сказать, что приехало такси. Робин действительно заказала такси, но я дал водителю двадцать баксов и велел уматывать.