Впереди меня идет Тук. Он уже видел врага и теперь ковыляет на огромных задних лапах, помогая себе маленькими перепончатыми передними. Идет бесшумно, не задевая стволы. За него я спокоен: глаза и уши у фаготекса везде, а реакция лучше моей: ни один попрыгунчик уже размозжил голову о высунувшуюся навстречу ему костяную пластину. Шипы летучих крыс не ломались, основаниями вылезли между задними конечностями.
Тишина-то какая! Ни шелеста листьев, ни крика птиц, ни писка грызунов. И ни одного нападения. Если не случилась ожидаемая маленькая неприятность, значит, жди большую.
Я взобрался на холм, настороженно огляделся. Тихо и 6езжизненно. Небо чистое, никаких предвестий урагана. Океан тоже спокоен, накатывается на берег невысокими валами, не спеша отползает и снова накатывается. На горизонте синева океана слилась с голубизной неба, а посередине между островом и горизонтом, вода изогнулась, будто на гладкой дороге неожиданно вспучились длинные поперечные кочки. Эти кочки медленно, однако с привораживающим упорством подкрадывались к острову, и расстояние между кочками увеличивалось, а сами они вспучивались все выше. Красивое зрелище!
И вдруг и понял. Нет, сначала почувствовал блаженство, вспрыснутое в тело накормленными антистрахинами, а потом уже угадал причину испуга. Пока я прикидывал расстояние от холма до флайера и от кочек до острова, пока подсчитывал и сравнивал время на преодоление обеих дистанций, страх успел накормить всех моих внутренних хищников и откладывался про запас, как жир, в клеточках моего тела: добежать до флайера не успею…
– Тук, за мной!
Я побежал к противоположному берегу, подальше от опасности. Мне нужны были пещера или расщелина. Фаготекс прикроет, он сильный, выдержит.
Цунами уже поднималось, словно привставало с коленей, на мелководье перед островом. Искрящаяся на солнце, с белопенной гривой вершина волны нависла над вершиной холма, с которого я сбежал, и ясно было, что никакое убежище не поможет против такой силищи. Тем более, что укрыться было негде.
А цунами все подымалось и подымалось. Вздыбившись на высоту метров сорок, бесшумно наклонилось оно над островом, вот-вот рухнет, и тысячи тонн воды перемелют все, сдерут с острова шкуру – землю вместе с растительностью.
От воды меня могла спасти только вода. Надо было добежать до берега, а потом отплыть от него как можно дальше. На суше цунами – смерть, в воде – всего лишь высокая волна, которая плавно закинет тебя на свой горб и плавно опустит в ложбину позади себя.
Я успел добежать до полосы прибоя, когда услышал за спиной грохот рухнувшего небоскреба. Ноги мои вязли в воде, каждый шаг давался с трудом, а грохот все приближался и приближался. Вот я забрался в океан по колени, вот – по пояс, вот – нырнул. Вынырнув, успел сделать пару гребков – и грохот догнал меня и закрутил, как в центрифуге. Последним, что я запомнил, были горький вкус океанской воды и два темно-зеленых круга с красными ободками, вспыхнувшие у меня в мозгу…
3
– Френк, милый!
Голос Иолии. Значит, жив.
– Любимый мой, скажи что-нибудь!
Какие слова! Раньше на вопрос: “Любишь меня?” она отвечала все, что угодно, кроме “люблю”. Видимо, мужу не положено знать правду. Если это правда…
– Френк, ну, скажи что-нибудь!
– Зачем?
Вдруг наступила такая тишина, что я подумал, будто голос жены – слуховая галлюцинация, и открыл глаза.
Иолия сидела рядом с кроватью, на которой покоилось мое забинтованное тело, и использовала свои огромные зеленые глазищи как поливальные установки. Поливала щеки. Слева от Иолии и чуть дальше от забинтованного тела стоял Вим Снарп с удивительно трезвым выражением лица. Держу пари на пустую бутылку, что последний стакан он принял не менее двух часов назад. Справа и еще дальше от кровати громоздился Родроб. Ну, у этого и в спокойном состоянии видок мрачноватый, а сейчас и вовсе траурный. Можно подумать, что любуется собственным телом, лежащим в гробу.
– Как дела, Родроб?
В ответ послышалось маловразумительное мычание.
– Что-то случилось?
Допрос был настолько неожиданным, что Иолия и Вим позабыли о сочувствии мне и переключились на Родроба.
– Наяда пропала, – печально сообщил Снарп. – Цунами подняло уровень воды в озере до бассейна, наяда перебралась в озеро, а оттуда – в океан.
– Поздравляю с избавлением, Родроб! – вполне серьезно заявил я, но заметив выражение лица жены, поспешно добавил: – Не беспокойся, найдем ее. Вот немного подлечусь…
– Что значит – немного?! – возмущенно перебила Иолия. – Будешь лечиться, пока не выздоровеешь полностью!
– Слушаюсь, мой командир! – гаркнул я и попытался лечь по стойке “смирно”. – 0-уу!.. – взвыл я от боли, пронзившей тело, точно от ног к голове прокатились внутри него все морские ежи, какие только есть на океанском дне.
– Вот видишь?! Я же говорила! – торжествующе заявила Иолия.
Я так и не понял, какое именно “говорила” она имеет в виду, но спорить бесполезно, потому что истина рождается в споре с умным, в споре с дураком рождаются неприятности, а в споре с женщиной – неприятности истины.
– Вы, – Иолия посмотрела на Вима и Родроба, – можете идти. Отвлекаете его от лечения.
Те выполнили ее распоряжение с такой покорностью, будто Иолия была их женой и очень давно. В комнате еще был Тук. Я ожидал, что и его выставят за дверь, ведь он сумеет “отвлечь” меня лучше, чем люди, за четыре года на “Семиярусной карусели” научился это делать. Нет, на Тука врачебные указания не распространились. Я даже заметил, что за дни моего беспамятства фаготекс умудрился сменить в Иолии неприязнь к нему на вполне дружеское отношение. Примерно так женщины относятся к оружию: лучше бы его выкинуть, но оно помогает мужчине, значит, надо осторожно взять его двумя пальцами и отнести в сухое прохладное место.
– Кстати, давно я здесь валяюсь?
– Четвертые сутки.
– Здорово… А как вы меня нашли?
– Флайер повредило цунами, сработала аварийная система, подала сигнал бедствия. Мы нашли флайер под водой, метрах в трехстах от берега. А тебя – на берегу, ты лежал на спине фаготекса. Он закрыл тебя собой?
– Это бы не помогло. Меня утащило в океан, потерял сознание, вроде бы утонул.
– Значит, он нашел тебя и притащил на берег? – Иолия посмотрела на фаготекса, как на бегемота, вставшего на задние лапы после долгих уговоров. – Умница!
– Да, он спас меня, – подтвердил я, хотя это была половина правды, но остальное казалось слишком нереальным – фантазией, родившейся в потерявшем сознание мозге. Я закрыл глаза и попытался поотчетливей вспомнить эту фантазию.
– Устал? Ну, отдыхай, я ухожу. – Она поцеловала меня в кончик носа, и я решил, что обязательно куплю ей собаку, чтобы было на кого тратить излишки эмоций. – Спи, Френк.
– Не называй меня Френком, – попросил я, открыв глаза. – Это имя красиво звучит в устах судьи, но не в твоих.
– Оно не настоящее?! – она еще не разучилась удивляться.
– Кажется, нет. Я уже перепутал, какие имена у меня настоящие, а какие нет.
– Но хоть помнишь, как назвали родители?
– Нет, – соврал я.
Имя, данное мне родителями, выражало их представление о счастливой жизни, оно ассоциировалось с уютным коттеджем посреди лужаек с подстриженной травой и деревьями; с семейными обедами, долгими и нудными, когда говорить, кроме погоды, больше не о чем, но все равно болтают и никто никого не слушает; со спокойной работой, которую ненавидят чуть меньше, чем своего начальника; и с отчаянным приключением раз в месяц – поездкой в компании таких же добропорядочных подвыпивших семьянинов в самый дешевый бордель, где удивят проституток тяжестью на подъем и быстротой удовлетворения желаний. Моих родителей можно понять, ведь сотворили меня на планете Дегиз, где приключений было более, чем достаточно, однако меня такое имя не устраивало, по крайней мере, сейчас.
– Как же тебя называть?
– Зови просто – Кинслер, – сказал я и добавил шутливо, – если рядом не будет полиции.
– Хорошо, милый. Кинслер. – Она еще раз чмокнула меня в кончик носа (обязательно куплю собаку!) и вышла из комнаты.
Я закрыл глаза. Память вернула на остров, потом в “центрифугу”. Дальше был обрыв пленки. Следующая часть начиналась с солнца – оно слепило в глаза. Закроешь глаза – сразу появляются красные с зелеными ободками сигнальные огни жизни. Я точно помню, что не двигался, но каким-то образом держался на воде. Фаготекса рядом не было, он появится позже. Я покачивался на волнах, ноги свисали книзу, и я думал, не отхватит ли их какая-нибудь острозубая погань. По моим прикидкам в океане найдутся желающие и на мои мосластые окорока. Поднять бы ноги повыше. Это, конечно, не спасет их, но хоть немного успокоит меня.
Поднять не удавалось, потому что от мало-мальского движения тело пронизывала острая, до потери сознания, боль. Правда, я мог вертеть головой, и воспользовался этим, чтобы узнать, кто поддерживает меня снизу, не дает утонуть.
Вода была чистой, наполненной солнечными лучами, растворенными в океане и похожими на сильно разбавленное молоко. Кроме лучей и воды подо мной ничего и никого не было. Оставалось предположить, что именно в этой точке океана плотность воды настолько велика, что моя тяжесть ей нипочем. Иначе придется предполагать что-нибудь еще менее неправдоподобное. Я вздохнул с облегчением: поддерживает что-то – и хорошо, одной опасностью меньше. Оставалась вторая – нападение морских хищников. Я привык встречаться с опасностью лицом к лицу, поэтому время от времени поворачивал голову влево или вправо и всматривался в темноту на глубине.
И вскоре высмотрел. Ко мне приближалось толстое и короткое существо с открытой огромной пастью, похожее на бочку без крышки, но с хвостом и плавниками. Существо описало вокруг меня несколько кругов, постепенно сужая их. И не надоело ему плавать с открытой пастью?!
Наверное, надоело, потому что развернулось прямо на меня и атаковало снизу. Я прикинул, что войду в распахнутую беззубую пасть не сгибаясь. Значит, не будут рвать на куски – и на том спасибо!