«Восемь часов назад я был Макс Бельмонт, студент последнего курса факультета английской литературы. Сейчас я Макс Бельмонт, который ничего не делает», – говорит один из героев в начале фильма «Руками и ногами».
Четыре друга однокурсника со смешными именами мультяшных персонажей Гровер, Макс, Отис и Скиппи заканчивают колледж. И вот выпускной бал. Джейн вертит в руках пластинку для зубов. «Зачем ты бежишь? – спрашивает Гровер у Джейн. – Ты просто откладываешь этот год, когда надо все начинать». – «Ничего я не откладываю, – отвечает Джейн. – Я откладываю месяцы эмоционального паралича». И улетает в Прагу.
После выпускного бала Гровер, Макс, Отис и Скиппи застревают на кампусе. Они не могут заставить себя никуда уехать. Они продолжают жить там, где жили, ходят в те же самые студенческие бары, играют друг с другом в дурацкие придуманные игры, заводят новые романы, ссорятся из-за девушек, ведут себя так, будто они все еще студенты, и отказываются признавать новую – наступившую – реальность. Они перестали быть теми, кем были, но не могут стать кем-то другим. «Руками и ногами» – это фильм про несколько месяцев «эмоционального паралича».
Зато ситуация остановки, торможения, «эмоционального паралича», бесконечного откладывания – это всегда повод для отличной истории. Впоследствии она стала главной темой творчества Баумбаха. Его типичный герой – человек, застрявший во времени, чей ментальный возраст катастрофически не совпадает с физическим.
«С окончания колледжа уже прошло столько же времени, сколько я провела в колледже, – жалуется Флоренс из „Гринберга“. – И никого не волнует, встала ли я сегодня утром». Сам Гринберг намертво застрял в своей юности, когда был подающим надежду двадцатилетним рок-музыкантом, и категорически отказывается жить жизнью зрелого сорокалетнего человека среди таких же, как он, зрелых сорокалетних людей.
Главный герой фильма «Пока мы молоды», режиссер-документалист, бесконечно снимает один и тот же документальный фильм, покуда герой фильма, который он снимает, дряхлеет и впадает в маразм. И наконец, Фрэнсис, героиня «Фрэнсис Ха», судорожно цепляется за отношения со своей лучшей подругой по колледжу, отказывается принимать взрослые правила игры, и вся устремлена назад, в покинутый рай студенческих лет.
А восемнадцатилетняя Трейси из «Госпожи Америки» сначала думает, что обрела в тридцатилетней Брук «взрослого» друга, наставника и модель для подражания, но быстро понимает, что имеет дело со взрослым ребенком, который сам нуждается в заботе и опеке.
– Иногда ты ведешь себя как ребенок!
– Да, но ведь если б я на самом деле был бы ребенком, тебе бы все это показалось очень милым.
В картине «Руками и ногами» нет «взрослых» персонажей. Вернее, нет персонажей, которые могли бы так себя определить. Есть, впрочем, пара исключений. В кампусе живет человек по имени Чет (Эрик Столц). С одной стороны, он тут что-то вроде местного ходячего анекдота, а с другой – живое предупреждение жертвам «эмоционального паралича».
Чет учится вот уже десять лет и не в состоянии покинуть кампус. На жизнь он зарабатывает барменом в местном баре, который посещают студенты-старшекурсники. «Знаешь, – говорит о себе этот человек, которому почти тридцать, – я продавал другим студентам курсовые, чтобы свести концы с концами… спал с младшекурсницами, весь этот набор. После моего седьмого или восьмого года начал чувствовать, что я как бы себя зря использую… Я стал ощущать, что откладываю свою жизнь… Но, в конце концов, я понял, что это и есть моя жизнь». Так выглядит ситуация затянувшейся юности.
Второе исключение – отец Гровера, который приезжает в кампус, чтобы вытащить его оттуда в Нью-Йорк, заманить во взрослую жизнь. Гровер, расставшись с Джейн, пребывает в «эмоциональном параличе», и ему не до отца. Между тем пятидесятишестилетний отец Гровера (Эллиот Гулд) недавно развелся с женой и переживает после развода что-то вроде второго детства.
Он одновременно напуган, восторженно возбужден, ласково печален и наивно доверчив. Все эти новые для него чувства он пытается выказать своему двадцатидвухлетнему сыну, но не находит понимания. «Папа, я еще не готов воспринимать тебя как человека. Мысль о тебе с мамой уже сама по себе достаточно отвратительна. Но ты с другой женщиной…» – «Понимаешь, мне в пятьдесят шесть приходится начинать пользоваться презервативом…» – «Папа. Папа. Перестань!» – «Это черт знает что! Пока ты его достаешь из пачки, у тебя пропадет эрекция…»
В этом диалоге ребенком оказывается отец. А Гровер, который, казалось бы, весь фильм ведет себя с детской безответственностью, теперь вынужден как-то реагировать на инфантильность отца.
Несмотря на удивительно ранний, почти сенсационный дебют, Баумбах не стал киновундеркиндом. До своих тридцати он снял всего два фильма. Через два года после «Руками и ногами» на экраны вышла комедия «Мистер Ревность». Главный герой этого фильма был настолько ревнив, что записался на психотерапию в группу, которую посещал бывший возлюбленный его девушки. Записался под именем своего приятеля с единственной целью – следить за этим бывшим любовником.
В отличие от «Руками и ногами» «Мистер Ревность» снят с какой-то детской наивностью. Это кино очень напоминало некоторые фильмы позднего Вуди Аллена старческо-романтического периода нулевых и десятых годов, заставляющие иногда подозревать, что мастер впадает в детство. Возможно, Баумбах лет на двадцать обогнал свое время. Так или иначе, фильм провалился.
Следующий его фильм вышел на экраны только через восемь лет. Почему-то хочется думать, что он застрял на восемь лет в ситуации «эмоционального паралича». Впрочем, это, наверное, не совсем так. За эти восемь лет он написал несколько очень успешных сценариев и, следуя по стопам героя своего второго фильма, регулярно посещал психотерапевта.
Возможно, хороший психотерапевт – это как раз то, что было нужно героям «Руками и ногами» для того, чтобы сделать решительный шаг во взрослую жизнь. Во всяком случае «Кальмар и кит» (The Squid and the Whale, 2005), основанный на подростковых воспоминаниях о разводе родителей, во многом результат этих посещений. И хотя он снят с точки зрения детей, оказавшихся жертвами тяжелой семейной ситуации, ничего детского в нем нет в помине.
Фильмы тридцатилетнего Баумбаха «Кальмар и кит», «Марго на свадьбе» (Margot at the Wedding, 2007) и отчасти «Гринберг» – жесткие, трезвые, в чем-то даже неприятные в своей трезвости. Некоторые калифорнийские кинотеатры вывешивали во время показа «Гринберга» объявления: «Деньги за билеты возвращаются не позднее чем через час после начала сеанса». К ним можно относиться по-разному, но это безусловно очень «взрослые» фильмы.
Скажу вам, я стал бояться… страшно бояться юности. Фью! Есть чего бояться! Юности! Потому-то я и заперся тут, забил все ходы и выходы. (Таинственно.) Надо вам знать, что юность явится сюда и забарабанит в дверь! Ворвется ко мне!
Эпиграф из этой ибсеновской пьесы предшествует титрам к предпоследнему фильму Баумбаха «Пока мы молоды». Перед ним была «Фрэнсис Ха». А перед «Фрэнсис Ха» – «Гринберг». «Гринберг» начинается с того, как Флоренс, одинокая девушка без определенных занятий, подрабатывающая в богатом доме кем-то между няней и персональным секретарем, ведет машину по лос-анджелесскому хайвею. Флоренс играет Грета Гервиг. Это ее первое появление у Баумбаха. (На съемках «Гринберга» они и познакомились. Ей было тогда двадцать семь лет.) Хайвей забит. Флоренс пытается перестроиться из одного ряда в другой. Мягко, почти шепотом, она говорит, как бы обращаясь к водителю из соседнего ряда: «Are you going to let me in» («Впусти меня…»)
Баумбах не запирал двери от молодости. «Фрэнсис Ха» – его первый совместный проект с Гретой Гервиг. Во «Фрэнсис Ха» режиссер очарован молодостью своих героев. На этой очарованности держится обаяние фильма. В нем его главное достоинство и главный недостаток. Крупная, нелепая, говорливая, приставучая, несчастно-трогательная бедная Фрэнсис в вечных своих рейтузах под длинной юбкой должна бы, по идее, раздражать, но зритель смотрит на нее влюбленным взглядом режиссера.
Огромной авторской удачей фильма является то, как Баумбаху удалось вписать свою героиню в нью-йоркский пейзаж, сделать так, что портрет Фрэнсис как бы дополняет портрет города, и наоборот. «Фрэнсис Ха» – редкий для кино случай объяснения в любви. К сожалению, в последней своей трети фильм заметно выдыхается. Как будто энергии очарования до конца не хватило.
Известно, что Баумбах работал над сценарием «Пока мы молоды» до того, как познакомился с Гервиг. Тем не менее симптоматично, что этот фильм вышел после «Фрэнсис Ха». Его герои, Корнелия и Джош (Наоми Уотс и Бен Стиллер), бездетная нью-йоркская пара за сорок, знакомятся с парой двадцатипятилетних бруклинских хипстеров и соблазняются юностью.
Им кажется, что у юности можно занять то, чего стало не хватать им в зрелые годы, – бурную, пузырящуюся энергию, ощущение остроты жизни. Но юность приходит не для того, чтобы с кем-то делиться. Она хочет забрать свое. И защититься от нее можно только зрелостью. Отказавшись от зрелости, ты оказываешься отчаянно уязвимым перед лицом юности. Корнелией и Джошем цинично манипулируют их новые молодые друзья. В конце концов они решаются усыновить младенца. Зрелость берет свое, но особой радости за них не испытываешь.
Я испытываю ностальгию по разговору, который был вчера. Я начинаю вспоминать события еще до того, как они случились. Я вспоминаю про сейчас вот прямо сейчас.
Единственный фильм Баумбаха, который превосходит «Фрэнсис Ха» в обаянии, – это «Руками и ногами». Если «Фрэнсис…» – очарование молодостью, то первый фильм, снятый двадцатипятилетним режиссером, и есть образ молодости с ее очарованиями и разочарованиями. И, как ни странно, это кино о ностальгии.