– Раздевайся скорее.
Он рванул фрак с плеч. Мокрая рубашка прилипла к подкладке, и Александр разорвал её, лишь бы не возиться. На пол полетели туфли, а потом и всё остальное. Князь стоял нагой. В комнате было светло, Александр ясно видел лицо Лив. Вспыхнувшее в её глазах восхищение зажгло его кровь. В лунном свете незагорелая кожа на груди Лив казалась ещё светлее, а контраст между золотистыми плечами и молочно-белыми грудями делал это зрелище умопомрачительным. Роскошное ожерелье, соединив золотистое и атласно-белое, указало путь рукам и губам Александра.
Такой Лив он ещё не знал: её глаза светились, а щеки разрумянились от поцелуев. Она подхватила кисейные оборки юбок и через голову стянула свой изорванный наряд. В её теле не нашлось ни малейшего изъяна, ни одной угловатой линии – всё в Лив было прекрасно, как в распустившейся на заре белой розе.
Александр обнял любимую и поцеловал. Уже знакомая волна нежности подхватила их, но теперь оба хотели большего. Не прерывая поцелуя, князь положил руку на грудь Лив и с радостью понял, что её сосок упёрся в его ладонь. Она тоже хотела его! Бедра прижались к бедрам, и желание полыхнуло в крови с яростью лесного пожара. Оба больше не могли ждать. Александр обхватил тоненькую талию и в два шага перенёс Лив к кровати. Страсть кузнечным молотом стучала в висках. Он сел на край постели и потянул любимую к себе на колени.
– Иди ко мне, ангел. – Александр, мягко раздвинул ноги Лив и притянул её поближе. Теперь её грудь и лоно находились в упоительной близости, и князь по очереди целовал розовые соски, а его пальцы скользили между стройных бедер. Голова кружилась от возбуждения: кожа Лив оказалась атласной и упоительно пахла розой. Пальцы Александра раздвинули влажные складки. Ласкали, нежили. Лив припала к его плечу, впилась в губы, она уже не помнила себя – за неё говорило тело. Александр вошёл в тёплую глубину её лона, и они стали наконец одним целым. Исчезли две половинки, на ветке сияло рубиновыми боками спелое яблоко, и в этом мире не было ничего лучше. Их общий жар всё нарастал, полыхая, как костёр на ветру. Лив вдруг выгнулась, вцепилась в плечи любимого и закричала, а волна немыслимого наслаждения подхватила обоих и унесла к звёздам.
…Они не размыкали объятий. Казалось, оба не могли оторваться друг от друга. Александр поцеловал тёплые губы своей ненаглядной и шепнул:
– Для нас ничего не изменилось?
– Ничего. У нас есть только эта ночь. Я хочу, чтобы каждая минута была нашей, и чтобы это счастье осталось со мной, когда ты уедешь.
Луна по-прежнему глядела в окно, заливала комнату волшебным светом. Значит, у них в запасе есть несколько часов. А это уже и впрямь – счастье.
Глава двадцать шестая. Когда сбываются мечты
Всё осталось в прошлом – и мечты, и счастье. Александр зачеркнул цифру в календаре, а потом мысленно прибавил ещё одну единицу к сроку, прожитому вдали от Лив. Но сегодняшний день был особенным, можно сказать, юбилейным – ведь прошёл ровно год с тех пор, как он покинул Мармо.
Юбилей оказался печальным, ведь никаких вестей от Лив не было. Александр долго не решался написать первым, и лишь когда неизвестность стала совсем невыносимой, он всё-таки отправил на остров письмо. Это случилось два месяца назад, но ответа до сих пор не было. Лив не собиралась писать. Она сказала честно: одна ночь – а больше ничего.
Опять заныло сердце… Этак и сам не заметишь, как ноги протянешь. Хватит себя изводить! Пора заняться собственными делами… Александр раскрыл гроссбух и уставился на цифры. Что там с арендной платой? Сколько недоимок?.. Однако долги издольщиков так и остались неизученными: в дверь постучали. Александр отозвался – разрешил войти, но вместо лакея в дверях кабинета появилась дама. Шварценберг просто потерял дар речи! Не верил собственным глазам… Сияя лучезарной улыбкой, перед ним стояла Юлия Самойлова.
– Вот это сюрприз. Я думал, что вы в Италии, – сказал Александр, целуя гостье руку.
– Мне помнится, что в Москве мы были на «ты», – заметила красотка, и с любопытством оглядела его кабинет. – Не нужно политеса, мой дорогой, я не могла не заехать к старому другу, хотя мне и пришлось сделать изрядный крюк, чтобы повидать тебя. Но я не жалею: замок у тебя красивый, да и природа тут неплоха. Но, правда, холодно.
– Не буду спорить, хотя мне после России здешний климат кажется слишком тёплым. Но лучше поговорим о тебе. Что ты делаешь в Богемии?
– Моя бабушка умерла, – беззаботно сообщила Юлия, – я ездила в Петербург вступать в права наследования, ну а теперь, когда все наконец-то закончилось, возвращаюсь в Рим.
– Приношу свои соболезнования, – посочувствовал Александр, но его гостья лишь отмахнулась.
– Спасибо, конечно, но мы с бабкой в последние годы не ладили. Не понимаю, чего она от меня хотела. Я уж думала, что вообще всего лишусь и всё отойдёт моей тётке – Багратион. Но нет, старушка сделала меня единственной наследницей. Я и раньше была богатой, а теперь могу купить половину Европы, вот только Нику до этого нет никакого дела. Ты знаешь, что он вернул моё приданое и мы окончательно разъехались?
– Впервые слышу, – откликнулся Александр. – Я уехал из России почти три года назад и с тех пор не имел известий от моих русских знакомых. О том, что ты живёшь в Италии, я узнал лишь недавно из письма княгини Волконской. Зинаида Александровна любезно переслала мне последние из вышедших глав «Евгения Онегина», а в прилагаемом письме сообщила свой адрес в Риме и упомянула, что ты живёшь рядом и часто у неё бываешь.
– Да, мы с Зизи дружим, а её салон в Риме стал прибежищем для всех русских. Я поначалу хотела сама держать открытый дом, да поняла, что больно хлопотно – лучше уж ходить в гости к Волконским, – усмехнулась Юлия, но потом вдруг стала серьёзной. – Думаю, ты уже догадался, что я не стала бы делать такой ужасный крюк только ради твоих прекрасных глаз? Я привезла тебе сообщение от деда.
– Граф Литта написал мне?
– Слушай внимательней! Я сказала «сообщение». – Графиня назидательно, как строгая гувернантка погрозила пальчиком в кружевной перчатке. – Нынче не то что прежде: государь везде ищет заговоры. Бенкендорфу даны немыслимые полномочия по выявлению недовольных, так что почте теперь никто не доверяет. Я должна передать тебе кое-что на словах, а потом прислать деду личное послание, где в определённом месте будет стоять «да» или «нет».
– Ну и дела… Хотя понять императора можно – ни у одного государя в Европе царствование не начиналось с армейского восстания. – Александр вдруг понял, что ужасно заинтригован, и поторопил гостью: – Ну так чего же хочет от меня почтеннейший граф Литта?
– До него дошли слухи, что ты отказался от места личного помощника канцлера Меттерниха, и он предлагает тебе возглавить новый департамент, который создают в нашем Министерстве иностранных дел. Департамент по делам Греции и всех Балканских территорий.
Александр мгновенно сообразил, откуда растут ноги у этого предложения, и расхохотался:
– Похоже, наш мудрейший Юлий Помпеевич вспомнил моего дядю – госпитальера, и решил, что я, заняв новый пост, стану бороться за возвращение Мальты?
– Может, и так. – Юлия повела точёным плечиком, наивно закатила глазки. – Он со мной свои планы не обсуждал, а просто попросил заехать к тебе и поговорить. Так какое слово я должна вписать в условленное место письма?
Александр совсем развеселился. Вид у его гостьи был на редкость беззаботным. Так что его отказ Юлию уж точно не расстроит. И он ответил совершенно искренне:
– Знаешь, мне нравится моя нынешняя жизнь. Я ведь полукровка. Здесь мой дом, но и Россия мне тоже нечужая. Поэтому я не хочу выбирать ни одну из империй. Я решил держать нейтралитет. Так и напиши своему деду.
– Ну, как знаешь, – прежняя подружка и впрямь не обиделась, так и сияла улыбкой. – Кстати, дед ещё зачем-то просил тебе передать, что в Петербург приехала маркиза ди Мармо. Не знаю, какой тебе от этого прок – она ведь в трауре и нигде не бывает, но, видно, старый хитрец решил подсунуть тебе этот денежный мешок. Все только и шепчутся о том, как она богата.
Александр просто онемел. Ну и Литта, ну и хитрец!.. Какую закинул наживку.
Мнение князя Шварценберга мгновенно изменилось на прямо противоположное, и он сразу же предложил:
– Знаешь, я тут подумал, ты можешь вообще ничего не писать Юлию Помпеевичу. Мне нужно самому с ним объясниться. Хотя бы ради памяти дяди Иоганна. Я давно веду переговоры о покупке подмосковного имения, принадлежавшего раньше моему деду, Румянцеву. Вот я и совмещу два дела: выкуплю родовую вотчину и повидаюсь с графом Литтой.
– Мне всё равно – делай что хочешь, – хмыкнула Юлия. – Только имей в виду, что я богаче этой твоей вдовой маркизы.
– Я это прекрасно знаю, – расхохотался Александр, – но ты ведь замужем.
– Да! Хоть и за подлецом, но разводиться не хочу, – подтвердила Самойлова. – Но раз мы закончили с делами, может, накормишь меня приличным обедом, да я поеду дальше? Ты даже не представляешь, как я соскучилась по Риму.
– Разве я могу отказать столь прекрасной даме? – всё ещё смеясь, отозвался Александр.
– По-моему, ты только что это сделал, – заметила его гостья. – Но, так уж и быть, по старой дружбе я тебя прощаю.
Под беззаботный щебет графини Самойловой обед прошёл на редкость сердечно, а ещё через полчаса гостья уехала в Прагу. Её экипаж ещё не успел выехать за ворота, как хозяин замка кинулся собирать вещи. Вскоре он и сам отправился в дорогу, только Юлия стремилась на юг, а путь Александра лежал на север.
Москва встретила Александра проливным дождём. Ветер крутил ледяные струи, бился в стёкла его экипажа. И это в конце ноября!.. Когда ямщик остановил тройку у флигеля дома Румянцевых, продрогший Александр, уже несколько часов мечтавший о лафитнике крепкой русской водки и раскалённом самоваре, был сильно удивлён: света в окнах не было. Ни тётки, ни её мужа дома не оказалось. Заспанная кухарка сообщила, что её хозяева так и остались жить в доме Чернышёвых на Тверской, а здесь она осталась одна. Так что лишних печей не топила и стряпать тоже не собиралась.