Теперь им было легко друг с другом: он не хотел никаких обязательств, но и она их не жаждала – ведь дед так и не смог уломать Юлию на развод с мужем. Александр уже не раз подумывал о том, чтобы занять денег у Литты, но не мог пересилить себя: просить взаймы у старика и при этом спать с его внучкой было свыше его сил. Однако деньги кончились, жить стало не на что, и пришла пора наступить на горло собственной гордости.
«Поеду завтра, – решил Александр. – Сегодня это точно будет наглостью. По крайней мере, хотя бы не в день свидания с Юлией».
Найдя уважительную причину вновь отложить неприятный визит, князь повеселел и стал собираться на Тверскую. Хотел навестить тётку и Эрика. Управляющий, а по прихоти судьбы теперь ещё и дядя, в последние дни недомогал. Откровенно влюблённая в своего мужа тётка просто извелась и сама еле ходила. У Александра был ещё один повод повидаться с Алиной: доля его матери в городской усадьбе Румянцевых могла бы стать залогом, и тогда б занимать у графа Литты не пришлось. Увидев, что коляска ждёт его у крыльца, Александр накинул пальто, захватил цилиндр и вышел. Всю дорогу он терзался сомнениями, говорить ли с тёткой о доме или нет, но решения так и не принял. Придётся смотреть по обстоятельствам.
Родных Шварценберг нашёл в гостиной первого этажа. Исхудавшая Алина хлопотала вокруг мужа. Эрик сидел в кресле у камина. Он ужасающе сдал. Синюшно-бледный, тощий, согнутый, как клюка, управляющий казался живым трупом. Его прежде волевое лицо, сейчас походило на заношенную серую тряпку.
– Эрик, как вы сегодня? – забеспокоился Александр.
– Благодарю, мне легче, – чуть слышно ответил фон Масс и бессильно уронил голову на спинку кресла.
– А вы, тётя?
– Да что я? Не обращай внимания, – отмахнулась Алина, хотя по бледности и худобе почти не отставала мужа. – Слава Всевышнему! Сегодня Эрик хоть и слаб, но рвота и колики у него прекратились. Надеюсь, что теперь он пойдёт на поправку.
– А что доктор говорит?
– Ох, он нас так напугал: подозревал тиф или холеру, – побледнела тётка. – Упаси бог! Как же можно такое говорить? Откуда холера, если карантинов нет? Я думаю, это всё от расстройства. Всё из-за наших несчастий. Эрик рвётся домой, ему Москва не нравится.
– Да, холодно здесь очень, снегу много… У нас такого нет, – тоскливо подтвердил управляющий. – Нельзя ли мне уехать, ваша светлость?
– Пока не разрешают, – отозвался Александр.
Тётка с мужем совсем сникли. Этак и до беды недалеко! Надо их как-то подбодрить.
– Вот скоро расследование закончат, тогда уедем все вместе, я тоже не хочу здесь больше оставаться.
– А как же дом? На кого я его оставлю? – испугалась Алина.
Как удачно – повод заговорить о доме подвернулся сам, и Александр поспешил им воспользоваться:
– Тётя, а документы на него у вас? Можно мне их посмотреть?
– Бумаги у меня, но что ты хочешь в них прочесть? – не поняла тётка.
– У меня кончаются деньги, я хотел бы заложить часть дома, принадлежавшую моей матери. Потом я выкуплю залог и разделю эту долю между вами с Полиной.
– Так нет никаких долей, просто дом.
– Разве вы не делили наследство деда?
– А что, разве его нужно было делить? Дом так и записан на имя папы, мы же с сёстрами знаем, что это – общее. Мы друг друга не обманем.
– Значит, вы не вступали в права наследования? – поразился Александр. – И вам никто не подсказал, что это нужно сделать?
– Разве мы нарушили закон? – забеспокоилась тётка. – Теперь что, отберут дом в казну?
Алина так разволновалась, что пошла красными пятнами. Александр уже был не рад, что вообще поднял эту тему. Бог с ним, с домом.
– Не волнуйтесь, мы всё оформим, никто ничего не отберёт. Не нужно беспокоиться. Хватит с нас уже переживаний, – сказал он и ласково похлопал тётку по руке.
Испуг в глазах Алины растаял. Она вновь принялась хлопотать вокруг больного. Ну и славно – можно посидеть ещё чуть-чуть и уехать. Общая больничная атмосфера тяготила Александра, но были и трогательные моменты: тётка с такой нежностью подкладывала мужу подушки и укрывала его пледом, что Александр умилился. Эти двое уже немолодых людей радовались простыми прикосновениями к руке супруга. А ведь и Полина как-то обмолвилась, что тоже любила. Похоже, из сестёр Румянцевых пренебрегала семьёй только его мать. Сразу же кольнула совесть: матери больше нет, а значит, негоже вновь вспоминать прежние обиды. Да и вообще, посидел, отдал долг и достаточно. Можно ехать…
Александр поднялся, но попрощаться с родными не успел: в дверях гостиной появился лакей и доложил:
– Его светлость князь Горчаков!
Тётка Алина вскочила с кресла и полетела навстречу высокому шатену с умным, волевым лицом.
– Платон Сергеевич, как мы рады вас видеть! – воскликнула она. – Познакомьтесь, пожалуйста, с моими племянником и мужем.
Мужчины раскланялись. Алина, распорядившись принести чай, усадила Горчакова в кресло, села с ним рядом и светским тоном осведомилась:
– Как там Верочка?
– Спасибо, всё хорошо. Вера и Мария Григорьевна передают вам привет, а я очень благодарен за то письмо, что вы мне написали. Я пока скрыл его от жены (ей нельзя волноваться), а обсудил дела с графиней Румянцевой. Мы решили, что я должен поехать в Москву и узнать подробности того, что случилось.
– Конечно, давайте всё обсудим, – согласилась Алина. – Кстати, мой племянник встречался с капитаном полиции и лучше всех знает, как обстоят дела.
Открытие, что тётка, не поставив его в известность, написала родным Лив, уязвило Александра. Он до сих пор чувствовал вину за то ужасное объяснение, но одно дело – переживать в душе, и совсем другое – выяснять отношения с роднёй сбежавшей кузины. А уж обсуждать с посторонними убийство собственной матери хотелось меньше всего на свете. Однако князь Платон ждал ответа, пришлось объясняться:
– В доме случилось несчастье – погибла моя мать… К сожалению, до настоящего времени полиция не смогла найти преступника… Не буду скрывать, что все мы здесь находимся под подозрением. Нам запрещено покидать Москву, – слова не шли с языка, и Александр тянул их из себя, будто клещами.
– Примите мои соболезнования, – откликнулся Горчаков. Он чуть помолчал, как будто решая, о чём следует говорить, а о чём нет, и продолжил: – Я стал опекуном Лив по воле её матери. Я отвечаю за девушку. Меня волнует и настораживает тот факт, что моя подопечная уехала в Иерусалим, хотя совсем недавно просила вызвать её в деревню. Почему они с Полиной так резко изменили планы? Почему не поставили нас в известность? Вы связываете это с преступлением?
Не дав Александру ответить, в разговор вмешалась его тётка:
– Они уехали сразу после нашей с Эриком свадьбы и так и не узнали о том, что произошло ночью, – в глазах Алины блеснули слёзы. – Если бы Полина знала об этой беде, она никуда бы не поехала.
– А почему ей не сообщили? Путешественниц можно было вернуть с дороги, – удивился князь Платон, и в его голосе зазвучала сталь. – Александра Николаевна, мать и сёстры поручили Лив вашим заботам. При этом было поставлено условие, что вы со своей подопечной останетесь в московском доме нашей семьи. Мы никогда бы не дали согласия на паломничество.
– Для меня самой это стало ударом, – призналась Алина. – Я теперь подозреваю, что сестра давно уговаривала Лив поехать с ней, но нам об этом даже и не заикалась. Мы с покойной Евдокси, конечно же, не отпустили бы девочку в такую даль. Поэтому нам ничего и не сказали, а Полина оставила письмо у горничной Лив. Служанка отдала его, когда уже было поздно снаряжать погоню, а в доме хозяйничала полиция.
Горчаков нахмурился. Он явно настроился обвинить Алину во всех смертных грехах. Александр не мог этого допустить:
– Позвольте мне уточнить некоторые детали, – начал он. – Я мог бы сам отправиться вдогонку, но нам запрещено покидать Москву. Впутывать же посторонних в это дело – значит, ставить под сомнение репутацию девушки, чего никто из нас не хочет. Так и получилось, что тётя Полина и Лив до сих пор не знают о нашей беде.
– Понятно… – протянул князь Платон и уточнил: – Как же девушка смогла выправить заграничный паспорт, и никто из семьи об этом не знал?
– Я подозреваю, что никакого паспорта Лив не получала, – откликнулась Алина. – Сестра выправляла документы на себя и свою служанку – дворовую девушку по имени Люба. Думаю, что Полина увезла Лив именно по этим документам.
Александр вскипел. Ну, Алина, удружила! Очень захотелось дать тётке крепкого пинка. Зная о подложных документах, она не соизволила поделиться своими опасениями с главой семьи, а теперь вываливала всё это опекуну Лив. Да кем он их после этого будет считать? Полными идиотами?! Впрочем, отчасти справедливо. Сам Александр – идиот и есть. Если бы он не был таким мужланом, таким бестактным ослом… Понятно, что Лив уехала из-за унижения. Она просто не упустила подвернувшийся шанс и уплыла за моря по чужим документам. Если бы не его отповедь в ответ на почти детскую выходку, Лив осталась бы дома. Но что делать теперь? Признаваться, что это он виноват в её бегстве? Это только всё усугубит…
– Как только мне разрешат покинуть Москву, я готов выехать за тётей и Лив в Иерусалим, – заявил Александр. – А сейчас давайте избавим Александру Николаевну от печальных воспоминаний. Тётя и так не слишком здорова. Позвольте пригласить вас ко мне. Там мы могли бы всё подробно обсудить.
– У меня есть другое предложение: мой дом недалеко отсюда – на Большой Дмитровке. Милости прошу, – отозвался князь Платон.
– Хорошо, поедемте к вам.
Алина попрощалась с ними, а Эрик слабо махнул рукой и вновь закрыл глаза. Он выглядел таким измождённым, да и тётка совсем истаяла. «Надо завтра же поговорить о них с доктором», – решил Александр.
Дом Горчакова и впрямь оказался рядом. Пройдя вслед за хозяином в большую, обставленную по старинке гостиную, Александр сразу же перешёл к делу:
– Как я теперь понимаю, Лив должна была оставаться в доме Чернышёвых с Александрой Николаевной, а то, что там поселилась и моя