А Мезенцов поглаживал восьмиконечную звезду на золотой цепи, дарованную ему старинным итальянским сицилийским кланом: отныне за важные услуги он вошел в совет семей и получил титул «Дона Ронато». Звезды клана переходили по наследству, их сделали еще в средневековье, и каждая имела богатую биографию, поменяв многих владельцев.
Делать звезду Кафиеро по-новой было запрещено. Ее мог получить неофит только в случае пресечения старого сицилийского рода, как это и вышло с донами Ронато…
Сам Дон Чезаре носил теперь на груди платиново-алмазную «Евразийскую Академическую Звезду», хоть и не работы знаменитого Бенвенуто Челлини, и без многовековой истории, но зато тянувшую на целое состояние по своим ювелирным качествам.
Офицер-грушник Муромов понимал, что ситуация входит в клинч, и что пора торопиться. Он установил лучших «топтунов» ГРУ отслеживать каждый шаг как сицилийцев, так и Мезенцова.
…Тяжелый блиндированный «роллс-ройс» Мезенцова остановился на озерной набережной, в месте паломничества всех туристов Швейцарии. Отсюда был лучший вид на знаменитый сорокаметровый фонтан, самый большой искусственный фонтан в мире.
…А вот его бы отсюда гранатаметом… — думал Муромов, разглядывая черный и глянцевый, как начищенный ботинок, лимузин в мощную оптику из окна на Цветочной улице…
И Муромов, и его враг — Мезенцов — оба пережили свою страну и оба копошились теперь на ее развалинах. Муромов страдал от одной мысли: как же низко пали бывшие советские спецслужбы, если не могут без «особых мер» справиться с каким-то международным спекулянтом русского происхождения и вынуждены рассматривать его, как угрозу национальной безопасности.
Мезенцов страдал не меньше. Муромов был бы до крайности удивлен, если бы узнал, что в голове врага, в самом дальнем отсеке, таится план советского реванша после захвата политической власти… Новое время дало Мезенцову то, о чем прежде он не смел и мечтать — но отняло все то, о чем он мечтал.
Мезенцов делал то же самое, что и другой знакомый Муромову олигарх — Георгий Васильев, но гораздо более скрытно и аккуратно. Если Васильев выпендрился со своим патриотизмом — взялся в открытую поднимать инфраструктуру дышащих на ладан производств, и оттого быстро кончил банкротом, то Мезенцов ничем себя не выдавал, двигаясь к заветной цели.
Все тут было для него средством: и гекатомбы жертв, принесенных на алтарь его личного обогащения; и сицилийская мафия; и бандиты-подельники в многочисленных махинациях; и банкиры-инородцы, которым он до приторности прислуживал…
Целью была великая страна. Как и для Муромова. Но, по страшному сарказму судьбы, они были теперь по разные стороны баррикад…
— Давай же, клюй, жерех проклятый… — сжимал кулаки полковник ГРУ, словно бы и вправду держал в них удочку…
Мезенцов смотрел в ствол высочайшей на планете струи воды, осыпавшей все метров на сто бриллиантовой россыпью распыляемых ветром брызг, и думал.
У него был в руках ключ, пароль российского спутникового военного лазерного луча, купленного в Генштабе. Олигарх мог направить смертоносный, сопоставимый с ядерным, только без радиации, удар в любую точку планеты.
Муромов был бы очень удивлен, узнав, что сделку с человеком Мезенцова, Шаровым, по продаже кода заключал его начальник, генерал ГРУ, косивший под патриота…
Генерал сделал своего друга, полковника, пешкой в грязной игре. Получив деньги, он хотел замести следы, убрав покупателя Мезенцова. Тогда никто не явился бы за неустойкой, и никто не запустил бы смертоносного луча…
Мезенцов тоже этого не знал. Зато он знал другое: миллион долларов на внедрение хитрого еврейчика, модного публициста Гоши Гребницкого в «кремлевский пул» был потрачен не зря. Теперь Гоша стал одним из тех, кто сопровождает Президента России в поездках.
Зная координаты Гоши, Мезенцов знал и координаты первого лица. А стало быть, держал в руках «кощеево яйцо» с иголкой внутри, лазерной иголкой, вращающейся пока в «ларце» по космической орбите над необъятной родиной…
Мезенцову было наплевать, сколько людей погибнут вместе с российским Папой. И судьба Гоши Гребницкого, попадающего под космический луч, тоже мало его волновала.
Отсюда, из Женевы, олигарх мог легким нажатием кнопки породить политический кризис на родине, но не торопился. Нужно было многое подготовить, чтобы кризис не кончился победой «третьих сил»…
Жерех клюнул. Муромов произвел подсечку. Он искал эту девочку по всем региональным отделениям ФСБ и МВД, просмотрев тысячи фотографий сотрудниц — прапорщиков, лейтенантов, капитанов… Он нашел ее в Уфе, в пресс-службе, потому что — «кто ищет, тот всегда найдет»…
…Жерех не клюет на некачественную наживку. Но наживка была отменной…
Муромов очень беспокоился — ведь он располагал только черно-белой фотографией красавицы 70-х годов, Татьяны Лузиной. Динара Альмухаметова очень походила на нее, но в цвете ли?!
Твои тертые джинсы…
И монгольские скулы…
Ты была моей тайной,
Казановой моей…
Так напевал Муромов, скрывая напряжение.
Если бы у Лузиной был такой же рыжеватый цвет длинных, роскошных волос, то успех был бы обеспечен…
Когда тебе за пятьдесят, и уже покалывает геморрой, и поседели редкие волосы над залысинами, и одрябло тело, то ты понимаешь: жизнь завершается. Особенно, если ты умный человек.
Мезенцов был умным человеком. Он слишком остро осознавал свое угасание и торопился. Торопился, например, убить Президента РФ. Понимал, что завтра уже может не «хватить заказчика». Торопился он и вспомнить недолгие минуты отведенного ему счастья в напряженной, боевой, прошедшей на передовой глобального сражения жизни…
Таня Лузина была такой минутой.
Если он и любил когда-нибудь кого-нибудь, то он любил только ее.
Вопреки всему.
— Хватит трепаться! Наш козырь — террор! — гомонил в трубку сотового телефона Валера Шаров из Москвы.
Мезенцов как раз хотел дать этому «террористу Ивану Помидорову» по шапке за нарушение конспирации, когда увидел ЕЕ…
Вначале он увидел раскиданные ветром рыжеватые волосы, казалось, те самые, которые так восхитили его в 1978 году, в день защиты его кандидатской диссертации…
— Валер… Я перезвоню…
Короткие гудки…
Это была она. Она, хотя она не могла быть в XXI веке такой юной, стройной и привлекательной. Это было вопреки всем законам природы. Но это была она…
Мезенцов опустил бронированное стекло лимузина. Она стояла над озером, живописно закинув тонкие руки, подставляя лицо ветру, и ее рыжеватые пряди летели куда-то в далекое, безвозвратное прошлое олигарха…
— Таня? — позвал он, как завороженный сумасшедший.
Она и бровью не повела.
— Лузина?!
Она обернулась. Посмотрела удивленно — мол, откуда вы меня знаете?
— Тридцать лет, как Лузина… А вы кто такой, знаток?
— Вы Татьяна Лузина?
— Я Алена. А Татьяна Лузина — это моя мама. Она уже умерла. Вы ее знали?
— Простите, не сочтите за нахальство… Я… то есть, мне очень неловко, поверьте… Но кто ваш отец?
— У меня никогда не было отца…
— Живу в Палаццо-Роттэ… — сообщала капитан Альмухаметова через пару дней по каналу оперативной связи. — Как в раю… Старик очень мил… Завалил мой будуар розами… Как ему сказать, что у меня на пыльцу аллергия?
— У вас уже было? — спросил Муромов, ощутив вдруг нелепый и оттого еще более острый укол неожиданной ревности.
— Что «было»? — женщины неподражаемы в своем непонимании того, чего не хотят понимать.
— Динара, что ты школьницу корчишь?! Секс уже был?!
— Нет. А надо, что-ли?!
Муромов ощутил волну горячего, мальчишеского желания немедленно вырвать ее из палаццо и дотащить до ближайшего дешевого мотеля. Он едва не выпалил, что «нет, не нужно». Но нельзя. Дело прежде всего.
— Ты думаешь, если целку разыгрывать, он тебя долго при себе держать будет?!
— Товарищ полковник, тут такое дело… Тут… Кажется, старик решил, что я его дочь…
Упс! Перелет! — пронеслось в голове Муромова. Об этом он как-то не подумал. Хотя, может быть, оно и к лучшему…
А если она купится на богатое наследство и продаст ГРУ, станет работать на Мезенцова? Хотя, нет, конечно, ведь вся эта лузинская легенда дутая, ее проколоть легко, как воздушный шарик, и она это знает…
«Хватит трепаться! Наш козырь — террор!». В который раз проматывая материалы прослушки, Муромов обдумывал эту фразу Шарова. Террор. Против кого?! Звучит зловеще…
У людей масштаба Мезенцова врагов немного, и все они из «высшей лиги». Этот не станет пачкаться об какого-то губернатора или замминистра. Кого и зачем собираются терроризировать Мезенцов и его «бригады»?!..
…Подручный Олега Горелова, некто Рог, весь потный от напряжения и бесформенный, как украинская галушка, смотрел в глаза полковника ГРУ сверху, с напряженным ожиданием:
— Ну, будешь говорить?! Или ноги бензопилой отрезать?! Бензопилы в России все на наших заводах делают, так что…
Может быть, это была не слишком важная стратегическая информация, но Горелов осек холуя:
— Рог, однажды твой язык у тебя вырвут вместе с жизнью…
— А чего такого, шеф! — ухмылялся Рог — Он все равно покойник, и отсюда не выйдет…
— Иди-ка, кофейку нам сделай! — выпровадил Рога Олег.
— На это «шесты» есть, шеф!
— Любишь ты, Рог, все другим передоверять… Херово ты работаешь… Если прошу тебя сделать кофе, значит, надо пойти и сделать…
Рог обиженно ушел. У них тут вольница, в этой богадельне — подумал Муромов.
Они были вдвоем с легендарным «Лекой», но Муромов никогда не думал, что познакомиться придется при таких вот обстоятельствах.
— Ты, сынок, дурака не валяй! — попросил Лека мягко и буднично, словно хлеб со стола передать. — Ты со мной лучше не тягайся, я тебя насквозь вижу… Ты когда в органы пришел, по чьему учебнику учился?!