о я должна предупредить вас, что визит в больницу Белвью далек от веселой ночи в салуне, – она надеялась, что это замечание послужит достаточным сдерживающим фактором, но не рассчитывала на настойчивый характер Карлотты.
– Не бойся, – жизнерадостно сказала Карлотта. – Наша единственная цель – составить вам компанию. Конечно, если ты не против.
Элизабет замешкалась.
– Боюсь, состояние моей сестры… довольно тяжелое.
– Возможно, наше присутствие могло бы облегчить бремя посещения больного родственника. Она очень больна?
– Боюсь, что да.
Джона нахмурился.
– Она заразна?
Элизабет захотелось притвориться, отговорить их от похода, но она не смогла заставить себя солгать Карлотте.
– Нет. Ее настигла другая болезнь.
– Какая же? – спросила Карлотта.
– У нее скорее психическое расстройство.
– Врачи поставили диагноз? – спросил Джона.
– Полагаю, что да, но я нахожу это крайне расплывчатым и бесполезным. Похоже, они не знают, что с ней делать.
– Ну что ж, – заявила Карлотта, – давайте отправимся в больницу и посмотрим, насколько счастливой мы можем ее сделать.
Элизабет посмотрела на оживленное лицо своей подруги, сияющее оптимизмом и добрыми намерениями. Какой бы сильной ни была ее собственная воля, она устала, ее нервы были измотаны. Она почувствовала облегчение, сдавшись перед энергией и решимостью Карлотты.
– Хорошо, – сказала она. – Хотя я не могу точно сказать, как она отреагирует на ваше присутствие.
– Если она будет хоть немного расстроена, мы немедленно уйдем, – заверила ее Карлотта, беря Элизабет под руку.
– Боюсь, в этом она довольно непредсказуема, – ответила Элизабет, когда они вышли из здания. Тяжелая железная дверь закрылась за ними с металлическим стуком.
Глава 41
Поскольку вечер был погожий, они решили прогуляться. Долгие летние дни становились короче, и Элизабет уже скучала по темным вечерам, когда светало далеко за восемь. Солнце стояло низко в небе, отбрасывая длинные тени, пока они шли на восток. Когда они приблизились к воде, то услышали карканье чаек и редкие звуки корабельного гудка, когда с Ист-Ривер наползал тонкий туман. Из ресторанов на Второй авеню доносился запах жареного мяса, и желудок Элизабет сжался от голода. К счастью, перед больницей процветала уличная торговля, и она купила колбасу и черный хлеб у словоохотливого немецкого продавца.
– Пахнет божественно, – сказала Карлотта.
– Ganz ausgezeichnet[45], – сказал продавец, подмигивая ей. Он немного напомнил Элизабет Карла Шустера. У него были такие же светлые волосы и светлые глаза.
– Ну, если это так вкусно, то я должна его съесть, – ответила она.
– Sprechen Sie denn Deutsch?[46] – спросил он, щедро намазывая булку зернистой коричневой горчицей.
– Ein bisschen[47], – сказала она, протягивая ему несколько монет. – Vielen Dank[48].
Джона выбрал венские вафли. Его сестра объяснила, что он вегетарианец.
– Это обычное дело среди анархистов? – спросила Элизабет, когда они ели рядом с кованой железной оградой перед больничной территорией.
– Я стал вегетарианцем до того, как заинтересовался политикой, – сказал он, вытирая рот носовым платком. – Но мои убеждения укрепили мою решимость. Многие великие философы были вегетарианцами или почти. Торо считал, что это важно для самосовершенствования.
– Вы считаете, что это полезнее для здоровья?
– Мне просто не нравится идея убивать и есть животных.
– Он настоящий котик, – сказала его сестра, материнским жестом стряхивая крошки с рукава его пиджака. – Для анархиста он слишком добрый, не так ли, Джоджо?
Джона нахмурился и покраснел.
– На самом деле я больше марксист, – серьезно сказал он.
Элизабет подавила улыбку при виде его попытки сохранить достоинство. Карлотта действительно умела загонять людей в угол – она напоминала Элизабет бордер-колли – собаку из ее детства. Она часто пыталась пасти ее и Лору, как будто они были овцами. Карлотта, казалось, обладала теми же инстинктами.
– В чем разница между марксистом и анархистом? – спросила Элизабет. – Я весьма плохо разбираюсь в нюансах политической философии.
– Пожалуйста, не поощряй его, – сказала Карлотта. – Дай ему только шанс, и он тебе все уши прожужжит.
Когда они вошли в больницу, в вестибюле было тихо. К счастью, нигде не было видно ворчливой медсестры Старк. Элизабет узнала дежурную медсестру, ирландку средних лет с добрым лицом. Хотя обычные часы посещений уже прошли, когда она увидела Элизабет, то улыбнулась и указала дорогу в общую комнату.
– Ваша сестра читает книгу, которую вы ей принесли.
Карлотта и ее брат последовали за Элизабет по коридору, их туфли скрипели по широким красно-черным плиткам. Они нашли Лору полулежащей на своем любимом плетеном кресле в общей комнате, погруженной в книгу у нее на коленях. Одетая в свободную блузку в цветочек и длинную черную юбку, с собранными в пучок волосами, она выглядела элегантно и – подумала Элизабет с уколом вины – совершенно нормально.
– Привет, Элизабет, – сказала она, когда они вошли. – Как я рада тебя видеть.
– Как дела, Лола?
– Хорошо, как и следовало ожидать, учитывая, что я с трудом могу оторваться от этой книги, которую ты мне принесла.
– Что вы читаете? – спросила Карлотта.
– «Маленькие женщины». Конечно, я читала ее раньше, но это одна из тех книг, которые хочется перечитать. Я сестра Элизабет, Лора, – сказала она, протягивая руку. Казалось, она не удивилась приходу посетителей – более того, она выглядела так, будто ждала их.
– Пожалуйста, простите меня, но позволь представить тебе Карлотту Аккерман и ее брата Джону, – поспешно сказала Элизабет.
Карлотта тепло пожала руку Лоры.
– Я рада познакомиться, хотя мне кажется, что я уже знаю вас. Элизабет так часто говорила о вас.
Это замечание озадачило Элизабет. Она помнила, что за время их недолгого знакомства с Карлоттой она лишь однажды упомянула о своей сестре. Она задавалась вопросом, не пытается ли Карлотта вторгнуться в ее жизнь. Эта мысль встревожила ее. Не желая зацикливаться на ней, она пришла к выводу, что ее подруга просто поддерживала вежливую беседу.
Лора протянула Джоне руку. Поскольку пожимать руку молодой леди полагалось только в том случае, если она сама инициировала этот жест, он немедленно отреагировал, сняв перчатки и галантно поцеловав ей руку.
– Боже мой, какое благородство! – ответила она со смехом.
– Это единственный достойный ответ при встрече с леди такого очевидного происхождения и обаяния, – ответил он. Карлотта ухмыльнулась ему, но Элизабет подумала, что он выглядит вполне искренним: его щеки раскраснелись, а манеры были оживленными. Казалось, он был весьма увлечен ее сестрой.
– Не хотите ли вы выпить чаю? – спросила Лора, плавно поднимаясь с дивана.
Элизабет задумалась, не следовало ли ей подробнее рассказать о состоянии своей сестры. Лора вела себя настолько обыденно, что боялась, что они будут шокированы признаками безумия, которые, к сожалению, стали появляться слишком часто. Но Лора пересекла комнату к чайному сервизу с такой грацией и самообладанием, что сердце Элизабет подпрыгнуло при мысли о том, что, несмотря на ее самые мрачные опасения, ее сестра действительно была на пути к выздоровлению.
– Надеюсь, вы не возражаете, что чай немного остыл, – сказала Лора. – Персонал принес его незадолго до вашего приезда, думая, что пациентам он может понравиться. Но, как вы можете видеть, я единственная обитательница комнаты, поэтому уверена, что они не будут возражать, если я поделюсь этим с вами.
– С удовольствием попробую ваш чай, спасибо, – сказала Карлотта.
– Сливки, сахар?
– Да, спасибо. От прогулки сюда у меня совсем пересохло во рту.
– Откуда вы шли? – спросила Лора, протягивая ей чашку.
– От Стайвесанта.
– О, так вы тоже там живете?
– Я арендую там студию.
– А, так вы художница?
– Очень одаренная, – сказал Джона, когда Лора протянула ему чашку чая.
– Мне бы хотелось как-нибудь посмотреть на ваши работы. Пирожное к чаю?
– Спасибо, – сказала Карлотта, накладывая себе кусочек пирога с изюмом.
– Я так восхищаюсь художниками, – задумчиво произнесла Лора. – Много лет назад я и сама немного баловалась, но у меня нет таланта.
– Это неправда, – сказала Элизабет. – Ты просто перестала… – она резко замолчала, поняв, что ее сестра перестала рисовать из-за болезни.
– Моя сестра – моя самая большая поклонница, как можете видеть, – сказала Лора с легким смешком, похожим на звон колокольчиков на легком ветерке.
– Я уверен, вы более одарены, чем смеете признать, – сказал Джона.
– Хватит обо мне, – сказала Лора. – А чем увлекаетесь вы?
– Я театральный режиссер по образованию, но в последнее время я заинтересовался политикой, поэтому стараюсь совмещать.
– Он работает над политической театральной пьесой, – сказала Карлотта.
– Как восхитительно, – сказала Лора. – Вы должны рассказать мне больше.
– Зрители входят в театр, полагая, что они обычные зрители, но, прежде чем они осознают реальность, то уже становятся частью действия пьесы. Идея состоит в том, чтобы продемонстрировать поверхностность и непостоянность людей, а также то, как мы укореняемся в наших социальных ролях.
Лора в восторге захлопала в ладоши.
– Как очаровательно!
– Театр должен предоставлять нам нечто большее, чем легкомысленное развлечение, – сказал Джона несколько напыщенно. – Я рассматриваю его как инструмент социальных изменений.
Карлотта поджала губы и вздохнула от его напыщенности, но Элизабет видела нежность и гордость в ее глазах.