— Ничего невозможного нет, и по опыту я знаю, что самые опасные преступники имеют самый невинный вид.
— Но я вас все-таки попрошу при ваших розысках оставить племянника моего без внимания, — сказала графиня. — Артур Керро очень набожный и хороший человек, помогавший нам в дни нашего несчастья и разделявший его с нами. Ведь по его настоянию мы перебрались в башню, откуда ему легче было следить за приближением наших врагов и где он делал попытку отчаянно сопротивляться, когда полагал, что вы явились сюда с недобрыми намерениями.
— А если, сударыня, все это только план действия, если он своим страхом думал вас еще более запугать, если он…
Графиня быстро поднялась и холодно ответила:
— Ну хорошо, мистер Вильсон, я знаю, что вы, согласно своему призванию, ставите иногда самые невероятные умозаключения. Через полчаса я вас и брата вашего буду ждать к обеду.
Она вышла вместе с контесс из комнаты. Контесс, однако, успела еще шепнуть Вильсону:
— Мистер Вильсон, не обижайтесь на мою мать. Она очень религиозная особа и считает Керро, своего духовника, своего рода святым. Я же не доверяю ему нисколько.
Когда дверь за дамами закрылась, сыщики посмотрели друг на друга.
— Несчастная женщина, сказал Джон тихо, — ей придется испытать горькое разочарование.
— Вне сомнения придется, прибавил Фред, — мне необходимо сообщить все, что произошло за время твоего отсутствия, и ты убедишься, что за ужасный дурак этот Керро.
После этого разговора сыщики отправились наверх в отведенные им комнаты и, проходя мимо комнаты патера, услышали, что он страшно взволнованно ходил по своей комнате взад и вперед.
Они передали вкратце друг другу происшествия, имевшие место у каждого, и Фред показал записку, составленную им в Saloon Вильяма Бэкера со странными словами, произнесенными патером у телефона.
Джон Вильсон подошел к окну и стал внимательно просматривать записку. Через несколько минут он сказал:
— Дело очень просто. К каждому слогу прибавлено несколько лишних букв, и смысл фразы вот какой. «Будь осторожен, он человек опасный, его надо убить».
— Правда, — решил Фред, — дело очень просто.
— И прежде всего это доказывает нам, что Керро кому-то по телефону сообщил, что прибыл какой-то опасный человек, которого надо убить. Я, кажется, не ошибусь, если скажу, что человек, с которым патер говорил по телефону, не кто иной, как служитель дома для умалишенных — Гриффон.
Через полчаса они сошли вниз. Патер все еще продолжал ходить по комнате.
В столовой уже находились графиня с дочерью, и все тотчас уселись за стол.
Над столом висела тяжелая люстра, ярко освещенная множеством зажженных свечей. Графиня не выказывала прежнего недовольствия, а относилась к сыщикам с изысканной любезностью.
Когда Катрина подала суп, графиня спросила:
— А где же мистер Артур?
— Он сказал, что сейчас придет.
— Пусть поторопится. Да, мистер Вильсон, духовная пища моему племяннику гораздо приятнее физической. Эгоизм ему совершенно чужд.
Сыщик кивнул головой. Ему не хотелось говорить без доказательств, и он предпочел доказать графине правдивость своих слов на деле. Он и не подозревал, что это случится сейчас же.
Катрина уже унесла тарелки из-под супа и суп и только что вышла, как в комнату вошел патер.
— Я не имею ни малейшего аппетита и чувствую себя так плохо, что вообще не хотел выходить из своей комнаты, — сказал он.
— Тогда ложись в постель, Артур, — сказала тетя, — у тебя действительно вид больного.
— Ты права, тетя, — сказал патер, — я пойду лягу, может быть к утру я поправлюсь.
Он повернулся и вышел. При этом он сильно стукнул дверью, и в ту же минуту над столом раздалось громкое шипенье.
В ужасе все взглянули вверх.
И в один голос у всех вырвался крик испуга. Все сидели, как вкопанные, только Джон Вильсон вскочил и вынул револьвер. Фред последовал примеру, но раздался треск и с потолка на стол обрушилась вся люстра. Графиня без памяти опустилась на кресло. С люстры на собравшихся в столовой спускались четыре ядовитые змеи-кобры. Но братья-сыщики не потеряли присутствия духа. Один за другим выпустили они пять-шесть пуль и змеи обвивали люстры, но уже с раздробленными головами.
Все это произошло, конечно, скорее, чем это можно передать.
Лишь только графиню уложили, как в комнату влетел патер и бросился с плачем к тете:
— Дорогая тетушка, дорогая Эдит. Что случилось? Откуда этот ужасный шум? что это за выстрелы и крики? Может быть, эти сыщики Вам причинили какое-нибудь зло? — Тут патер почувствовал, что его кто-то схватил и поднял. В Джоне закипела злоба, он схватил патера за грудь и потряс его с такой силой, что тот едва дышал.
Он открыл дверь и выбросил в коридор дрожащего от страха патера.
Вильсон бросился наверх в комнату, лежавшую над столовой. На полу в середине, под откинутым теперь ковром, было вырезано большое четырехугольное отверстие, которое при-
ходилось как раз над люстрой.
Над этим отверстием помещалась железная клетка, открытая к низу. В этой клетке находились змеи, проникшие через дыру на люстру.
Когда они уже висели на люстре, наверху была отвинчена гайка с люстры, и эта всей своей тяжестью рухнула вниз.
Человек, орудовавший здесь, исчез, но Вильсон догадывался, что это не кто иной, как преступный служитель Гриффон.
Вильсон обдумывал план дальнейшего действия. Он решил сделать так, как думал поступить, когда вынимал из рамы портрет Джузеппе Керро, брата графини, находившегося в Риме.
Но чтобы выполнить свой план, ему следовало умереть, то есть только казаться мертвым. Он сейчас же посвятил в свой план брата своего и помощника.
Когда прибыл врач, приглашенный к графине, Джон Вильсон лежал на диване, еле-еле дыша; у него был вид опасно больного и Фред обратился к врачу с мольбой:
— Спасите, доктор, моего брата. Ради Бога, спасите его: несчастного укусила змея.
Врач вошел в комнату, где на диване лежал Джон и отчаянно стонал. Когда врач нагнулся к нему, сыщик прошептал:
— Я сыщик Джон Вильсон из Чикаго. Я принял вид больного по известным соображениям. Отправьте меня к себе на квартиру и объясните это тем, что я должен находиться под постоянным Вашим наблюдением. Подробности я расскажу Вам у Вас дома.
Врач, очень умный человек и горячий поклонник Вильсона, охотно согласился с его предложением. Он прописал мнимобольному какое-то лекарство, за которым была послана Катрина, и отправился к графине. Доктор внимательно осмотрел ее, лежавшую совсем апатично, и сказал, что надежды на ее жизнь очень мало.
Стоны Вильсона все усиливались. Его лицо приняло страшно страдальческий вид.
Вдруг дверь отворилась и в комнату вошел патер. Он подошел к больному, насилу сдерживая свою радость по поводу страшных мук Вильсона.
— Уйди — уйди прочь, — прошипел сыщик, — я тебя хорошо знаю, но я уверен, что ты от наказания не уйдешь.
— Ты поступил со мной страшно грубо, — произнес патер тоном духовника, прими теперь эти муки, как наказание за это.
Но тут сзади к патеру подошел Фред и с силой оторвал его от брата.
— Вон отсюда, — крикнул Фред, — ты один виновен в смерти моего брата, но ты за это поплатишься. Я не успокоюсь, пока не сорву тебе маску твою с лица. — Фред, — возопил Джон, — ведь ты же мне обещал, что завтра утром покинешь этот дом. Нет, не оставайся здесь, где тебе в любой момент угрожает опасность.
Со слезами Фред уступил брату и, подняв кулак, крикнул патеру:
— Я ухожу, но Бог тебя накажет.
Керро улыбнулся. В это время в комнату зашел доктор, взял больного, уложил его в карету и отвез к себе домой.
Фред пока оставался еще на даче Тортони, так как Джон с минуты на минуту ожидал телеграфный ответ из Рима на его запрос о патере и не хотел, чтобы этот ответ попал в руки Керро. Ответ от Джузеппе действительно получен был вечером.
Он сообщал, что не знает ничего о судьбе Артура.
Вечером, часов в девять, врач по телефону сообщил на дачу Тортони о смерти Джона и просил известить Фреда.
Фред притворился, что страшно огорчен.
На следующее утро Фред, простившись с графиней и контесс, покинул дачу. Он сообщил, что прибудет через два дня на похороны брата, а сейчас он уезжает.
Он отправился на вокзал и уехал. Во время отхода поезда он увидел на вокзале патера, следившего за сыщиком.
Фред доехал до следующей станции. Там он остановился в гостинице и совершенно изменил свою внешность.
Он одел простой, но чистый костюм, наклеил себе светлорусые усы и одел парик. Он делал все это очень тщательно.
Приняв совершенно другой вид, Фред вернулся в город Жолиет и отправился в дом врача к своему брату.
Джон тоже изменился до неузнаваемости. При помощи фотографической карточки, взятой им на даче Тортони, он загримировался Джузеппе Керро из Рима.
Он сделал это так искусно, что доктор Лаундер, выказывавший Джону все время особенное внимание, был поражен.
Оба сыщика, взявши с собой два больших чемодана, подошли к вокзалу, взяли карету и подъехали прямо к даче Тортони.
Когда они позвонили, то первым выглянул патер. Он был очень удивлен, увидев незнакомых гостей.
Дверь открыла старая Катрина и сказала:
— С кем имею честь говорить? Графиня, к сожалению, не может Вас принять, она очень больна. Ее разбило параличом.
— Сестра больна, — воскликнул Джон, — о Боже мой, а я так радовался, надеясь ее увидать бодрой и здоровой.
Катрина спросила:
— Вы говорите, сестра? Так Вы, вероятно, мистер Джузеппе
Керро из Рима?
— Да, это я.
— Вы прибыли в плохое время, — сказала Катрина, — в этом доме за последнее время очень неладно.
Вильсон выразил крайнее удивление и беспокойство. Он вошел и указал Фреду, игравшему роль лакея, внести чемоданы.
Катрина повела его в приемную и, минуту спустя, в комнату вошла контесс Эдит, а за ней патер Керро.