– Вон та гостиница, о которой я вам говорил. Как только сойдёте на берег, через пять минут уже будете у её порога. Сейчас спустим в шлюпку вещи, посадим слуг и доставим сундуки до гостиницы. А пока мы будем их таскать, шлюпка вернётся за вами. Я сам буду ждать на берегу. Не волнуйтесь: через час вы уже будете отдыхать в своих комнатах, а завтра отправитесь в Иерусалим.
– Благодарю вас, месье, вы так нас выручаете, – с чувством сказала Полина. Попутчик был не только приятным, но и очень полезным человеком.
С борта опустили шлюпку, а потом, разом закрутив их в сеть, погрузили вещи. По веревочной лестнице спустились слуги, за ними – Гюнель. Прежде чем исчезнуть за краем борта, он махнул Полине рукой.
Стоя на палубе, паломницы наблюдали, как лодка причалила к берегу и как мужчины перетаскали из неё вещи. Гребцы развернулись и направились в обратный путь. Ещё четверть часа – и шлюпку вновь закрепили у борта «Посейдона». Капитан – рябой и кривоногий забияка-грек – сам вышел проследить за тем, как будут спускать в шлюпку пассажирок. Паломниц по очереди обматывали толстым канатом, а потом осторожно опускали вниз. Лив отправляли последней, и, хотя она быстро оказалась в лодке, неприятное впечатление от спуска осталось.
Шлюпка приближалась к берегу. Куча с вещами паломниц уже сильно поредела – большую часть вещей перетаскали. Слуга Рогожиной с хозяйкиным сундуком на плечах брёл в сторону гостиницы, за ним с баулом в руках ковылял Гюнель. У воды поджидал шлюпку Назар. Гребцы сложили весла. Один из матросов кинул Назару канат. Тот подтянул шлюпку к берегу и, обмотав канат вокруг каменной тумбы, протянул руку сидевшей на носу Полине:
– Прошу, ваше сиятельство, я держу, не бойтесь.
Назар вынес сначала хозяйку, потом перетащил на сушу обеих монахинь и Рогожину, а Варя с Лив сами перепрыгнули на берег. Паломницы собрались у своих вещей. Сундуков было мало, зато узлы с одеждой лежали нетронутыми.
– Давайте возьмем шубы, их мы сможем донести сами. Тогда останется всего два сундука, – предложила Полина. Так они и сделали: все взяли в руки по узлу и двинулись навстречу Гюнелю, спешащему через площадь.
Вдруг всё вокруг неуловимо изменилось. Топот копыт взорвал тишину. Вдоль берега скакали всадники – все в длинных белых рубахах и с пёстрыми платками на головах. Откуда они взялись? И что это за напасть?.. Кони неслись прямо на паломниц.
– Стойте! – закричала Полина. – Сбейтесь в кучу, или они нас затопчут!
Но женщины остолбенели от ужаса. Они как будто приросли к земле… Шум нарастал, пыль от копыт взвивалась столбом. Как сквозь дымку, увидела Лив белую рубаху Назара, метнувшегося вперёд.
– Спаси тёт… – закончить Лив не успела. Голова её взорвалась от боли – и для неё всё закончилось.
Когда?.. Ну, когда же всё это закончится? Отбивала часы очередная бессонная ночь. Третья или четвертая? Нет, даже пятая… Нетерпение изнуряло Палача – разбивало в прах и без того жалкие остатки душевного равновесия. Ну почему же так долго?.. Как только враги исчезнут, мечта наконец-то обернется явью. Надо просто набраться терпения. Если так себя изводить, можно и не дотянуть до победы. Растерять с дуру своё счастье, или хуже того – подарить его соперникам.
Пальцы сами потянулись за изголовье: где там заветный лист? А его-то и нет – перепрятан… Вот и хорошо! Нечего вытаскивать его каждый час, нечего считать клетки. Всё равно больше, чем одну в день, зачеркнуть нельзя. Да и опасно…
Малейший намёк на излишнее любопытство, глупая фраза или неверный шаг грозили разоблачением. Пришлось балансировать на лезвии ножа, ведь подозреваемых в деле – раз-два и обчелся. Чудо ещё, что не всплыли прежние дела. Ну, здесь уже Бог пронёс. И как только эта курица промолчала? А ведь сколько раз чуть было не сорвалась – глядела с немым укором, слезами блистала. Но нет! Рта не открыла.
Если Шварценберга осудят, старые тайны так и останутся пустым звуком. Мысль эта была приятной, но на самом деле всего лишь выдавала желаемое за действительное. И это Палачу было известно лучше всех на свете.
Раздражение всё нарастало и нарастало, пока не взорвалось гневом. Хотелось всё разнести в пух и прах, сокрушить, измочалить! Да сколько же можно так мучиться? Бока уже отвалились ворочаться…
«Достань листок и сделай это», – подталкивало нетерпение. Вставать или нет?.. Уже можно?.. Пришлось вылезать из-под одеяла и на ощупь искать свечу, потом фитиль долго не загорался. Наконец огонёк вспыхнул… Вот и славненько, теперь достаем лист… Драгоценная бумага завернута в шёлковый платок и припрятана в шкафу среди белья. Рука Палача привычно шарит между простыней и извлекает цветастый сверток. Под пальцами скользит шёлк, а в отблесках свечи переливается золотом рисунок орнамента – бежит змейка, вьётся по бирюзовому фону.
Пальцы сами развязывают узлы. Вот он – самодельный календарь. Первый день обведён красным: понятно, что кровь. Тогда не стало Евдоксии. А дальше просто дни – это ведь так просто, зачеркивать один день за другим. Всё же известно заранее: отплытие, стоянка, прибытие в Акко. Места на корабле фрахтовали за месяц вперёд, остальное и ребёнок подсчитает.
Руки Палача дрожат… Ряд перечеркнутых клеток почти закончен. Осталась всего одна. Одна-единственная не зачеркнутая клетка – последняя дата. Ослепительный, невероятный восторг заливает душу. Последняя цифра – самая важная. Можно её уже зачеркнуть? Перевалило за полночь или нет?.. Но если этого сейчас не сделать, сердце просто лопнет от напряжения… Маленькая уступка. Всего чуть-чуть… Рука сама тянется к перу. Крест перечеркивает последнюю клетку. Ну вот наконец-то всё и сбылось. Победа – сладкое слово! Но вместо радости на Палача вдруг обрушивается ужасное опустошение.
Глава четырнадцатая. Белая рабыня
С чего это вдруг на месте головы – пустая скорлупа? Да ещё почему-то болит… Сверху боль была тупой, а вот на лице – злой и острой. Внезапно прорезались звуки: шлёп!.. шлёп!.. Кто-то больно хлестал Лив по щекам. Не открывая глаз, она мотнула головой. Почему-то казалось, что веки не поднять: теперь затылок пронзила огненная стрела, а в ушах загрохотал барабан.
– Лив, да приди же в себя, ради бога! – прозвучал умоляющий голос.
Сразу вспомнились кони и облако пыли, а потом удар… Лив открыла глаза. Вокруг, кроме темноты, ничего не было. Но вот чёрная тень рядом с её лицом заколебалась, стала плотнее и постепенно соткалась в живого человека. Варю.
Понятно, они просто сидят в темноте… А где? Мысли путались, наверно, из-за удара. Но пол, на котором лежала Лив, мягко качался. Это ощущение давно стало для неё привычным: корабль. Только на сей раз они сидят не в каюте, а где-то в трюме.
К счастью, рядом была подруга.
– Варя, где мы? – голос Лив прозвучал чуть слышно.
– Ой, слава богу, ты очнулась! – В голосе Вари прозвучало облегчение, но на вопрос она ответила уже со вздохом: – Нас с тобой, похоже, украли.
– Как?..
– Ты помнишь всадников на берегу?
– Это – да! Они подскакали, а потом был удар – и всё…
– Я видела, как один из этих бандитов перекинул тебя через луку седла, но тут схватили уже меня. Я стала задыхаться – и как провалилась во тьму. Пришла в себя уже здесь. Зову тебя, зову, а ты никак не шевелишься, я уже думала, что ты умрёшь.
– Погоди, а что же с нашими стало? – спросила Лив. – Я видела, как Назар рванулся к тёте. Надеюсь, он защитил её…
– Там всё заволокло пылью, и я не знаю, что было дальше. По крайней мере, здесь мы с тобой только вдвоем.
– Это трюм корабля. Мы в море?
– У берега! Там, в самом конце, есть одно крохотное окошко, из него виден мол. – Варя махнула рукой направо, туда, где в косматой чернильной тьме пробивался узенький золотистый луч. – Я разглядела даже башенку на крыше той гостиницы, куда мы шли. Получается, что этот корабль стоит недалеко от нашего. Можно выбраться в окно и доплыть до «Посейдона», а там попросить помощи у капитана.
Варя замолчала, а потом спросила:
– Ты умеешь плавать?
– Умею, – подтвердила Лив.
– Тогда давай руку, и пойдем. Попробуем открыть окно, а если не получится, то выбьем его.
Варя изо всех сил потянула Лив за руку и, прислонив к обшивке, придержала.
– Ну что, сможешь идти?
– Наверно…
– Ну, пойдём скорей!
Там, где борт, изогнувшись дугой, примыкал к носу корабля, светлело крошечное окошко. Оно оказалось куском стекла, вставленным в свинцовую раму с четырьмя потемневшими от времени болтами.
– Так как же мы их открутим? – потрогав крепёж, расстроилась Лив.
Проржавевшие гайки намертво приросли к болтам. Похоже, что эту раму не открывали с момента постройки корабля.
– Нужно, значит, открутим!.. – отозвалась Варя.
Она вынула из волос толстую роговую шпильку, надела её поверх одной из гаек и, придержав седловину рукой, попыталась всё это сдвинуть. К удивлению Лив, крепкая роговая шпилька провернула гайку сначала один, а потом и другой раз, и гайка настолько ослабла, что легко скрутилась пальцами.
– Вот видишь! – обрадовалась Варя.
Через четверть часа рама была снята. Но легче от этого не стало: отверстие в борту оказалось слишком маленьким.
– Не пролезть! – признала Лив.
– Протянем руки вперёд, ухватимся снаружи за корпус и подтянемся. Давай, я попробую первая, а ты – за мной.
Варя поднялась на цыпочки, просунула руки в отверстие и попыталась снаружи ухватиться за доски корпуса. Она нащупала в дереве щель и впилась в неё ногтями, потом нашла ещё одну – хоть двумя пальцами, но уцепилась. Теперь руки держали крепко. Варя подтянулась и… упала обратно.
– Чёрт побери!
– Давай, я возьму тебя за ноги, а ты, упираясь в меня, ляжешь горизонтально, а потом соскользнёшь наружу, – предложила Лив.
Варя задумалась. Идея показалась ей разумной: так можно выбраться, но… только одной из них. А как же вторая?
– Если я выскользну наружу, то уже не смогу помочь тебе!