Уже не надеясь услышать ответ, Александр всё-таки спросил:
– А чем же вам не угодил Эрик, ведь вы, кажется, любили его?
К его удивлению, Алина смогла ответить. Не открывая глаз, она прошептала:
– Болван нашёл в потайном шкафчике мою бутылку с настойкой и решил, что это водка. Ему же врач запретил пить – считал язвенником. Вот Эрик и дорвался: выпил целый стакан и умер через час. Я-то капала ему раз в месяц понемногу, чтобы поддерживать видимость болезни. Он должен был умереть вместе с тобой в Богемии, вроде бы управляющий заразил тебя.
– Так вы не любили его?
– Он был никчемным дураком – не понимал нужд женщины. Мой Назар стоил ста таких Эриков. Жаль только, что мой любовник оказался жадной скотиной. Он вздумал меня шантажировать – угрожал всё рассказать тебе. Назар обобрал всех: и меня, и турка, пожелавшего заполучить Лив в свой бордель, даже жемчуг у Евдоксии украл и присвоил. Вот и пришлось от него избавляться.
Наконец-то Александр всё понял. Как жёстко и цинично их всех использовали. Он, Лив, тётка Полина, даже мать – все были марионетками в руках бессердечной эгоистки, и, проверяя свою догадку, он спросил:
– Значит, это вы впустили Назара в дом? Вечером после собственной свадьбы?
– Конечно! Пока мой муж ждал меня в брачной постели, мы вместе с Назаром слушали твой разговор с Лив в кабинете. Ты сам дал мне карты в руки, когда поскандалил с матерью. Я всё сделала для того, чтобы тебя обвинили: взяла твой кинжал, велела Назару украсть и подбросить на место преступления измазанный кровью платок с твоей монограммой. До сих пор не пойму, где я просчиталась. – Голос Алины становился всё тише и теперь вообще стал еле различимым.
А ведь тётка права: Александр действительно оказался глупцом! Почему он поверил словам Полины? Та защищала сестру из-за собственной мнимой вины. Щеглов ведь предупреждал!
Алина больше не шевелилась. Похоже, отходит… Тёткины губы потемнели, став сине-чёрными, на сером лбу блеснула испарина. Что же делать? По закону преступницу нужно спасти, а потом уже передать её в руки правосудия. Александр напряг голос (может, пробьётся сквозь забытье умирающей) и спросил:
– Вы сами знаете, что подмешали в ту рюмку. От этого можно спастись?
– От моих ядов нет спасения, – чуть слышно, но с явной гордостью прозвучало с постели. – Все знали, что бедная Алина выращивает цветы на продажу. Дураки! Я не продала ни одного цветка – они были нужны мне как предлог, чтобы возиться в саду, и скрывали от чужих глаз мои грибы.
Тётка смолкла, дыхание её зачастило, а потом в горле что-то булькнуло и захрипело, как в прохудившихся мехах. Казалось, Алина пытается вдохнуть, но не может. Сквозь хрип она простонала:
– Я прощаю тебе мою смерть. Но и ты прости мне грехи.
Александр растерялся. Он не был готов к такому разговору.
– Я умираю, – всхлипнула Алина, – дай мне хотя бы твою руку…
Они ведь – родня. Один род и одна кровь. Александр не смог отказать умирающей. Алина выпростала из-под одеяла дрожащую руку с посиневшими ногтями – как будто огромная куриная лапа распласталась на простыне. Это было страшно и мерзко, но что поделаешь? Алина тянула вперёд левую руку, похоже, что правая у неё уже не действовала. Александр наклонился над тёткой, чтобы дотянуться до пальцев.
Синюшные ногти вонзились в его кисть, а из-под одеяла вдруг взлетела рука с кинжалом. В полутьме алькова призрачно сверкнул белоснежный мальтийский крест.
– Я Палач! – прохрипела Алина, ударив племянника в грудь.
Но она уже так ослабела, что пробила только лацкан сюртука. Лезвие даже не царапнуло кожу Александра.
Тёткины глаза закатились, судорога свела её тело. Последний ужасный хрип забился в горле на немыслимо высокой ноте… и всё стихло. Убийца получила по заслугам – умерла от яда, приготовленного ею для других…
– Пойдём вниз, – прозвучало откуда-то из-за плеча Александра, – здесь уже ничем не поможешь.
Старая графиня подошла к нему и ласково погладила по плечу.
– Так вы всё слышали?
– Да, но ты не волнуйся – я умею хранить секреты. – Мария Григорьевна печально вздохнула и подсказала: – Может, и тебе стоит поступить так же?
Разумно ли это?.. Или старушка права, зачем ворошить прошлое? Александр ещё не забыл своих прежних мытарств. Если бы не Щеглов – неизвестно, чем бы дело кончилось. В конце концов, совет частного пристава спас жизнь Лив.
– Давайте, я поговорю со Щегловым, а потом решим, – сказал Александр.
– Делай, как знаешь, – старушка ободряюще кивнула. – Я в любом случае буду на твоей стороне.
Старая графиня предложила Александру лечь в свободной спальне, но он отказался и, еле дождавшись рассвета, помчался на Охту. Частного пристава Щеглова князь нашёл уже одетым. Капитан собирался на службу. Его супруга – высокая и статная русская красавица Марфа Васильевна – предложила незваному гостю завтрак: картофельные драники со сметаной. Но Александр от волнения есть не мог и согласился лишь на горячий кофе. Хозяйка поставила перед ним дымящуюся, пахучую чашку и деликатно вышла.
– Ну, ваша светлость, кто оказался мишенью на сей раз? – поинтересовался Щеглов. Всё тот же прищур внимательных карих глаз, та же кривоватая улыбка. Трёх лет как будто и не бывало.
– Она собиралась отравить Лив, а потом попыталась зарезать меня, – признался Александр и рассказал капитану всё по прядку.
Щеглов не перебивал, лишь иногда кивал, соглашаясь, а когда рассказчик наконец-то замолк, рассказал о своих выводах:
– Убийца не могла допустить вашей свадьбы, ведь, если в живых нет родителей, а дети ещё не родились, жена становится единственной наследницей мужа. Но, слава богу, справедливость восторжествовала: преступница сама выпила то, что предназначила вашей невесте. Чем, кстати, перевернула всё с ног на голову – теперь вы стали её единственным наследником.
Александр чертыхнулся: об этой стороне дела он даже и не вспомнил. Да уж, судьба умеет пошутить! Но Щеглов не дал ему задуматься. Спросил:
– Почему же вы всё-таки поменяли рюмки местами?
– Когда Алина начала приставать, чтобы мы с Лив помянули её мужа, меня как будто что-то толкнуло. Я вспомнил наш с вами последний разговор. От этих подозрений я отказался уже в Иерусалиме – после встречи с Полиной. К моему величайшему стыду, тётка смогла обвести меня вокруг пальца – не сказав всей правды, убедила в невиновности своей младшей сестры.
– Не корите себя, да и тётушку Полину не судите. Ей и так несладко пришлось: всю жизнь прожила с чувством вины за преступление своего мужа. Она-то считала, что муж изнасиловал её маленькую больную сестрёнку. Вот поэтому и отдала Алине мужчину, которого сама любила всю жизнь. Даже не попыталась за него бороться, а ведь могла. Она же стала богатой и свободной, и неизвестно, кого фон Масс мог выбрать. Я думаю, что Алина всё это прекрасно понимала. Она была жестоким монстром, а таким людям легко манипулировать чувствами других – своих-то у них нет. Отец, Полинин муж, ваша мать, Назар, а теперь и вы с вашей невестой – и, как вы говорите, никакого раскаяния. Таких людей можно только поймать за руку. К счастью, вы смогли это сделать.
– Но как же давно всё началось! – Александр всё никак не мог успокоиться. Тёткины признания звучали у него в ушах. – Алина ещё ребёнком застрелила собственного отца, и никто вокруг не догадался об этом!
Щеглов вгляделся в непривычно растерянное лицо князя Шварценберга и посоветовал:
– Мне кажется, что теперь, когда все тайны этого дела раскрыты, самое время поставить в нём точку. Если вы промолчите, ваша семья только выиграет. Сколько же жизней забрал и искалечил, казалось бы, вполне безобидный мальтийский крест!..
Александра аж передёрнуло от отвращения: вспомнились скрюченные пальцы с посиневшими ногтями на золотой рукоятке. Если бы всё случилось на пару часов раньше, пока Алина ещё не потеряла силы, она могла бы его убить. Вдруг стало страшно.
Щеглов, похоже, обо всём догадался. Он не стал ни успокаивать, ни утешать. Просто сказал:
– Преступница убила себя сама. Справедливость восторжествовала. Зачем желать большего?.. Примите это – и идите вперёд.
И всё сразу стало на свои места, а за окном расцвёл новый день.
В солнечный и морозный январский полдень к церкви Святой великомученицы Екатерины на Васильевском острове одна за другой подъезжали нарядные кареты. Для этого храма, освященного всего лишь два года назад, такое было в диковинку. Здесь привыкли видеть купцов, ну, может, приказчиков с береговых складов да рабочий люд, а нынешняя публика явно была совсем из другого теста. Щегольские фраки и шитые золотом мундиры мужчин, модные наряды и сияющие драгоценности женщин привлекли внимание любопытных, и вскоре за спинами важных господ в церкви собралась толпа простолюдинов.
Облачённый в парадный мундир частный пристав Щеглов ожидал начала венчания, стоя рядом с супругой. Невеста запаздывала, гости переминались с ноги на ногу, и капитан мысленно развлекался тем, что прикидывал, а по чину ли ему тут находиться. Да и то сказать, компания ли он председателю Государственного Совета графу Кочубею и обер-камергеру графу Литте? Хотя, если смотреть глубже, оба шафера на нынешней свадьбе – должники Щеглова. Ведь это он спас жену Платона Горчакова, а Дмитрию Ордынцеву помог изобличить турецкого шпиона. Ну а жених?.. Тут и так всё ясно… Придя к мысли, что он не зря занимает почётное место на нынешней свадьбе, Щеглов усмехнулся и по привычке стал прислушиваться к чужим разговорам. Сухонькая, утонувшая в собольей шубе старая фрейлина Загряжская капризно выговаривала стоящей рядом с ней Марии Григорьевне Румянцевой:
– Ещё четверть часа – и нас сомнут любопытные. Объясни же мне, почему Любочке захотелось венчаться именно здесь? Я бы поняла, если бы речь шла о храме в честь Веры, Надежды, Любви и матери их Софьи…
– Она говорит, что первый муж звал её Катрин, в этом – её дань уважения покойному маркизу.