– Вы с Полиной Николаевной вместе живёте? – вдруг шепнула она.
– Нет, я жила с её сестрами, просто уехала вместе с ней в паломничество, – объяснила Лив и, в свою очередь, поинтересовалась: – А вы?
– Я выросла у Рогожиных. Домна Фёдоровна – жена моего опекуна. Тот был приказчиком в нашей лавке, а когда мой отец умер, продолжил вести дела. Ну а меня жене отдал. Так что я уже семнадцать лет вместе с ней живу.
– От чего же она вам жениха не подыскала? – не удержалась от любопытства Лив.
– Зачем его искать? Он всегда рядом был: все в доме надеялись, что я выйду за Фёдора – сына Рогожиных. Но, видно, не судьба – женился он пять лет назад. Влюбился в цыганку из хора и тайно с ней обвенчался. А лавка-то ведь – моя, да и дом тоже, деньги опять же… Вот его мать и не сдержалась: когда Фёдор с молодой женой на порог ступили, она их прокляла, а потом выгнала. Грех это страшный. Домна Фёдоровна раскаивается, да сын её не прощает. Ведь детки его от этой цыганки не живут – все в младенчестве помирают.
– Господи, вот несчастье-то! Но, может, это просто совпадение?
– Может, и так, – согласилась Варя и безнадёжно вздохнула: – Тогда, значит, я виновата – очень Фёдора любила и предательство ему простить не смогла. Вдруг это моя злоба их детей убивает? Затем мы и едем к святым местам, чтобы грехи отмолить, а может, и навсегда там останемся при каком-нибудь монастыре.
«Монастырь… Вот ведь решение проблемы, – вдруг осенило Лив. – Как всё, оказывается, просто: жить тихой, праведной жизнью. Унести свои тайны за святые стены».
– Замечательная мысль, – признала Лив, – простая и светлая жизнь без мирской суеты. Я уважаю такое решение.
Варя, похоже, удивилась, а потом улыбнулась, сразу став молодой и даже хорошенькой.
– Правда? – спросила она и, увидев кивок Лив, обрадовалась:
– Спасибо за поддержку!
Так появилась у Лив подруга, скрасившая ей изнурительное путешествие. Паломницы ехали без остановок. Даже в Киеве, где сестра Феодора обещала небольшой, но отдых, они задержались лишь на день, а потом отправились дальше. Дорога шла через малые, неказистые южные городки и, в общем-то, почти не запомнилась. Обе подруги с нетерпением ждали встречи с Одессой.
Вот только погода всё им испортила: черноморская жемчужина приветствовала паломниц ледяным дождём и болотами вместо улиц. Но зато они нашли удобный дом и наконец-то смогли отдохнуть. До отплытия Полина собиралась пожить у Ордынцевых, и, хотя молодой хозяйки дома – средней из сестёр Чернышёвых, Надин – не было в Одессе, тётушка и Лив не сомневались, что им не откажут в гостеприимстве. Особняк на Софиевской улице они разыскали быстро. Гостей в нем, конечно же, приняли, вот только из всей прислуги в доме жили лишь сторож и поломойка.
– Ничего, мы сами будем стряпать, – пообещала сестра Феодора. Монахини радовались уже тому, что им нет нужды тратиться на гостиницу. – Я могу варить каши и щи, а сестра Ираида испечёт хлеб.
Женщины с удовольствием отдыхали – каждая в отдельной спальне. Лив и Варя подолгу гуляли в небольшом саду с вечнозелёными лаврами и отцветшими розовыми кустами. Особенно им нравилась потайная, спрятанная среди зарослей олеандра скамейка. Здесь, в уединении, девушки много и откровенно говорили. Лив рассказала подруге о своей любви и о том, как Александр отверг её. Но об убийстве тётки промолчала – эту тайну она хранила ото всех. Варя же говорила только о своём Фёдоре.
Сегодня утром небо очистилось, а к полудню уже вовсю припекало. Подруги устроились на любимой скамье: грелись на солнышке и болтали. Варя, как обычно, оседлала излюбленного конька:
– Ты, Лив, счастливая! Для тебя ещё не всё потеряно. Твой хоть не женат, – изрекла она и с любопытством спросила: – Ты не знаешь, у него любовница есть?
– Похоже на то…
– А какая?
– Брюнетка с пышными волосами и крупными чёрными глазами, вроде гречанки или итальянки.
– Вот видишь! Мужчинам всегда нужно что-то необычное, не зря же мой Фёдор в цыганку влюбился. А мы можем предложить им только верное сердце, – со вздохом признала Варя, но, поглядев на подругу, великодушно сказала: – Хотя ты красивее любой итальянки. Где только были его глаза?..
Лив усмехнулась: признание Вари оказалось слабым, но утешением. Но их разговор прервали: со стороны тропинки послышался шорох шагов, и в просвете цветочной арки появилась дама в крытой алым бархатом лисьей ротонде. Как будто подслушав их разговор, гостья блистала той самой экзотической красотой, которую подруги только что обсуждали. Черноглазое породистое лицо гостьи естественно смотрелось бы на испанском или французском портрете. Сначала дама показалась Лив молодой и приятной, но как только открыла рот – чары развеялись. Тон незнакомки был властным, а интонации железными:
– У князя Ордынцева гости? – чёрные глаза дамы смотрели настороженно, даже, можно сказать, с неприязнью. – Я – хозяйка соседнего дворца, княгиня Нарышкина. А кто вы?
– Меня зовут Любовь Чернышёва, а моя подруга – Варвара Сорокина, – отозвалась Лив.
– Графиня Чернышёва? – уточнила гостья, и в её тоне явно прозвучало отвращение.
– Вы правы, я прихожусь сестрой хозяйке этого дома.
– Она не была здесь никакой хозяйкой! – отчеканила Нарышкина. Злоба исказила её лицо, мгновенно превратив красавицу в ведьму. – Вашу сестру в Одессе не приняли, и ей пришлось убираться восвояси. Мне говорили, что она села на первый попавшийся корабль, лишь бы покинуть город. Это был настоящий позор!
Лив растерялась. Эта женщина оскорбляла её сестру. Не стесняясь, говорила гадости. Разве может Надин хоть кому-то не понравиться? Да это просто исключено! Но высокомерная княгиня в алой ротонде с явным удовольствием поливала сестру грязью. Не было никаких сомнений, что дама ненавидела Надин. Этого Лив снести не могла. Глядя в лицо наглой лгуньи, она заявила:
– Никто и никогда не сможет убедить меня, что Надин сбежала, не дав боя своим врагам. Как я понимаю, вы – одна из них. Но поверьте, вы и мизинца Надин не стоите. Кстати, я уже вспомнила, где вас видела: на музыкальном вечере у княгини Волконской в Москве. Вы сидели в заднем ряду и кокетничали с князем Ордынцевым, а потом к вам подошёл здешний губернатор и отвел вас к мужу. Вот и вся разгадка: вы хотели завлечь Ордынцева, а он женился на Надин. Вы проиграли ей, а теперь черните мою сестру. Покиньте наш сад! Вы недостойны здесь находиться.
– Что это за чушь вы несёте?! – взвизгнула Нарышкина. – Вы пожалеете, что так распустили язык! Я в Одессе решаю, кого принимают, а кого нет. Стоит мне только слово сказать – как вы вылетите из города, словно пробка из бутылки!
– А вы, дамочка, вылетите из этого сада, если не поторопитесь уйти, – выступила вперёд Варя. Её сжатые кулаки подсказали незваной гостье, что будет дальше.
– Ну, погодите, – отступая, прошипела Нарышкина. – Я этого так не оставлю! Вы очень пожалеете о своих словах.
– Не успеете, – развеселилась Лив. – Завтра мы уже будем в море, придётся вам искать нас в Иерусалиме. Если хотите натравить на нас полицию – то бегите бегом.
– Обойдусь… – огрызнулась княгиня и, гордо вскинув голову, исчезла за кустами.
Девушки переглянулись и расхохотались.
Этот обидный смех долетел и до ушей проигравшей. Нарышкина пробежала через розарий к своему дому и, как всегда в «плохие минуты», заперлась в спальне. Мерзкая девчонка говорила с ней так же нагло, как раньше её сестра. Тогда Надин взяла верх, но уступать ещё и этой соплячке – это уж слишком. Княгиня понимала, что нужно проучить нахалку, а заодно и её грубую подругу. А если наказать их – убьёшь сразу двух зайцев: отомстишь этим дряням и поквитаешься с Надин. Та ведь сильно расстроится, узнав, что случилось с её маленькой сестрёнкой.
– Одним ударом… – пробормотала Нарышкина и усмехнулась.
Идея оказалась блестящей. Жаль только, что время поджимало.
Глава тринадцатая. Кровавый календарь
Время шло, а жизнь становилась всё хуже. Сплетни разносятся быстро, и не успел Александр оглянуться, как вся Москва вдруг решила, что он – «сомнительное знакомство». Встречали его теперь очень прохладно и, хотя от дома ещё нигде не отказали, но и этот конфуз был явно не за горами. Ну а как же иначе, если смерть его матери получила широкую огласку, а виновного полиция так и не нашла? Единственное, до чего за время расследования додумался капитан Свиньин, так это запретить всем родственникам покойной баронессы покидать Москву.
– Нельзя-с, – равнодушно ответил он на просьбу отпустить Эрика фон Масса в Прагу. – А если убийца – именно ваш управляющий? Мы ему позволим – и ищи ветра в поле. Нет уж, пусть здесь ждёт, пока полиция во всём разберётся.
– Поймите, в России у меня и моей семьи нет источников дохода, – попытался объяснить Александр. – Мои деньги лежат в банках Европы, а имения расположены в Богемии. Фон Масс – мой управляющий, он должен проверить положение дел в поместьях и привезти деньги для меня и моих тёток.
– Пока дело не раскрыто, я никого из Москвы не отпущу, – отрезал Свиньин и, поставив точку в разговоре, добавил: – Тётками не прикрывайтесь: одна уехала, а вторая замуж вышла.
Александру вновь захотелось въехать кулаком в его низкий лоб, но плетью обуха не перешибёшь, не сделалось бы хуже. Так князь и покинул участок несолоно хлебавши. Жизнь стала совсем тяжкой, а выхода всё не предвиделось.
Покупка жемчужного ожерелья пробила в капиталах князя Шварценберга смертельную брешь. Сначала это казалось не слишком важным, ведь Александр надеялся, что полиция найдёт преступника и жизнь хоть как-то войдёт в своё русло. Но месяц прошёл, дело не сдвинулось с мёртвой точки, и, кроме уже надоевших сентенций, что баронессу могли убить только те, кого она хорошо знала, Свиньин ничего нового не говорил. Следствие топталось на месте, Александр был заперт в Москве, и в довершение всех неприятностей у него кончались деньги.
Конечно, можно было занять. Но у кого? К ростовщикам идти – так нужны залоги, а где их взять? Закладывать было нечего. Документы на всё имущество лежали в дядином замке и теперь оказались так же недоступны, как и деньги в европейских банках. Так что ростовщики отпадали, оставались лишь друзья и знакомые. Впрочем, те, кто ещё месяц назад клялся Александру в вечной дружбе, исчезли первыми, знакомые тоже рассосались, и единственными, кто по-прежнему дружелюбно относились к Шварценбергу, были граф Литта и Юлия. Узнав об убийстве баронессы, дед сам предложил свою помощь, а внучка вновь появилась во флигеле и подарила Александру… себя – подсластила неприятности. Сначала это его коробило, но Юлия оказалась настойчивой и ласковой, как кошка, и Александр сдался на её милость.