Movie Brats 88.
Выход за границы вестерн-жанра символично обозначал трансгрессивность, которую также несла в себе любовь между ковбоем и вампиршей. Для обоих героев это оказался выход за пределы привычных норм: для него — границ ранчо, для нее — границ «дурного племени».
Трансгрессивность стала темой и следующего полицейского триллера Бигелоу «Голубая сталь» (Blue Steel, 1990), в котором режиссер показала себя во всем великолепии экшн-постановщика и сумела сексуализировать оружие, сделав главной героиней женщину-полицейского. «Все началось с идеи сделать женщину героиней экшн-фильма, — рассказывала Бигелоу. — Не было не только фильмов, в которых женщина была бы главной героиней экшн-триллеров, но даже фильмов, в которых она была бы центральным характером. Особенно я была впечатлена этим, поскольку я сама женщина, которая смотрит экшн-фильмы, где всегда в центре мужчина. Ты начинаешь идентифицироваться с мужчиной как наиболее сильным героем»89.
Благодаря выбору героини — девушки в мужской униформе — и за счет проблематизации таких понятий, как феминность и маскулинность, Бигелоу позволила автору книги Women’s Cinema 90 Алисон Батлер рассматривать трансвестизм в ракурсе современной для 80-90-х квир-культуры как своего рода биокультурный конструкт, а не просто переодевание и метафору стирания аутентики идентичности. Трансвестизм в фильме говорил скорее о нарративном статусе, нежели о желании зрителя наслаждаться маскулинной мобильностью и силой без рассмотрения феминности как осознанной позиции. Такая проблематизация маскулинной и феминной позиций в американском боевике была очень важна, поскольку предшествующая феминистская критика со времен появления работ Лоры Малви 91 настаивала на маскулинизации женщины-зрителя за счет необходимости идентифицироваться с героями-мужчинами в Голливуде патриархата 92. «Голливудский трансгрессор или голливудский трансвестит?» — этот вопрос по отношению к творчеству Бигелоу продолжают ставить по сегодняшний день. Но его истоки надо искать именно в 1990-м.
В кассовом отношении фильм «Голубая сталь» получился довольно успешным. Удачным был выбор на главную роль Джеми Ли Кёртис, которая до этого блеснула в «Хэллоуине» Джона Карпентера и помогла выразить «латентный феминизм», которым отличался этот полицейский экшн. Бигелоу с самого начала подчеркивала мачистскую профессию героини Кёртис тем, что заставляла ее из самообороны расстреливать в упор грабителя в магазине. Как отмечал Роберт Селф, героиня демонстрировала одновременно черты женщины-жертвы и женщины-героя, что, в свою очередь, позволяло фильму вызывать множественную идентификацию через желаемый образ женской власти и мужское желание утверждать собственную власть. Хладнокровие, с которым убивала женщина-полицейский, показывало особую психологию человека этой профессии, для которого оружие является продолжением руки. Однако важна была еще и эмоциональная составляющая поступка. Для героини это оказалось своего рода инициацией, которая тут же легла на нее роковым клеймом, поскольку на месте инцидента оружия преступника не обнаружили.
Бигелоу фетишистски показывала на экране стройную девушку в униформе, подчеркивая ее автономность, силу и одиночество. Обычные мужчины боялись иметь дело с героиней, в то время как на психопата — биржевого агента, ставшего свидетелем инцидента в магазине и незаметно выкравшего оружие, хладнокровный выстрел и мужская униформа, надетая на стройное женское тело, произвели огромное впечатление. Ее образ оказался притягателен как магнит, а оружие завораживало. По сути, Бигелоу сняла триллер про роковой поединок, в котором маньяк бросал вызов и в итоге проигрывал женщине-полицейскому, поскольку она, будучи женщиной, оказывалась способной не только убивать, драться, страдать, но и соблазнять, что вызывало желание ей помогать у мужчин-полицейских.
Кэтрин Бигелоу смешивала жанры, добавляя к триллеру и экшену конвенции фильма мести насильнику и полицейского фильма и показывала, как менялся образ женщины в конце 80-х, после «Основного инстинкта» (Basic Instinct)93, и перверсивность сексуальности, которая позволяла ей связывать эротические сцены со сценами экшн и насилия. Не будучи активной феминисткой, Бигелоу запечатлевала американскую действительность, входящую в эпоху постфеминизма с ее упором на профессионализацию женщины, отстаиванием права на образование и карьерный статус в еще вчера мужских профессиях, а не только на личную жизнь и семью. Профессия полицейского сама по себе была путем к трансгрессии, поскольку заставляла выходить за границы привычных представлений о женщине как о миролюбивой домашней наседке.
Живущая одна, героиня Кёртис вступала в поединок с психопатом, который ее подставлял и преследовал, сея вокруг нее новые жертвы и ставя героиню под подозрение в полиции. Она также сопротивлялась жестокости отца, все время куда-то бежала, расследовала, дралась и казалась физически слабее (тем более что физическая сила психопата подчеркивалась тем, что он все время накачивал мускулы на тренажерах), но ее одержимость расследованием, упорство и терпение, желание все делать самой говорили о маниакальном профессионализме, который был по-своему пугающим, фасцинирующим. «Меня притягивают сильные, темные характеры, в которые вы готовы поверить и до которых вам есть дело. Я люблю помещать персонажей в напряженные ситуации, которые являются органическим продолжением этих характеров и всей истории»94, — объясняла Бигелоу свой выбор. Вслед за кино Нового Голливуда 95, в мире, представленном Бигелоу, плохих было не отличить от хороших. Этот же самый принцип и тему трансгрессивности она развивала в своем следующем фильме «На гребне волны» (Point Break, 1991) с Киану Ривзом и Патриком Суэйзи в главных ролях.
Что такое серфинг для грабителей банков, маскирующихся под бывших президентов США? Это чувство безграничной свободы, желание показать, что человеческий дух не умер, это желание быть сверхчеловеком, смелость бросить вызов закону. Для главного героя фильма — сотрудника ФБР Джона Юты (Киану Ривз) внедрение в группу серфингистов оказалось посвящением в субкультуру desperados 96. Бигелоу развернула настоящий праздник мужества при помощи широких линз и 35 миллиметровой пленки 97. Романтика и желание бросить вызов стихии океана или увидеть землю с высоты птичьего полета (грабители-серфингисты еще и любили прыгать с парашютов) делали преступников по-своему привлекательными, напоминающими о свободолюбивых Бонни и Клайде 98, особенно когда они надевали резиновые маски президентов и начинали отпускать шуточки в адрес случайно попавшихся у них на пути бедолаг. Отлично заметил экс-редактор журнала Film Comment Гевин Смит в интервью: «В „На гребне волны“ вы предложили глубоко сатирический и политически выверенный спектакль с Рональдом Рейганом, который, используя шланг с бензином, импровизирует огненный взрыв на бензоколонке, затем бежит через задние дворы и гостиные обычных американцев, преследуемый Киану Ривзом, от народа, — это наиболее вопиющая критика 80-х, которую мне довелось видеть». Кэтрин Бигелоу в ответ: «В этом сказочность кино. Оно позволяет работать сразу на нескольких уровнях смысла. Если бы ты просто давал критику предшествующего десятилетия, это было бы дидактично и болезненно. Сатира имеет огромный потенциал» 99.
В маске Рональда Рейгана действовал главный оппонент героя Ривза — Бодхи (Патрик Суэйзи), главарь банды грабителей, с которым у героя было своего рода притяжение. Это, в свою очередь, позволило киноведу Шону Рэдмонду 100 заговорить и о гомоэротизме картины, и о ее причастности к квир-культуре, и, наконец, о том, что этот фильм являет собой вариацию «боди-жанра», делающего акцент на эротической игре красивых мужских тел. Бодхи убеждал подельников не избавляться от фэбээровца, после того как тот оказался вычислен, и словно бы вступал с ним в завораживающий поединок. «Мы покажем им, что человеческий дух все еще жив!» — произносил он сакраментальную фразу, которая делала весь фильм. Для героя Ривза опыт общения с серфингистами оказался трансгрессивным. Выполнив задание, он не мог больше оставаться на службе закона. Однако дело было не только в этом. Бигелоу показывала субкультуру, которая радикально отвергала американскую рэйганомику и издевалась над ней и над американским образом жизни, в котором деньги казались панацеей. Из этой Америки хотелось бежать, как бежали из нее в Мексику серфингисты, по дороге теряя товарищей и награбленные банкноты. Но бежать из нее не удавалось, поскольку времена Бонни и Клайда прошли и сотрудники ФБР спокойно могли отыскивать преступников в близлежащих странах. К тому же ограбление банков обходилось без жертв только до поры до времени. Субкультура показала себя во всей жестокости. Ближе к финалу Бигелоу будто переворачивала весь сюжет, заставляя симпатизировать только простым американцам, которых в сатирическом измерении ее фильма притесняли со всех сторон — и со стороны бандитов, и со стороны истеблишмента. Она показывала, как уязвимы простые люди перед возможным насилием и злом и как оно близко ходит возле каждого.
«Фильм — это слеза на структуре общества» — защищалась любимой цитатой из Ролана БартаІОІ Кэтрин Бигелоу и саркастически смеялась, когда рассуждения интервьюеров о ее «апокалиптической экстраваганце» «Странные дни» (Strange Days, 1995) замыкались на поиске киноцитат из Альфреда Хичкока или Ридли Скотта. Время и место событий tech-noir «Странные дни» — последние сутки тысячелетия, Лос-Анджелес. Этот город, более, чем какой-либо другой, перенасыщенный как скандальным, так и фантастическим и, возможно, отчетливее, чем другие, заглядывающий в будущее, в предсказаниях Бигелоу кажется местом невосходящего солнца, грязным вокзалом для всех народов, кладбищем «фабрики грез», гигантской площадкой для всенародного новогоднего празднества. Здесь, в тесноте, буйстве смерти и карнавала, измена маскируется под любовь, но при приближении камеры раскрывается междоусобными битвами, разборками и дележом. Невидимое для людей движение Времени, отмечающее на экране, как на дисплее компьютера, приближение к роковому рубежу тысячелетий, сгущает саспенс, только люди по-прежнему не меняются. Под знаком вечности пребывает их копошение, оставляющее неизменной метафору Вавилона.