Киномысль русского зарубежья (1918–1931) — страница 87 из 117

Сидя в зале синема в присутствии большевиков, владеющих и торгующих не только этими фильмами, но владеющих и торгующих нашей Россией, я со всей силой ощутил, как открылись и заныли мои душевные раны, затянувшиеся в период трехлетней моей зарубежной жизни. Ненависть острая, жгучая, невыносимая своей безысходностью поднялась комком к горлу, как бывало там…

Я подумал:

– Нет, здесь мы разучиваемся по-настоящему ненавидеть, а ненавидим издали, как-то отвлеченно. Потому что глядим-то на них тоже издали, «через решетку», как на гадюк в зоологическом саду, не ощущая их поганого прикосновения, не вдыхая их удушливого смрада…

Зал синема показался мне Советской Россией, а все мы, русские, глядящие на экран, где одна мерзость сменяла другую при нашем полном непротивлении, – советскими подданными, связанными по рукам и по ногам… Ужасно было то сознание, что это происходит во Франции, что Франция признала, приютила этих гадов…

А все же я не жалею, что ходил на просмотр советских фильмов. Больше того – если их будут показывать во французских синема, усиленно рекомендую русским зарубежникам пойти посмотреть. Нужно это поглядеть: больно это отвратительно, жутко, но полезно, ибо снимается с сознания и с чувства вот эта самая пленка тихого, обыденного, буднично-уравновешенного и, да простят мне резкость, мещанского в своем спокойствии нашего жития. Как все заклокочет и заноет внутри, так почуешь живую муку истоптанного советскими сапогами нашего народа, что все и личное, и партийное пойдет насмарку… Когда от отчаяния обиды у людей темнеет в глазах, заснувшая энергия и воля к действию просыпаются разом. Меньше рассуждений, всяких там «дискуссий» – не до них, когда закричит человек криком непереносимой боли.

Надо сказать правду, мы утонули в рассуждениях и обсуждениях, увлекаемся теоретическими построениями, оперируем с идеями, покаяниями, идеалами, принципами, а воображение гаснет, потускневшая фантазия не может нарисовать достаточно ярко того, что происходит там. Большевики подхлестывают заснувшие наши чувства. Точно ножом полоснет такая вот советская фильма: изнасилованная, оплеванная, истерзанная взглянет с советской дыбы в самое сердце родная наша Россия.

Печатается по: Возрождение (Париж). 1926. 6 мая. Настоящие имя и фамилия автора: Мария Александровна Каллаш.

Екатерина Кускова «БРОНЕНОСЕЦ “ПОТЕМКИН”»

После преодоления цензурных препятствий советская фильма «Броненосец “Потемкин”» увидела, наконец, свет в Чехословакии, в Праге[414]. За две недели до постановки в двух больших пражских кинематографах – «Kapitol» и «Hvezd»[415] – билеты на премьеру уже продавались и жадно раскупались: интерес к России не потухает, несмотря на то что великой страной правит правительство «других принципов»… А за несколько дней до первого дня представления по Праге поползли слухи: быть скандалу…

– Кто же собирается скандалить?

– Здешние фашисты…

– Не русские, надеюсь? Было бы весьма невежливо переносить наши скандалы в гостеприимную страну.

– Не беспокойтесь. Фашизм столь же интернационален, как и коммунизм… Найдется достаточно протестантов и чехов…

И действительно, в «Капитоле» скандал произошел, несмотря на большое количество полиции. Начали коммунисты. Криками возмущения встретили они картину расстрела царскими солдатами матросов броненосца. Им ответили фашисты. «Великий немой» продолжал менять картины на экране… В зале началась самая настоящая драка… Демократическая страна не любит, однако, публичных потасовок: расторопная привычная полиция уняла буянов. Фильм не был доведен до конца…[416] Однако второй сеанс в тот же день прошел более благополучно. Свистели, шипели, аплодировали, но уже не дрались… Это было в пятницу, 29 октября. А в субботу в оба кинематографа снова вливались по три раза в день густые толпы: предсказания фашистов, что они фильму «снимут», пока не оправдались.

* * *

В субботу подхожу к «Hvezd’ е» – одному из больших кино на Вацлавском Наместве[417]. Глаз сразу останавливает большое количество полицейских. Как странно: где мы, русские, там и полиция. Так было всегда – там, на родине, и здесь не позволяют «скопляться». Опять расторопны. Быстро сортируют публику. Кто с билетами – пожалуйста внутрь. У кого билетов нет – не заслоняйте дорогу. Мимо!

Внутри зал переполнен. Все сообщают: после вчерашних драк в фильме произведены купюры… Сначала угощают африканскими животными, красотами природы. Затем идет гротеск с фокусами необычайными. Рассеять внимание? На этот раз смешной гротеск не вызывает смеха: нетерпеливо ждут того, за чем пришли. Наконец-то! Надпись: «Броненосец “Потемкин”». И дальше – экран с поучением: «Просим не выражать своих чувств и помнить, что это – лишь история прошлого».

Да, «Броненосец “Потемкин”» – лишь история прошлого. Почему же такие страсти? Когда-то давно такие же демонстрации и драки происходили в России на представлении «Контрабандистов» в Суворинском театре[418].

Но ведь в «Контрабандистах» была совершенно явная тенденция – подогреть не умирающий ни при каких режимах русский антисемитизм. Какая тенденция в «Потемкине», этой «истории прошлого»?

* * *

Да, Россия умеет приковывать внимание даже при правительстве «других принципов». С замирающим интересом следит публика за развертывающейся трагедией прошлого. И напрасно такой большой писатель, как И. А. Бунин, скверно ругает искусство «новой» России… Так тяжело и неприятно читать его озлобленную брань. «Почему я должен принимать и вкушать всю ту мерзость, которая подносится нам “новой Россией”, как тот сосуд, полный гадов, что спустился за искушение Петру Апостолу, когда он “взалкал и поднялся наверх, чтобы помолиться”».

По окончании сеанса спрашиваю у людей скорее бунинского толка – в отношении «новой России» – что дала им фильма?

– Фильма? Постановка великолепна. Она волнует и внешней красотой, и напряженностью содержания. Это – подлинное искусство большой силы.

Искусство большой силы – где? У «гадов»? Боже, но до чего же исковеркана русская душа, русская жизнь…

* * *

Да, эта фильма волнует и воскрешает картины пережитого. Я не знаю, что выкинуто цензурой и какова была тенденция творцов фильмы. В том, что дается здесь, тенденция есть лишь в одном месте. Бунтующий «Потемкин» пристает к Одессе. «Потемкин» – олицетворение разгорающейся революции. На пристань выносят с него тело матроса, убитого вождя бунтарей. И вот – симпатии мирного населения… Один вставляет свечку в руку усопшего, другой упорно смотрит ему в лицо, утирая слезы, третьи несут провизию матросам-бунтарям. Яйца, хлеб, куры. Тут же дети машут ручонками в знак симпатии… Слияние бунтарей с народом – сначала в обывательской форме. А затем – грозная демонстрация рабочих. Мол и лестницы Одессы. Густые толпы народа… Лица, жесты – все воспроизведено с огромным талантом. А затем – разгон демонстрации солдатами, бегство врассыпную, пальба, маршировка солдат – все-все, как было когда-то… Какая тут тенденция? Разве всего этого не было в нашей истории? И разве нельзя воспроизводить мрачные эпохи нашего прошлого? Или искусство в России появится лишь с того момента, когда фильма изобразит, как в молчании вешают большевиков?

* * *

И еще есть «тенденция»… Правда, факт дается в его исторической правдоподобности. Но есть и нарочитая подчеркнутость «злодействия». Это сцена, когда врач броненосца Смирнов, осмотрев червивое мясо, ставит диагноз: годно к употреблению… Годно к употреблению матросами. Вся фигура интеллигента-врача – в пенсне, с подобострастными ужимками – должна говорить: посмотрите, какая гадина! Врач-спец на службе у царизма! Картина отвратительная, что и говорить. Конечно, это – прошлое? И сейчас спец должен быть изображен совсем иначе? Гордым носителем свободы духа и неказенного труда? А не сливается ли в этой сцене прошлое с настоящим? Когда, например, современный профессор подписывает исключение способного студента лишь за то, что он не благородной пролетарской крови… Вероятно, в творчестве режиссера в фильме из современного быта фигура врача Смирнова повторялась бы постоянно… Прошлое не так уж редко сливается с настоящим…

* * *

В «Hvezd’ е» сеанс прошел благополучно. Лишь по окончании раздались аплодисменты. Чему аплодировали? Искусству ли новой России, или замыслу, или тенденции волнующей фильмы? Или России – во всех видах, во всех стадиях истории своей идейно напряженной? Да, Россия царская, Россия советская – все же ведь Россия… Броненосец «Потемкин», плававший в бунте в открытом море, не символ ли самой России, ищущей в бунте новой правды?

А сбоку стоят наши же русские люди с готовым приговором: бросьте, отойдите! Это ведь только беснование гадов…

Печатается по: Дни (Париж). 1926. 5 нояб.

Сергей Волконский «ИОАНН ГРОЗНЫЙ»

Никогда еще со времени своей зарубежной жизни не испытал такого сильного, могучего прикосновения России, как от кинематографической картины «Иоанн Грозный». В маленькой комнате квартала Клиши, куда меня пригласили посмотреть фильму «частным образом», прежде чем пустить ее в «Елисейские Поля», я увидел Россию, русских людей, русского крестьянина, русский снег, русскую слякоть, но главное – русского человека в множественной численности и в наивысшем, во всяком случае безупречнейшем художественном напряжении. В смысле кинематографического изображения, специфического подбора, подбора лицедеев, в смысле использованности природных данных всех вместе и каждого в отдельности, наконец, в смысле распределения, постройки или «кройки» это, конечно, самое много-жизненное, густо-насыщенное, правдиво-пережитое, что я видел на экране.