– Но почему? Вы же поступаете так, как велит честь…
– Всё очень просто: мальчишка привык получать часть из моей доли добычи. Я не должен был этого делать, но хотел порадовать бедолагу, а на самом деле развратил его лёгкими деньгами. Стать членом команды и остаться с пиратами ему страшно, да и не примут они к себе такого избалованного труса, а денег поросёнку хочется.
Гвидо перешёл на итальянский и отдал поставившему на стол бутылки Сандро короткий приказ. Юноша поклонился и вышел из каюты.
– Вы не против того, что мы не станем сегодня лицезреть его надутую физиономию? – спросил капитан.
– Я буду рада, – призналась Лив и напомнила: – Вы сказали, что Сандро винит меня в убытках, но ведь решение приняли вы сами…
Гвидо пристально вгляделся в её лицо, как будто пытаясь найти ответ на известный лишь ему вопрос, но, похоже, у него ничего не вышло. Он чуть слышно вздохнул и объяснил:
– Сандро, как, впрочем, и вся команда, уверен, что я больше не охочусь за кораблями по вашей просьбе. Они считают, что я попал под ваши чары и теперь, как жалкий раб, выполняю все ваши желания. Принимая своё решение, я учитывал и это заблуждение моей команды. Боюсь, что ещё чуть-чуть – и я не смог бы гарантировать вашей безопасности на этом корабле.
Лив обомлела. Она опустилась на стул за нарядно сервированным столом, но вид еды вдруг вызывал у неё отвращение. Господи, за что ей это?! Гвидо молчал, как видно, ждал её ответа, но Лив даже не представляла, что здесь можно сказать. Команда приписала своему капитану сильные чувства, а что же случилось на самом деле? О своём «хозяине» Лив знала то, что он сам соизволил приоткрыть ей в светских беседах. Гвидо был хорошо образован, прекрасно разбирался в музыке, ещё лучше – в живописи, манерам этого корсара мог позавидовать герцог. Вот и все наблюдения! Но что теперь делать ей самой? И Лив спросила:
– Вы отпустите меня в Александрии?..
Гвидо явственно хмыкнул, а затем и поинтересовался:
– Вы бывали когда-нибудь одна в большом мусульманском городе?
– Нет…
– А я их перевидал немало, и поверьте мне на слово, во всём, что касается женщин, они похожи. В порту Александрии вы не успеете сделать и десятка шагов, как опять окажетесь у работорговца.
– Так как же мне поступить?
Капитан помолчал, потом вновь испытующе поглядел на Лив.
– Я считаю, что пришло время поговорить начистоту, и приму решение в зависимости от того, что услышу.
Что он хотел услышать? Мысли Лив заметались, как мотыльки у огня. Ей казалось, что все её чувства сейчас написаны на лице. Что делать? Она не могла спрятаться от пристального взгляда ореховых глаз. И вдруг простое соображение перевесило все страхи. С чего так паниковать? Лив не сделала ничего плохого. Солгала насчёт имени и Франции? Но это объяснимо: она спасала свою жизнь. Если бы Гвидо отказался от неё, Лив уже умерла бы в портовом борделе. Она твёрдо выдержала взгляд корсара и предложила сама:
– Спрашивайте!
В ореховых глазах мелькнуло понимание, и Гвидо как-то на удивление буднично попросил:
– Расскажите мне правду. Я знаю, что вы не француженка, ведь вы говорите без акцента, но слишком правильно. Да и имя Катрин – явно не ваше, поскольку вы не сразу на него откликаетесь. Ну и как же вас зовут на самом деле?
– Любовь, но дома меня звали Лив. Моё полное имя – Любовь Александровна Чернышёва, я русская графиня.
– Я подозревал что-то подобное, – кивнул Гвидо. – Как вы попали к этому негодяю Али?
– Я отправилась в паломничество вместе с тёткой. На корабле мы познакомились с попутчиком-турком. Он обещал нам помощь с отправкой из Акко в Иерусалим, а вместо этого устроил похищение. Он и продал меня в рабство.
Капитан помолчал, потом, как любезный хозяин, налил в бокал Лив красное вино, плеснул себе и лишь тогда сказал:
– Ну что ж, графиня, я думаю, что теперь и мне следует представиться. Меня действительно зовут Гвидо, но к этому обычно добавляют «маркиз ди Мармо». Я – последний в своём роду, правда, от моего старшего брата осталась вдова – чудаковатая испанская герцогиня, но это не родня, а скорее недоразумение. Из Александрии я собираюсь отплыть домой – на остров, принадлежащий моей семье. Знаете, это самое красивое место на свете. Я приглашаю вас с собой, но ни на чём не настаиваю. Не захотите, останетесь в Александрии: я дам вам денег, сможете поехать, куда захотите. Но прежде чем вы дадите ответ, подумайте…
– Мне нужно вернуться с Россию, – откликнулась Лив.
– А кем вы туда вернётесь? История с вашим похищением неминуемо получит огласку. Светское общество везде одинаково – лицемерно и жестоко. Вас не будут принимать, родные начнут заступаться за вас и тоже подвергнутся гонениям. Вы хотите для них и для себя такой доли?
Лив молчала. Только теперь до неё дошло, что случившаяся катастрофа разрушила не только её судьбу, но и благополучие сестёр. Если, конечно, она допустит это, а вот если она просто не вернётся, то её оплачут, и жизнь близких пойдёт своим чередом.
– Мне нельзя возвращаться, – признала Лив.
– Тогда поедемте на мой райский остров. Общество друг друга нам с вами не в тягость. Надеюсь, что и в дальнейшем ничто не изменит этих отношений. Я уже говорил, что могу в любой момент умереть, так скрасьте же оставшиеся мне дни. Когда меня не станет, вы, если захотите, вернётесь в Россию маркизой ди Мармо – богатой и уважаемой дамой. Есть только одна причина, по которой вам не стоит принимать моё предложение, – если вы помолвлены. Так как, дорогая, вы обручены?
– Нет…
– То, что я предлагаю, станет достойным выходом из ловушки, подстроенной судьбой нам обоим, – подсказал Гвидо. – Подумайте над этим, а пока давайте наконец ужинать. Времени до Александрии у нас предостаточно.
Он усмехнулся. Улыбка так украшала это сухое, горбоносое лицо. Когда Гвидо улыбался, в его удивительных глазах плясали золотистые искры. Только у двух мужчин в мире были такие глаза – бархатные, светло-карие. Но Александру Лив не нужна, тот вздохнёт с облегчением, узнав, что она стала женой другого. Оставался Гвидо. Он прав: нужно спасти родных от позора и горя. Лив вновь посмотрела в ореховые глаза и уже без сомнений сказала:
– Мне не нужно ждать до Александрии… Благодарю за честь, маркиз ди Мармо! Я принимаю ваше предложение.
С этой минуты она запретила себе вспоминать об Александре Шварценберге.
Глава семнадцатая. Победа Щеглова
Князь Шварценберг изловчился, выгнул руку дугой и вложил урну с прахом тётки в приготовленную нишу. Теперь дело за могильщиком. Александр отошёл от чёрной мраморной стелы и стал рядом с заплаканной Алиной. Могильщик споро заложил нишу кирпичами и закрыл квадратной плитой с именем и датами жизни Полины Денисовой.
Точно такая же мраморная стела, только с именем баронессы Евдоксии, стояла по другую сторону от могилы графа Румянцева. Теперь на кладбище Донского монастыря рядом с отцом лежали уже две дочери. Назар заверил хозяев, что, прежде чем кремировать Полину Николаевну, монашки отпели её по православному обряду. Так что семье оставалось лишь установить на семейном кладбище новую стелу.
– Тётушка, пора… – напомнил князь. Алина, казалось, прикипела к дорогим могилам. При её нынешней слабости это могло привести к самым печальным последствиям. Тётка, похоже, не услышала, а может, не поняла сказанного, пришлось напомнить ей о самом главном: – Эрик нуждается в вашем внимании.
Хитрость удалась.
– Ты прав, дорогой, – встрепенулась Алина. – Прости, я совсем потеряла голову, даже забыла о своих обязанностях. Мне нужно ехать к мужу.
Эрику фон Массу после довольно долгого периода улучшения вновь стало хуже, и доктор теперь ездил к нему каждый день. Врач уже не говорил о холере, а склонялся к болезни желудка. Эрик совсем истаял и почти всё время лежал. Оживал он только при виде жены.
Алина легонько провела рукой по белому мрамору креста на могиле отца, потом тронула камень на стеле с именем Полины и шепнула:
– Им теперь хорошо у небесного Престола, это мы остались здесь…
Александр промолчал. Да и о чём говорить? Дед ушёл из жизни много лет назад, причём добровольно, а обеих дочерей графа убили. Объяснений, почему это случилось, до сих пор не было. Чёрное, разъедающее душу отчаяние, скрутившее Александра в день, когда он узнал о судьбе тётки и Лив, уже притупилось, но облегчения на душе так и не было.
Последняя надежда – капитан Щеглов – совсем замкнулся и отвечал на все вопросы до предела обтекаемо. По всему выходило, что расследование зашло в тупик. Теперь уже окончательно.
Тем более неожиданным оказалось сегодняшнее предложение. Утром Щеглов попросил князя о встрече в ресторане «Яр».
– Часов в пять пополудни. Пообедаем, а заодно и поговорим, – предложил пристав.
Александр с готовностью согласился и теперь изнывал от нетерпения. Ему ещё предстояло доставить тётку домой. Путь предстоял неблизкий – через всю Москву, а время поджимало. Придётся им с Алиной разделиться.
– Тётушка, вы отправляйтесь домой в моей коляске, а я возьму извозчика и поеду к Щеглову. Он ждёт меня в «Яре», – сказал Александр.
– Как скажешь… – тётка вздохнула. – И когда только весь этот ужас закончится?
– Надеюсь сегодня хоть что-то выяснить.
Александр усадил тётку в коляску. Отправил. Теперь самому бы уехать… На его счастье, на бирже у монастырских ворот ожидали седоков извозчичьи упряжки. Одна из них оказалась потрепанной каретой. Договорившись с извозчиком «на весь день», Александр забрался в экипаж и под стук копыт вновь погрузился в свои мысли.
Господи, как жить?! Смерти, безденежье, ставшая весьма жестокой Москва и самое главное – подозрение в убийстве матери истощили все его силы. Жизнь стала беспросветной. Перед князем Шварценбергом захлопнулись все двери. Даже Юлия уехала – вместе с дедом вернулась в Петербург.
Интересно, а она-то знает об интриге стариков? Впрочем, лишний раз вспоминать об этом не хотелось. Его собственная мать не постеснялась взять деньги за то, что Александр будет спать с внучкой Литты. Как будто он – шлюха в борделе! С ума сойти!.. Хотя почему это открытие стало для него такой драмой? Мать играла и всегда нуждалась в деньгах. Чего только стоила одна её идея женить Эрика на тётке Алине, чтобы заполучить оставленное сестре наследство! Приличная женщина сочла бы это верхом цинизма, а баронесса Шварценберг – семейным делом.