В самом начале «Призрака свободы» солдаты наполеоновской армии, захватившие Толедо в 1808 году, ведут на расстрел бойцов испанского Сопротивления. Стоя у стены в ожидании расстрела, те кричат: «Долой свободу! Да здравствуют цепи!» Потом их убивают. С призраком свободы бесполезно бороться. Он все равно победит. И весь фильм – иллюстрация к этому тезису.
Вместо традиционного сюжета в «Призраке свободы» задействовано что-то вроде детского калейдоскопа, который кто-то (не мы) держит перед нашими глазами. Мы заглядываем в глазок и видим картинку, завораживающую внутренней симметрией. Чем больше мы в эту картинку вглядываемся, тем сильнее нам кажется, что в ней есть какой-то смысл. Мы как будто привыкаем к новым правилам. Но в этот момент совершенно случайное обстоятельство заставляет калейдоскоп чуть-чуть перевернуться, и мы видим совершенно другую картинку.
Про наполеоновских солдат написано в книге, которую вслух читает няня в парке. Пока она ее читает, ее подопечная знакомится с педофилом, который дарит ей пачку открыток. Девочка приходит домой и показывает открытки родителям. На открытках изображены разные архитектурные памятники. Родители сначала возмущаются, а потом приходят в состояние сильного полового возбуждения. Ночью отец не может заснуть, потому что мимо его кровати то пробегает петух, то торжественно проходит страус, а то и вообще на машине приезжает почтальон, чтобы отдать ему какое-то письмо. Отец идет к доктору, жалуется на свое состояние и протягивает ему письмо, чтобы доказать, что то, что он видел ночью, – не сон и не бред. Доктор хочет прочитать письмо, но в этот момент к нему подходит медсестра, которая просит срочно отпустить ее с работы к умирающему отцу. Медсестра едет в машине и по дороге встречает – да неважно кого. Во всем этом не больше смысла, чем во всей нашей жизни. Но и не меньше.
В последние несколько лет в различных комментариях к происходящему мне все чаще встречается одно и то же выражение, которое, кажется, уже стало мемом: «А что, так можно было?» Причем на этот вопрос всегда находится один и тот же адекватный ответ в виде другого вопроса: «А что такого?» Вот человек перед гробом вместо того, чтобы тихо приклонить голову, упал, пять раз отжался и с достоинством отошел. «А что, так можно было?» – спрашиваем мы. «А что такого?» – отвечают все медиа на свете и освещают происшедшее с умиленным энтузиазмом.
На наших глазах все время происходит нормализация чего-то такого, что до сих пор казалось нам совершенно ненормальным, а те инстанции, которые отвечают за нормальность, объясняют, что все так и было. Происходит расширение границ свободы. Только она расширяется не совсем в том смысле, в каком мы себе это представляли. Нас охватывает странное беспокойство: а вдруг свобода расширилась за счет чего-то еще, и в какой-то момент нас всех заставят отжиматься перед гробом дорогих нам людей.
Неискушенный обыватель раздраженно говорит в таких случаях: «Все это какой-то сюр», имея в виду классический сюрреализм. Однако Бунюэль, наверное, единственный из сюрреалистов, чье присутствие в нашей жизни мы так часто ощущаем. Вряд ли кому-то приходится часто сталкиваться с чем-то, навязчиво напоминающим картины Дали или стихи Бретона, а Бунюэль – вот он, во вчерашних теленовостях.
При этом не так просто определить, какие такие особые качества она, эта реальность, вдруг приобретает, чтобы превратиться в бунюэлевский фильм. Основоположники движения, дабы объяснить его основные принципы, любили ссылаться на цитату из Лотреамона о прелести встречи швейной машинки и зонтика на операционном столе, но в методе Бунюэля эстетика совмещения несовместимого – совсем не главное. Он про другое.
Встреча швейной машинки и зонтика прекрасна, но она искусственна. Для того чтобы они встретились, непременно нужен кто-то, кто организует эту встречу. И мы никогда не узнаем, что подумали об этой встрече ее участники. Потому что швейной машинке и зонтику абсолютно все равно.
Между тем, с точки зрения гостей, сидящих на унитазах, происходящее абсолютно нормально. Как, например, абсолютно нормально поведение епископа, ставшего садовником. А что такого? Может быть, сотни епископов уже стали садовниками, как еще в прошлом веке стал садовником последний китайский император. Может быть, это и есть свобода?
Название фильма «Призрак свободы» пародирует начало «Коммунистического манифеста». Коммунизм бродил по Европе в виде призрака. Когда он материализовался, мало не показалось никому. Призрак свободы бродит по миру.
Фильм заканчивается тем, что два префекта полиции, занимающие место одного префекта полиции (почему так, долго объяснять), руководят подавлением каких-то массовых волнений. Место их дислокации – зоопарк. Оттуда они отдают приказ стрелять на поражение. Самих волнений мы не видим. Только слышим, как восставшие кричат: «Да здравствуют цепи!» И слышим, как в них стреляют.
Зато мы видим множество разных диких животных, которые испуганно мечутся по своим клеткам. А потом – только голову страуса, раскачивающуюся на тонкой шее. Крупным планом. Страус смотрит на нас, на зрителей. Он сильно обеспокоен. Он ни хрена не понимает.
Мы спрашиваем: «А что, так можно было?» Нам отвечают: «А что такого?» И вдруг задумываемся: «А правда, что такого?» И тут нам почему-то становится очень смешно. Нет, это не смех свободного человека. Но и не смех отчаяния. Призрак свободы бродил по миру. Но мы не верим в призраков. Мы пытались понять правила игры, но поняли, что у этой игры нет правил. Мы победили.
«ВР: Тайны организма». Краткий курс тоталитарного секса
Я принесу ему охапку весенних тюльпанов. Мы – памятник, Вова, разрушенный враждебными вихрями. Я слышу лебединую песню моей революции.
Четыре тысячи освобожденных оргазмов в жизни каждой женщины и каждого мужчины – это четыре тысячи выбросов освобожденной жизненной энергии. Только путем освобождения любви и труда мы можем создать саморегулируемое общество трудящихся.
Недавно в газете «Нью-Йорк таймс» вышла статья под интригующим заголовком «Почему при социализме секс у женщин был лучше». В качестве иллюстрации газета использовала фотографию полногрудой улыбающейся колхозницы со снопом чего-то злакового на плече. Датированное 1955 годом фото не оставляет сомнения в том, что у этой русской крестьянки в жизни было много хорошего, правильного, полноценного секса.
Статья вызвала ряд оживленных откликов среди эмигрантов из бывшего Советского Союза. В своих фейсбуках ветераны с удовольствием вспоминали такие факторы стимуляции качественного секса, как младший брат на соседней кровати и свекровь за занавеской. Между тем выводы автора статьи строились на вполне научной основе. Вскоре после объединения Германии в обеих частях вновь образованной страны был проведен социологический опрос. Женщинам по обе стороны бывшей границы задавали вопросы, связанные с их половой жизнью. По результатам этого исследования выяснилось, что восточногерманские женщины испытывали оргазм в два раза чаще, чем женщины из Западной Германии.
Автор статьи, женщина-профессор, известный специалист по истории европейского коммунизма, находит этому явлению следующие объяснения. Во-первых, «после захвата власти большевиками Ленин и Коллонтай в первые годы существования Советского Союза открыли дорогу сексуальной революции». Во-вторых, «коммунистические женщины обладали таким уровнем самодостаточности, о котором женщины на Западе могли только мечтать. Женщины из Восточного блока не должны были выходить замуж и предлагать секс за деньги. Социалистическое государство удовлетворяло их базовые потребности…» И наконец, в-третьих, «коммунистические правительства продвигали различные программы женской эмансипации, включая спонсируемые государством исследования тайн женской сексуальности».
Возможно, эти объяснения и удовлетворили бы западного исследователя или просто заинтересованного читателя. Но для человека, проведшего первую и наиболее активную часть своей сексуальной жизни за «железным занавесом», результаты этого исследования все-таки кажутся контринтуитивными. За этим прячется какая-то тайна. Может быть, это «тайна женской сексуальности», которой, согласно автору статьи, коммунистические правительства уделяли так много внимания? Или это вообще тайна человеческого организма. Тайна организма, которую приоткрыла нам Социалистическая Революция.
«ВР: Тайны организма» – так называется фильм Душана Макавеева, вышедший в социалистической Югославии в 1971 году. Это был совсем не юбилейный год. Однако если поменять в нем две последние цифры местами, то получится как раз 1917-й, год Великой Октябрьской социалистической революции. Самое время сейчас, когда у революции уже началось второе столетие, вспомнить этот удивительный и загадочный фильм. Фильм о Сталине и Ленине, тоталитаризме и свободе, революции и оргазме.
ВР (WR) в названии фильма – это инициалы Вильяма Райха, влиятельного австрийского психоаналитика-коммуниста. Впрочем, ВР можно прочитать и как «Всемирная Революция». Фильм Макавеева – это, с одной стороны, документальная биография Райха, а с другой – художественное высказывание европейца из страны коммунистического лагеря о сексуальной революции на Западе и ее связи с революциями на Востоке.
Само появление этого фильма достаточно удивительно. В конце шестидесятых Голливуд переживал финансовый кризис, связанный с резким удорожанием стоимости кинопроизводства. В поисках выхода продюсеры устремили свои взгляды на более дешевую для съемок Италию (спагетти-вестерны родом из этого кризиса) и на совсем уж дешевую и относительно либеральную социалистическую Югославию. На югославской киностудии начали снимать многочисленные B-movies. Местное начальство настолько обалдело от нежданно пролившегося на