– То есть в ночь смерти баронессы вы ещё не знали об этом?
– Нет, конечно! Позвольте напомнить, что это была и наша с Эриком брачная ночь. Мы были вместе.
Щеки у Алины вспыхнули, как фонари, но глаз она не отвела – держалась с достоинством.
– И вы ничего не знаете о том, что Евдоксия Николаевна рассчитывала на ваше слабое здоровье и на то, что вы умрёте, а господин фон Масс женится на ней? – настаивал Щеглов.
– Господи, какой бред! – возмутилась Алина. – Если бы Евдоксия хотела, она могла бы обвенчаться с Эриком гораздо раньше. Только это было ниже её достоинства. Поймите, ей нравилось унижать нас с Полиной. Выдав меня за управляющего, она показала всем, где моё место. Только мне всё равно – я люблю своего мужа. А сестре мы с Полиной всё всегда прощали. Евдоксия с детства была такой. Что ж поделать? Сестёр, как и родителей, не выбирают…
Щеглов кивнул – с этим уж точно не поспоришь. И вновь задал вопрос:
– Вас не беспокоил скандал между баронессой и её сыном? Ваша спальня расположена на том же этаже, а слуги показали, что Шварценберги сильно кричали.
– Нет, я ничего не слышала, я была с мужем. Поймите меня правильно… – Алина окончательно смешалась, и Александру сделалось неловко.
Щеглов тоже, как видно, понял, что переборщил. Он торопливо поднялся из-за стола.
– Простите за беспокойство, сударыня. Я вас больше не задерживаю.
Александр проводил тётку до вестибюля.
– Не нужно переживать. Всё уже в прошлом, – шепнул он на прощание.
Всё ещё пунцовая, Алина грустно улыбнулась и ушла.
– Ну, Пётр Петрович, что вы почерпнули из своего допроса? – вернувшись, спросил Александр.
Щеглов только открыл рот, чтобы ответить, но его перебил лакей. Тот появился в дверях кабинета.
– Ваша светлость. Там слуга прибыл. Тот, что уехал вместе с Полиной Николаевной и барышней, – доложил он.
– Зови, – распорядился Александр, и недоброе предчувствие стеснило его грудь.
Лакей пропустил в кабинет заросшего и до черноты загорелого путника, в котором почти невозможно было узнать весельчака Назара. Усохший, словно мощи, тот еле держался на ногах.
– Почему ты один?! – воскликнул Александр. – Что с Лив и тётей?
– Беда, ваша светлость! – Назар чуть не плакал. – Как только мы доплыли до места и сошли на берег, так налетели на нас разбойники на конях. Они молодую графиню схватили и увезли, а Полину Николаевну саблей зарубили…
Александру показалось, что в комнате кончился воздух. Что-то перекрыло его горло, он попытался вдохнуть, но не смог. Откуда-то у его лица появилась рука со стаканом воды – это старался помочь Щеглов. Александр сделал глоток. Вместе с водой в горло попал воздух, и он подавился. Кашель оказался мучительным: рвал нутро, выворачивал наизнанку. Но спасибо боли – Александр пришёл в себя. Пытаясь совладать с кашлем, он сделал ещё пару глотков и, когда дыхание наконец-то выровнялось, спросил:
– Где похоронили мою тётку?
– Пока нигде, – отозвался Назар. – Я её прах сюда привез.
В подтверждение своих слов он открыл холщовую торбу, висевшую на плече, и показал глиняную плошку, закрытую тёмно-коричневой крышкой.
Сердце в груди Александра как будто бы застыло. Просто перестало биться – и всё. Вот такое оно – дно, когда всё плохое сходится в одной точке и жизнь становится невыносимой. Александр вдруг увидел себя откуда-то сверху: тонущего. Он не боролся, не пытался выплыть – просто, раскинув руки, шёл ко дну, а где-то за гранью жизни и смерти догорало над зелёной толщей моря закатное солнце.
Глава шестнадцатая. Чёрный Гвидо
Солнце утонуло в море, и яркая небесная лазурь потемнела, налилась колдовской синевой. Скоро в тёплой дымке вспыхнет и заиграет перламутром вечерняя звезда, а следом выйдет месяц. Лив застыла на крохотном, шириною в её ступни, резном балконе на корме чёрного, словно ночь, корабля. Эту бригантину хорошо знали и боялись по всему Средиземноморью – легкая и быстроходная, она могла догнать любое из судов, а её капитан, не задумываясь, отдавал приказ «пли» для всех её двадцати пушек. Бригантина именовалась «Вендеттой», её мрачный владелец отзывался на прозвище Чёрный Гвидо, а Лив считалась его «гостьей» – попросту говоря, рабыней.
В маленьком оазисе на берегу моря Чёрный Гвидо купил Лив. Она до сих пор помнила тот миг озарения, когда на смуглом и угловатом горбоносом лице блеснули глаза цвета ореха, такие же, как у Александра. И сердце шепнуло: «Это знак».
Лив ничего не знала об этом капитане, но обострённая интуиция женщины, потерявшейся в бесконечном и жестоком мире, подсказала ей мгновенное решение – зацепиться за этого моряка, остаться под его защитой. Когда покупатель осведомился об её имени и родной стране, Лив, не раздумывая, сообщила, что она – француженка и назвала первое, пришедшее на ум французское имя. Так она стала Катрин – «гостьей» чёрной бригантины. Правда, гостья не могла попрощаться с хозяином корабля и сойти на берег. Она занимала крохотную каюту рядом с капитанской, но бывала в ней, лишь когда Гвидо отдыхал или отправлялся на мостик своего корабля. Всё остальное время Лив должна была его развлекать. Она разделяла с капитаном трапезы, играла для него на миниатюрных клавикордах, привинченных к полу в одном из углов каюты, пела и поддерживала изысканные беседы об искусстве и музыке.
Мадемуазель Катрин изображала светскую даму для своего хозяина-пирата, ведь, несмотря на известный лоск и тягу к прекрасному, Чёрный Гвидо был всего лишь корсаром. Единственным его отличием от собратьев-капитанов, промышлявших в этих водах под флагом с Весёлым Роджером, стало то, что Гвидо охотился исключительно на французские суда. Он в первый же вечер объяснил это Лив:
– Я не люблю французов! Наполеоновский снаряд разбил мне хребет и раскидал осколки по всему телу. Кое-что эскулапы смогли достать, а часть осколков не тронули: побоялись задеть сердце и лёгкие. Так что я живу на лезвии ножа. В любой миг осколок может шевельнуться, и я отправлюсь к Всевышнему. Я не знаю, сколько проживу, поэтому хочу успеть наказать побольше ваших соотечественников.
– Но Наполеона давно уже нет, зачем же мстить остальным? – искренне удивилась Лив.
– Не сам император заряжал ту роковую пушку и не сам стрелял. Это делали другие французы, они шли за своим вождём и убивали тех, кто им мешал.
Лив не стала спорить. Она поняла манию Гвидо: тот мстил целой нации и даже рабыню себе купил француженку, чтобы быть полным хозяином её судьбы. Но, несмотря на грозные заверения, пока капитан ни разу не обидел Лив. Он оказался любезным и изысканно-вежливым. В его обществе было интересно и приятно. В сундуках своей крохотной каюты «гостья» обнаружила множество дорогих нарядов, а Гвидо передал ей шкатулку с украшениями. Сначала Лив ужаснулась, представив, откуда взялись эти вещи, но, прочитав эту догадку на её лице, капитан саркастически заметил, что он не снимает золото с трупов, поскольку у его семьи предостаточно собственного. В тот вечер Лив впервые вышла к обеду в рубиновом колье и серьгах, и с тех пор меняла драгоценности ежедневно.
Два часа перед ужином Гвидо обычно проводил на капитанском мостике, где для него прибили кресло. Для Лив же начиналось благословенное время, когда она была предоставлена сама себе. Тогда она открывала дверь и ступала на свой балкон. Это было удивительное чувство: она парила над морской бездной, а со всех сторон её окружал необъятный лазурный небосвод. Одинокая и свободная, она летела, как птица, и мысленно неслась к далёким родным берегам. Конечно, потом ей приходилось спускаться с небес на землю – в клетушку на борту пиратской бригантины. Мадемуазель Катрин надевала пышный наряд и шла в капитанскую каюту, усыпанная чужими бриллиантами. Пусть так, но ведь у Лив всё-таки были её два часа и была её тайная свобода. А это уже многого стоило!
Жемчужной искрой блеснула над горизонтом первая звезда – время вышло, пора собираться. Лив вернулась к себе. Она причесалась, надела рубиновое ожерелье и серьги. Вот, пожалуй, и всё – она готова. Два шага до капитанской каюты. Лив постучала. Дверь сразу же открылась, и высокий юноша – смуглый большеглазый красавчик – отступил в сторону, пропуская её.
– Добрый вечер, Сандро, – обратилась к нему Лив, но ответа не дождалась. Молодой слуга Черного Гвидо невзлюбил «гостью» с первого взгляда. Он старался не замечать Лив ещё в оазисе, положение дел не изменилось и на корабле, но их общий хозяин не обращал на поведение Сандро никакого внимания. Лив сначала обижалась, а потом махнула на глупого мальчишку рукой и поступала так, как её учила мать: попросту говоря, стала любезной с тем, кто был этого недостоин. Но сегодня Чёрный Гвидо удивил её: капитан скептически глянул на надувшегося слугу и заметил:
– Простите этого неуча, Катрин! Его мать – деревенская шлюха. Сами понимаете, что мальчишкой некому было заниматься, вот он и вырос, как чертополох на обочине. Живёт самыми примитивными чувствами, а главные из них – жадность и зависть. Этот дикарь считает вас повинной в своих убытках, а достучаться до его разума невозможно, поскольку мозгов у этого поросёнка просто нет.
Лив оторопела. Какие убытки она принесла Сандро? Похоже, что капитан прочёл этот вопрос на её лице, он рассмеялся и спросил:
– Вы не заметили, что мы за последний месяц захватили только одну шхуну?
– Я не считала дни, – осторожно ответила Лив, не понимая, куда приведёт её странный разговор.
– Я рад, ведь есть поговорка, что счастливому часы не бьют, – серьёзно отозвался Гвидо. – Вы дали мне надежду, что не тяготитесь моим гостеприимством.
Лив промолчала, да и что можно было на это сказать? Ложь показалась бы оскорбительной, а правда – неуместной. В ореховых глазах Гвидо мелькнули лукавые огоньки, но он сделал вид, что и не ждал её ответа. Просто вернулся к тому, с чего начал:
– В самом начале нашего знакомства вы задали мне простой вопрос: зачем мстить случайным людям, когда твоего главного врага давно нет в живых? Вы задели меня за живое, ведь когда-то и моя любящая мать стремилась сделать из сына хорошего и справедливого человека. Сегодня я дозрел до того, чтобы признать: каюсь, был неправ. Когда Наполеон умер на острове Святой Елены, мне нужно было остановиться. Но лучше поздно, чем никогда! Я объявил команде, что мы идем в Александрию, где я продам «Вендетту». Её покупает Бербер – человек в наших кругах известный. Тот уж точно не разбирает, под каким флагом ходит его добыча. Команда встретила эту новость ликованием, а вот Сандро недоволен.