Перид энергично покачал головой:
— Их кровь на руках Мьюрдарча, не Налдета.
— Я не могу убедить его в этом, — вздохнула барышня. Она осторожно пошла меж тюфяков к кровати в задней части хижины.
Художник последовал за ней.
— Что я должен сделать?
— Поговори с Налдетом. Он может слышать тебя, несмотря на боль и лекарство, притупляющее чувства. — Гуиналь положила пальцы на руку Перида. — Напомни ему обо всем, ради чего стоит жить. О любви, красоте, дружбе, честности, которые борются с ложью.
— Ты не можешь сделать это своим Высшим Искусством? — полюбопытствовал Перид.
— Нет, пока я сама не убеждена, — откровенно призналась барышня. Потом вдруг замерла и отдернула руку. Она сказала это вслух или только подумала?
Художник сочувственно обнял ее. Гуиналь еще больше испугалась и резко отступила.
— Налдет так уязвим. Я бы злоупотребила своими силами, если бы стала ему что-то внушать.
Это маг уязвим, не она. Адепт Высшего Искусства не может позволить себе быть уязвимой. Барышня посмотрела на Налдета. Он спал в одной помятой льняной рубахе, достаточно длинной, чтобы сохранить его скромность.
— Подержи.
Перид взял бинты и мазь, и Гуиналь почувствовала его инстинктивное сострадание, когда осторожно снимала повязки с культи мага. Она снова отвлекается на пустяки, мысленно укорила себя дворянка. Должно быть, это последствие того грубого потрясения, что устроили ей те недисциплинированные эльетиммы.
— Его рана выглядит намного опрятнее. — Художник старался говорить бодро.
Гуиналь внимательно осмотрела швы, черные на белой коже.
— Нам пришлось отпилить кость посередине бедра, чтобы иметь достаточно кожи для культи. — Она нежно стерла темную корку. — Но это даже хорошо, потому что мы надежно удалили всю разорванную плоть, которая могла бы омертветь. Теперь нет никаких признаков гниения, и рана хорошо зарастает. — Дворянка многозначительно посмотрела на Перида и кивнула на мага, чье лицо было не расслабленным во сне, а неестественно застывшим.
— Такого остатка ноги хватит для протеза, если Налдет предпочтет его костылю, — с удовлетворением заметил художник, а сам встревоженно посмотрел на Гуиналь.
Барышня одобрительно улыбнулась и начала смазывать рану свежей мазью. Все тело мага напряглось под легкими прикосновениями ее пальцев, и Перид съежился от сочувствия. Да, решила Гуиналь, лучшего помощника для ухода за ранеными ей не найти. И в отличие от нее художника не будет мучить постоянное самобичевание Налдета, осознанное или неосознанное. Барышня вздохнула и снова обновила свои защиты. Ей просто необходим безмятежный сон.
— Почему мазь голубая? — внезапно спросил Перид.
— Цвет дает индиго. Это растение останавливает кровотечение. — Гуиналь ловко забинтовала рану. — Самое полезное растение, но ужасно воняет при варке. — Она быстро связала концы бинта. — Я нужна сьеру Д'Алсеннену, мастер маг. Перид останется здесь и присмотрит за ранеными, пока я занята. Когда понадобится, он даст тебе твое лекарство. — Обхватив Налдета под мышки, она умело приподняла его и поудобнее устроила на подушках. После чего аккуратно заглянула под повязку на его руке — оценить, как заживает язва. — Когда боль разбудит Налдета, заставь его принять ложку вот этого. Мы не хотим, чтобы стихийные силы вырвались на свободу из-за его мучений. Аримелин даруй, чтобы остальные продолжали спать, а те, кто проснется, пусть немного подождут. Но если у кого-то будут сильные боли, сходи за мной. Я вернусь, как только смогу.
Перид усмехнулся, но маг по-прежнему лежал с каменным лицом. Пряча свои опасения под мягкой улыбкой, Гуиналь быстро пошла к выходу. По крайней мере она чего-то достигла: дала Периду задание, чтобы он не думал об опасности, с которой мог бы столкнуться Шив. Если б только художник со своим живым восприятием окружающей жизни смог вывести Налдета из уныния, проникающего глубже, чем та пила для кости. Барышня невольно вспомнила, как пилила его ногу, и у нее защемило под ложечкой.
— В чем дело? — резко спросил Д'Алсеннен, когда она дошла до двери хижины.
Гуиналь вызывающе подняла подбородок.
— Я забочусь о своих пациентах. В частности о Налдете.
— О-о, — смутился Темар. — Как он? Уже проснулся?
— Отвечать ясно он еще не в состоянии, но Высшее Искусство говорит мне, что он утомлен болью и страданием, — с неохотой сообщила Гуиналь.
То же самое она могла бы сказать о себе, мелькнула предательская мысль. Но дворянка одернула себя. О чем она только думает? Как можно выказывать свою подавленность? Это вообще нельзя сравнивать. У нее есть священный долг, который составляет цель ее жизни: использовать свои навыки и знание ради других.
Появился Узара с горстью длинных плетенок. Наемники обычно пекут их на кострах.
— Хлеба не хочешь?
— Спасибо.
Когда же она перестанет скучать по восхитительным белым булочкам, к которым привыкла, спросила себя Гуиналь. Ну, это действительно бессмысленное сожаление, достойное тех недисциплинированных эльетиммок, подумала она с резкостью.
— Не стоит благодарности, — тепло улыбнулся ей маг.
Барышня опустила глаза и оторвала кусок грубой плетенки. Не важно, что сейчас Узара кажется ласковым. Когда эта распря закончится, маг вернется в Хадрумал, напомнила себе Гуиналь. А она вернется к своей жизни в Келларине, скудной жизни. Одно дело — сетовать на хлеб, и совсем другое — остаться с разбитым сердцем. Так стоит ли рисковать ради того, что Узара мог бы облегчить ее печаль? Нет, слишком опасно. Она уже искала пустяковое утешение в объятиях Темара, отлично зная все его недостатки, а бывший поклонник лишь ясно продемонстрировал ей свое презрение. Больше Гуиналь не поддастся такой слабости. Но как бы отрадно было найти опору в любви, такой, как у Шива с Перидом! О, это нелепо, рассердилась барышня. Возьми себя в руки!
— Ларисса передала, что Илкехан мертв… — начал Темар, когда они шли к костру.
— Перид мне сказал, — перебила его Гуиналь. — Я наблюдала за тем, что думают эльетиммы, и, кажется, это правда.
— Кажется? — резко переспросила Хэлис. — А они не водят нас за нос?
— Нет. — Барышня тщательно выбирала слова. — Илкехан действительно умер. Но я не могу установить, от чьей именно руки или когда.
— Где Ливак и остальные? — не успокаивалась Хэлис.
— Пока в безопасности. — Гуиналь пожала плечами. — Те, кто имеет власть на островах и кто знает о судьбе Илкехана, пребывают в смятении.
— Нам нужно знать, как реагируют эльетиммы Мьюрдарча. — Узара был поглощен этим новым вопросом, и нежность упорхнула с его лица. Предательское разочарование кольнуло дворянку, но она выбранила себя за глупость.
— Гуиналь? — Хэлис смотрела на нее с любопытством. — Что-то не так? Ты кажешься рассеянной.
— Я устала. — Барышня изобразила вымученную улыбку. Должно быть, поэтому ее отвлекают те пустые фантазии.
— Слишком устала? — встревожился маг.
— Не волнуйся.
Гуиналь отмахнулась от руки Темара, отбросив в сторону все свои переживания, не относящиеся к делу. Хорошо знакомые заклинания оградили ее чистотой Высшего Искусства. Защищенная эфирной магией, она дотянулась до логова пиратов и поискала колдунов.
— Они знают, что Илкехан мертв. — Дворянке не удалось скрыть ликования. — Больше того, они потеряли свою хватку на эфире. Все их обучение фокусировалось на Илкехане, никакого понимания независимого колдовства. Они совершенно растерялись.
Гуиналь открыла глаза. Темар и Узара пристально смотрели на нее. Хэлис с непроницаемым видом жевала витой хлеб. Рядом стояла Аллин, держа ложку над кипящим котлом. Круглое лицо магини было озабоченным.
— Они смогут вернуть свое Высшее Искусство? — настойчиво спросил Д'Алсеннен.
— Когда первое потрясение пройдет, возможно, — допустила барышня. — Но прежнюю силу им уже не обрести.
— Нужно атаковать, пока они выбиты из колеи. — Хэлис шагнула в сторону открытого пляжа.
— Это еще не все, — заторопилась Гуиналь. — Они не рассказали Мьюрдарчу. Колдуны боятся, что если не будут ему полезны, то он попытается обменять их жизни на свою и ближайших сообщников.
— Напрасно боятся, — отрезал Темар.
— Мы обязательно должны атаковать, пока Мьюрдарч не знает, что его колдуны бессильны. — Наемница приняла от Аллин миску с горячей мясной кашей.
— Мы отплывем, как только наполним животы. — Д'Алсеннен нашел в кармане ложку из рога и взял кашу. — Спасибо, сударыня моя. — Он с аппетитом набросился на еду, все время улыбаясь магине.
Получив свою миску, Гуиналь смаковала разбухшие зерна с кусочками мяса. Аллин даже нашла сушеное яблочко, чтобы добавить туда, несомненно, ради Темара.
Хэлис ткнула в него ложкой.
— Тебе нужно решить, что мы делаем с пленными. Если я не дам указаний моим парням, пока они еще достаточно спокойны, чтобы прислушаться ко мне, они просто убьют всех, как обычно, и доверят Сэдрину их рассортировать.
Д'Алсеннен рассудительно произнес:
— Пираты заслужили смерть, это ясно. Но мы должны дать их пленникам возможность сдаться. Потом устроим суд и определим их вину, верно?
Хэлис выгребла со дна остатки каши.
— Похоже; Мьюрдарч довольно крепко связал всех той клятвой. — Она посмотрела на Гуиналь. — Что будет с теми, кто ее дал, если они захотят перейти на нашу сторону в бою?
Барышня опустила ложку.
— Понятия не имею.
Что за извращенная магия у этих эльетиммов, подумала она, что за надругательство над эфирной силой. Если ее присутствие в этой эпохе ничего не изменит, оно хотя бы поможет остановить скверну. Эта неожиданная мысль пришла к ней как бальзам на раны.
— Твое предположение? — упорствовал Темар.
— Предположения — не добро и не золото. Мы могли бы говорить до заката и не продвинуться дальше прыжка блохи. — Хэлис бросила свою деревянную миску в опустевший котел. — Мы возьмем пленных, но никто не освобождается под честное слово, даже женщины. А теперь в путь.