Однако Виктор Новак, по всей видимости, не испытывал подобных угрызений совести. Хотя на его круглом лице застыло выражение сострадания и терпеливости, Элизабет не могла не заметить, что он притопывает левой ногой, поглаживая свою жидкую светлую бородку. Члены семьи покойной оплакивали ее еще некоторое время, прежде чем наконец закончили свое бдение, чтобы оставить любимого человека на попечение мистера Новака.
Уходя, глава семьи вложил несколько монет в руку служащего морга, и Новак почтительно поклонился. Элизабет достала из сумочки немного денег, подумав, что, возможно, ей следует дать чаевые, прежде чем просить его о помощи.
– Увы, смерть приходит ко всем, – довольно весело сказал мистер Новак после ухода семьи, убирая в карман только что полученные монеты. – И все же жаль – такая молодая и такая хорошенькая. Итак, мисс, – сказал он, поворачиваясь к Элизабет, – чем могу быть полезен? – Хоть у него и был легкий польский акцент, тем не менее его английский был безупречен. Он был среднего роста, худощавого телосложения, с жизнерадостным круглым лицом, необычайно бледными глазами, пыльно-светлыми волосами, бровями и бородой. На нем был мешковатый костюм горчичного цвета с жилетом и галстуком в тон; шляпа-котелок лихо сидела у него на голове.
– Меня зовут Элизабет ван ден Брук, а это – Фредди Эванс.
– Приятно познакомиться, – сказал Фредди, приподнимая свою кепку.
– Виктор Новак. Рад встрече с вами. Добро пожаловать в мое маленькое королевство.
– Могу я задать вопрос? – спросил Фредди. – Зачем здесь вода? – спросил он, указывая на брызги, летящие из труб, подвешенных на потолок.
– О, это для того, чтобы тела оставались как можно более свежими, пока они здесь. Остальные лежат в том холодном помещении, – сказал Новак, указывая на вход в другую камеру. – Туда приходят люди, чтобы посмотреть на своих недавно умерших близких, поскольку тела, как правило, начинают разлагаться под воздействием тепла. Отсюда и холодная вода – хотя через день или два они начинают раздуваться из-за нее. Я стараюсь не держать их здесь долго. Кстати, об этом, извините меня, но мне нужно отойти на минутку, – сказал он, выходя в коридор.
Через несколько минут он вернулся с другим мужчиной, одетым в белый халат, похожий на те, что носят врачи в больнице.
– Это мистер Бенджамин Хиггинс – санитар больницы и превосходный возничий «скорой помощи». И, когда у него бывает время, – мой верный помощник. А это мисс ван ден Брук и мистер Эванс.
Хиггинс приподнял шляпу. Он был довольно высокого роста, выше среднего, со светлой кожей, широкими плечами и массивным телом. Его глаза казались слишком маленькими в соотношении с его большой головой, однако черты его лица были приятными и выглядели непримечательно на фоне светло-каштановых волос.
– Рад познакомиться с вами обоими.
– Взаимно, – ответил Фредди.
– Вы пришли сфотографировать мертвых? – У него был высокий голос, Элизабет не ожидала услышать его из уст такого крупного, сильного на вид мужчины. У него был акцент рабочего класса, хотя и с нотками, свидетельствовавшими о некотором образовании. По его глазам можно было сказать, что он весьма умен.
– Не совсем, – сказал Фредди. – Мы…
– Простите меня, – перебил Новак, – но время мистера Хиггинса весьма ценно.
Веснушчатое лицо Фредди покраснело.
– Все в порядке… я понимаю.
Служащий морга повернулся к своему коллеге:
– Мистер Хиггинс, если вы будете так любезны перевезти мисс Уэллс в соседнюю комнату, я был бы вам очень признателен. Не думаю, что она сейчас в хорошем состоянии, – добавил он почти вполголоса. – Я понимаю, – сказал он в ответ на удивленный взгляд Элизабет. – Это звучит ужасно, но я не могу научиться контролировать себя.
Он вздохнул, когда мистер Хиггинс осторожно поднял мертвую женщину со стола, обернув ее простыней, чтобы не показать ничего неприличного.
– Смерть – очень тяжелый случай… ну вот я снова начинаю, видите? – Он сделал шаг в сторону, пропуская Хиггинса с мисс Уэллс на руках. Итак, – сказал он, поворачиваясь к Элизабет, – чем я могу помочь?
Она протянула ему визитку, которую ей дал сержант О’Грейди.
– Значит, детектив О’Грейди послал вас ко мне?
– Он передавал свои наилучшие пожелания.
– Неужели? Так-так. А вы передадите ему то же самое от меня?
– Обязательно.
– Он отличный парень. Возможно, немного серьезный… но dobry człowiek[25]. Хороший. Откуда вы его знаете?
– Мы вместе работаем над одним делом.
– Вы работаете в полиции?
– Я репортер газеты «Нью-Йорк геральд».
– Леди-репортер… ну и ну, разрази меня гром![26] Без обид, – сказал он телам на плитах позади себя.
Элизабет обменялась взглядом с Фредди. Виктор Новак был чудаковат, но они нуждались в нем. Она вложила деньги в его руку, которая была удивительно мягкой и нежной, как у женщины.
– Я была бы очень признательна вам за помощь.
– Ваше желание для меня закон, – ответил он, подмигнув. – Пройдемте сюда.
Он провел их во вторую, более просторную комнату как раз в тот момент, когда из нее вышел Хиггинс.
– Большое вам спасибо, – сказал Новак, приподняв шляпу.
– Всегда рад помочь, – ответил Хиггинс. – Приятно познакомиться с вами обоими, и удачи с тем, что вы ищете.
– Благодарю, – сказала Элизабет, спускаясь вслед за Новаком по ступенькам в комнату. Вдоль стен от пола до уровня плеч стояли деревянные шкафы с выдвижными ящиками и металлическими петлями, которые являлись холодильными камерами для покойных. У каждого отсека была прорезь для карточки с этикеткой. Некоторые из них были пусты, а на других были написаны имена аккуратными курсивными буквами. Ожидая, пока мистер Новак найдет нужный отсек, Элизабет прочитала несколько имен.
Хоть ей и было интересно, как мистер Хайнс и мисс Греггс встретили свою кончину, именно неизвестный младенец тронул ее сердце. Неужели мать бросила его умирать? Или его мать постигла та же печальная участь и ее личность была стерта в этом огромном, равнодушном мегаполисе, который позволял женщинам и детям голодать на улицах? Даже Фредди, казалось, был поражен десяткам имен, вывешенных на стенах. Он прислонился к гранитной колонне в одном конце комнаты, перекинув через плечо тяжелую камеру, в то время как мистер Новак просматривал ряды имен.
– А, вот и она! – воскликнул он, рассматривая одну из карточек. Взявшись за ручку ящика, он дернул его, и тот плавно заскользил вперед на металлических роликах.
Элизабет не знала, чего ожидать, но при виде бледного лица у нее перехватило дыхание. Даже после смерти было легко разглядеть красоту молодой женщины – ее лицо в форме сердца и маленький заостренный подбородок делали ее еще моложе, чем она, вероятно, была при жизни. Но что поразило Элизабет больше всего, так это странный оттенок белокурых волос – того же цвета, что и у женщины, которую она видела из поезда. Когда она получше вгляделась в холодное и неподвижное тело, все ее сомнения развеялись. Элизабет была свидетельницей – возможно, единственной, не считая убийцы, – ее смерти. Она ничего не сказала. По крайней мере, сейчас она считала, что лучше держать эту информацию при себе.
Простая белая простыня прикрывала стройную фигуру, которая казалась еще бледнее, чем тела в соседней комнате. Пурпурный синяк украшал ее фарфоровую шею, но на лице не было ни единой царапины. Элизабет обернулась и увидела, что Фредди готовит свое оборудование, устанавливая камеру на прочный деревянный штатив.
– Я так понимаю, ее личность еще не установлена, – сказала Элизабет, когда Виктор Новак нежно убрал длинные светлые пряди с ее лица.
– Нет, бедняжка, – сказал он, и впервые с тех пор, как они приехали, его лицо выразило печаль. – Хотя, к сожалению, в этом нет ничего необычного. Вы были бы удивлены, узнав, сколько людей, которых привозят сюда, оказываются не нужны своим родственникам или любимым людям.
– Извините меня, – сказал Фредди из-за своей камеры. – Я готов приступить к работе, так что, если вы не против, можете отойти на минутку в сторону, чтобы я занялся делом.
– Конечно, – сказал Новак, когда они с Элизабет отошли в другой конец комнаты. Новак достал трубку из кармана пиджака. Набив ее табаком, закурил и задумчиво затянулся, пока Фредди работал, перемещая камеру, чтобы сфотографировать лицо мертвой девушки с разных ракурсов.
– Налицо явные признаки удушения, но, насколько я понимаю, коронер постановил, что причиной смерти стало обескровливание, – заметила Элизабет.
– Это довольно необычно, – ответил Новак. – На теле нет явных зияющих ран: ни огнестрельных ранений, ни глубоких порезов ножом, как обычно бывает в таких случаях, но я обнаружил одну любопытную вещь.
– А? Что же? – спросила Элизабет, когда Фредди помахал им рукой.
– Так, я закончил, – сказал он, отходя от штатива камеры. – Думаю, у меня достаточно снимков, чтобы хоть один из них получился.
– Позвольте мне показать вам, – сказал мистер Новак, когда они подошли к девушке, лежащей на металлическом столе. Осторожно повернув ее голову набок, он указал на левую сторону ее шеи. – Вот.
Элизабет склонилась над телом, вдыхая слабый, слегка сладковатый аромат разложения. Сбоку на ее шее был вырезан необычный узор: три пересекающихся круга, состоящих из закрученных линий, образующих все более плотные концентрические круги.
– Что это? – спросила она.
– Похоже на какой-то символ.
Фредди с трудом сглотнул.
– Это…
– Похоже, это рана, через которую вытекла ее кровь. Она расположена прямо над яремной веной.
– Ты можешь это четко сфотографировать, Фредди? – спросила Элизабет.
– Да, мисс, – сказал он, устанавливая камеру.