Кинотеатр повторного фильма — страница 33 из 58

И я была девушкой юной,

Сама не припомню, когда;

Я дочь молодого драгуна,

И этим родством я горда.

Ближе всех к ней сидит некрасивая и, видимо, немного безумная девушка Нелли по прозвищу Колдунья. Это чуть ли не первое появление в кино Инны Чуриковой, еще одной будущей звезды советского кэмпа. Она не отрываясь смотрит на Надю полными обожания глазами.

Надя резко прерывает пение: «Я не знаю, может быть, я напрасно мучаюсь. Кто многого хочет, тому всегда чего-то недостает». Она смотрит на Нелли. Их глаза встречаются. Их взгляды, полные сильнейшего нереализованного желания, на секунду отражают друг друга. Надя с силой ударяет по струнам:

Пока еще глотка глотает,

Пока еще зубы скрипят,

Мой голос тебя прославляет,

С барсучьим султаном солдат!

Любите ли вы Доронину, как люблю ее я? Пересмотрите «Старшую сестру»! Она того стоит!

«Когда я стану великаном». Иван Топорышкин пошел на охоту

Петя. Однажды по дорожке

Я шел к себе домой.

Смотрю и вижу: кошки

Сидят ко мне спиной.

Маша. Коля, а вам нравится Хармс?

Коля (неуверенно). Хармс? Да. (Шепотом Пете.) А кто это, Хармс?

Петя (громко). Хармс – любимый Колин поэт, Горошкина!

Маша. Ой, правда? И я его очень люблю! Он замечательный поэт!

Из фильма «Когда я стану великаном»

Если человек с гордостью говорит вам о «паролях», по которым «мы отделяли своих от чужих», то этот человек почти наверняка вырос в СССР между 1960 и 1980 годами. ОК, бумер!

Вот вам сцена: длинный балкон брежневской панельки. Один на две квартиры. На балконе два мальчика и одна девочка. Мальчики отделены от девочки стеклянной перегородкой. Один мальчик высокий, красивый и довольно половозрелый на вид. То же самое можно сказать и о девочке. Они влюблены друг в друга, но еще ни разу не разговаривали. Это Коля и Маша.

А второй мальчик на вид еще совсем ребенок. У него и голос-то даже толком не поменялся. Это пятнадцатилетний Миша Ефремов (то есть, простите, это Петя!). Он тоже влюблен в девочку. Но, к сожалению, ростом не вышел. Зато они с этой девочкой вместе выросли (это их балкон!), и они знают пароли: «Хармс!» А высокий мальчик Коля – он совсем простой паренек и паролей не знает. Как же ему с этой девочкой?



И тогда Петя приходит к нему на помощь. Он становится его толмачом и его ведущим. Он подсказывает ему пароли и даже пишет за него стихи и передает девочке от его имени. Петя сначала делает это из мазохистского рыцарства: для него желание дамы сердца закон, а она так просила познакомить ее с этим мальчиком. «Я хотел, чтобы все было, как ты хочешь», – объяснит он потом Маше. Но, конечно, заигрывается, вживается в роль. Потому что успех этого красивого Коли – на самом деле его успех. Ведь это он знает пароли. И это его стихи.

Фильм «Когда я стану великаном» Инессы Туманян вышел в 1978 году. Это такой немножко безумный пересказ «Сирано де Бержерака» Ростана. Петя Копейкин – Сирано, рыцарь-поэт-супермен, у которого вместо носа маленький рост, Коля Кристаллов – Кристиан, Маша Горошкина – Роксана.

Семидесятые годы в СССР были годами массового культурного эскапизма. Действительность за окном была довольно безрадостной, а цензура довольно свирепой. Научно-техническая интеллигенция ходила в походы и пела песни у костра. Творческая и гуманитарная заново влюблялась в классику и изобретала странное, ни с чем не соотносимое понятие «духовности». Тех и других объединяла любовь к романтике и нелюбовь к простому народу.

Удивительный, ни на что не похожий и ничему в реальности не соответствующий мир подростков, увлеченных классикой, был создан советским кинематографом в семидесятые годы как идеальное место для бегства.

О нем, об этом мире, лучше всего сказал Денис Горелов в замечательной статье о советском подростковом кино: «Внезапно нарастившая вес гуманитарная интеллигенция диктовала новую эстетику: отныне первые чувства шли под знаком верности классическим образцам чудного мгновенья. Отовсюду должен был подмигивать Пушкин, с хихиканьем носиться взапуски нимфы и фавны, и светлые песни Грига переполнять их».

Советская власть с пониманием относилась к этой тенденции и в отношении фильмов о подростках слегка ослабляла цензурные тиски и даже поощряла известное фрондерство. Классические и, безусловно, лучшие в этом жанре «Сто дней после детства» Сергея Соловьева были отмечены премией Ленинского комсомола и миллионом других разных премий.

Единственное жесткое цензурное требование относилось к безусловной сексуальной невинности подростков. Но оно совпадало с творческими намерениями создателей. В идеальном мире, в котором возвышенная романтика противостояла грубой вещной реальности, раннему подростковому сексу и так не было места. «Нам ведь друг от друга ничего не надо», – говорит Лопухин безнадежно влюбленной в него Загремухиной в финале «Ста дней после детства». Сам он безнадежно влюблен в Ерголину, влюбленную в Лунёва. «Давай мы просто запомним это лето». Не надо, и слава богу, что не надо. Вступает гениальный вальс Шварца. Сколько же Шварц написал гениальных вальсов в семидесятые годы!

Фильм «Когда я стану великаном», в отличие от «Ста дней после детства», «Ключа без права передачи» или «Чужих писем», не стал классикой жанра. Но как никакой другой он отразил то, что было тогда у людей в головах. К тому же, в отличие от перечисленных фильмов, он каким-то странным и несколько жутковатым эхом откликается в нынешней реальности. Местами это просто очень хороший, хотя и отчаянно неровный фильм. Но и сцены, которые сейчас неловко смотреть, тоже очень много говорят нам о том времени.

Если сюжет «Ста дней после детства» крутится вокруг постановки лермонтовского «Маскарада» в пионерском лагере, то «Когда я стану великаном» начинается с того, что Петя Копейкин срывает премьеру школьной постановки «Сирано де Бержерака». Причем действует он из соображений, очень близких к тому, что сейчас стало принято называть новой этикой: исполнитель главной роли девятиклассник Федя Ласточкин – плохой человек, подонок и карьерист. А роль Феди Ласточкина исполняет Андрей Васильев, будущий медиаменеджер, директор ИД «Коммерсантъ» и, что самое главное, генеральный продюсер проекта «Гражданин поэт», в котором через тридцать с лишним лет будет блистать Михаил Ефремов, играющий Петю Копейкина.



В этом фильме состоялась первая проба юного Миши Ефремова на роль «гражданина поэта». Перед всем классом он читает «Курочку Рябу» в стиле Гомера, Маяковского и почему-то Бальмонта. Стихи эти, правда, написал не Дмитрий Быков, а будущий выдающийся русский лингвист Владимир Успенский еще в 1945 году, когда учился в седьмом классе. Почему-то все эти переклички и рифмы уже далекого прошлого с недавним вызывают во мне какое-то волнение, перемешанное с ностальгией.

Это очень дурацкий фильм. Там, с одной стороны, карьерист Ласточкин и его подручные, единственные персонажи, носящие комсомольские значки (и цензура не заметила!), а с другой – Сирано, Петя Копейкин, и его Роксана, Маша Горошкина, которые знают Хармса. Там, с одной стороны, простой народ в виде пьяного хулигана-грузчика и алкоголика-таксиста, а с другой – интеллигентная учительница английского и ночная очередь за билетами на гастроли БДТ, хором поющая Окуджаву. Но ведь когда выходил этот фильм, и я, и все мои друзья, а мы были примерно ровесниками Пети Копейкина, видели всё как раз таким. Другое дело, в кого мы все сейчас превратились.

В этом фильме Лия Ахеджакова сыграла свою, по-моему, лучшую роль. Нет, правда. Она там читает монолог Джульетты на английском языке, и одно это чтение стоит всех постановок Шекспира, которые я в своей жизни видел. Она играет учительницу английского языка Джульетту Ашотовну по прозвищу Смайлинг, стареющую одинокую неприспособленную к жизни тетеньку, растящую сироту-племянницу в старой, заставленной книгами профессорской квартире с высокими потолками.

В такой квартире жила моя школьная учительница по литературе, которая сделала для моего воспитания больше, чем все остальные люди на земле, вместе взятые. Как-то я зашел к ней, и она познакомила меня со своей подругой, режиссером Инессой Туманян, у которой только что вышел фильм «Когда я стану великаном». Я про этот фильм тогда даже и не слышал. Но это был первый живой кинорежиссер, которого я видел в своей жизни. Я помню только, что я пожаловался ей, что совсем не выходят новые хорошие фильмы. А она строго на меня посмотрела и сказала: «Как не выходят? „Спасатель“, „Пловец“!» И она была права. Но «Когда я стану великаном» понравился мне тогда гораздо больше.

Сразу после того как Петя сорвал премьеру «Сирано де Бержерака», с ним провел воспитательную беседу представитель гороно, которого играл Олег Ефремов. Олег Николаевич – воплощенное достоинство и благородство. И как же на нем сидел его замшевый пиджак! А его сын Миша ну до того обаятелен, что можно пересматривать эту сцену десятки раз и каждый раз млеть от восторга. Это какая-то органическая, невинная, врожденная обаятельность.

Незадолго до выхода фильма я попал на спектакль МХАТа «Медная бабушка». Долговязый Олег Николаевич играл в нем Пушкина. Но дело было не в его росте и не в чудовищно торчащих наклеенных бакенбардах, а в том, что мэтр был мертвецки пьян. Я никогда не забуду, как он поднимался из кресла с нескольких попыток, как забывал текст и как заплетающимся голосом перебивал других актеров.

И еще в этом фильме замечательная Роксана – Маша Горошкина. Эта девочка, Наташа Сеземан, с обаятельной щелью между верхними передними зубами, как у забыл какой известной французской актрисы новой волны, не особенно-то и красивая, но вся какая-то ужасно милая, больше не снялась ни в