- Откуда у него бриллианты?
- Вот и задуматься бы - откуда, - продолжала: настаивать Варя.
- Иногда самые фантастические версии оказываются правильными, - согласился Паштет.
- А иногда и нет, - твердо сказал Лерыч.
Глава 25
ХИЖИНА УЛУГБЕКА
Приехал следователь из Самарканда. А Улугбекович все еще не знал о смерти отца - он неделю назад уехал по делам в Турцию, и до сих пор с ним не удалось связаться.
Валерий Иванович не велел никому бродить по роще, а все были одержимы мыслью найти орудия преступления: пистолет и какой-то странный нож - экспертиза установила, что колотые раны были нанесены Улугбеку серповидным лезвием. Оружие искали даже в лагере, по дороге на городище и на самом городище, осматривая раскопы. Никто в этом не признавался, но и так было ясно.
Все стало, как прежде. Только Лерыч внимательнее следил за ребятами и ввел перекличку, как временную меру. В налаженном экспедиционном быту не хватало только Улугбека, сидящего под навесом клуба подобно старой дремлющей птице. Никакой роли лжемулла в жизни ребят не играл, но словно вынули из нее какой-то привычный обязательный компонент. О бедном старике никто, наверное, за всю его жизнь с таким постоянством, ежечасно, ежеминутно не думал и не сожалел. В клубе повесили карандашный портрет, нарисованный Варей. «Здесь было его место, пусть здесь и остается», - сказала она. Улугбековича нашли, и он срочно вылетел из Турции в Ташкент. Ждали, что заедет на Шахрухию, но из Ташкента он отправился в Самарканд, тем более тело отца отправили туда, чтобы похоронить. Наверное, Шахрухия вызывала у него теперь лишь чувство ужаса и отвращения. Лерыч сказал, что жилище старика снесут бульдозером как очаг заразы.
- Надо осмотреть хижину, пока ее не разрушили, - заявил Паштет.
- Узнает Лерыч, будет крупный скандал, - предупредила Гера.
- Откуда он узнает, если мы сами не скажем? - возразила Варя.
- И то верно, - одобрила Гера, и после обеда они втроем тихонько удалились по дороге к клубу, а оттуда, проверив, не видит ли кто, в обход направились к мазару. Поначалу зашли в нежилой - новый дом, построенный Улугбековичем для отца. Существенных перемен здесь не было. Только следы милиции, производившей обыск: газовую плиту оттащили от двери и грязи нанесли.
- Ничего не пропало? - спросила Гера.
- А чему пропадать, кроме битой посуды да расквашенного телевизора?
Хижина загадочного старца стояла притихшая. На деревьях и кустарнике ни один лист не колыхался, даже курицы, что-то склевывающие в пыли у порога, не нарушали зловещей картины безмолвия и неподвижности, словно и сами были неживыми, призраками. Жутковатая аура окружала этот уголок Святой рощи. Ничего вокруг хижины не изменилось с тех пор, как они навещали ее в последний раз, но тогда она еще не была местом, где свершилось страшное преступление, где один (или не один?) человек взял на душу смертный грех, а второй испытал смертный ужас насильственной смерти.
Открыли просевшую дверь, вошли. Паштет - первым, Гера за ним, Варя осталась на пороге. В комнате, пожалуй, беспорядка поприбавилось. Грязное тряпье теперь лежало не кучами, а было разбросано по всему полу. На постели видны следы крови.
- Какая гадость! - сказала Варя. - Конечно, дом надо снести.
- Что ты хочешь найти? - спросила Гера у Паштета, ворошившего ногой кучу тряпья.
- Мало ли что… Просто хочу посмотреть. На всякий случай.
- Милиция посмотрела. Если можно было что-то найти, уже нашли.
- Не повредит взглянуть лишний раз свежим глазом.
- Воняет. - Варя брезгливо скривилась и вышла на воздух.
Курицы по-прежнему рылись у порога, слов-но с хозяином ничего не случилось. Варя думала, что с ними будет, когда развалят хижину. Надо забрать их в лагерь или отдать в кишлак. И тут она увидела, как в серой, словно пудра, пыли блеснул темно-красный лучик. В первую секунду мелькнула дикая мысль - капля крови. А какие мысли могут прийти в мрачном месте преступления? Но, разумеется, это не было кровью. Она нагнулась и подняла такую же стекляшку, как та, что Паштет нашел в могильнике, только та была матовая, будто ее потерли наждаком, а эта почти прозрачная, разве что опоясанная матовой линией. Солнце ударило в бусину, вот она и блеснула вишневым винным светом.
- Смотри-ка. - Она протянула вышедшему из дома Паштету стекляшку. - Узнаешь?
- Бусинка из могильника?
- Та у меня в лагере, в этюднике лежит. А эту я здесь нашла. - И Варя ткнула носком спортивной тапки в то место, откуда подняла стекляшку.
- А ведь это неспроста, - сказала Гера.
- Ты нырнула на самое дно моих помыслов, о мудрая, - отозвался Паштет. - Во-первых, вряд ли это стекляшки. Во-вторых, между ними есть связь. Не верю, что какая-то паломница бродила здесь и по древнему кладбищу, теряя рубины из своего ожерелья. Скорее другое. И тут ваша версия с запрятанными в банку сокровищами подходит.
- Матовый ободочек вам ни о чем не говорит? - спросила Варя. - Камни были куда-то вставлены! В кольцо, например. Ободочек - от оправы!
- Два кольца с одинаковыми рубинами? И этот - поновее.
- Он блеснул из пыли, как красное лезвие, - заявила Варя.
- Не надо тут говорить про лезвия, - попросила Гера. - И пора в лагерь, а то нас хватятся. А спорить, рубин это или стекляшка, бессмысленно, надо показать Лерычу, он определит.
- Мы ведь ту стекляшку так и не показали ему. Теперь еще одна. Придется во всем признаваться?
- У нас дома есть пасхальное яйцо из рубинового стекла, - вспомнила Гера. - Похоже на это. И цвет насыщенный, и блестит. Но если это даже рубины, то из-за них не стали бы убивать. Сейчас в магазинах есть и получше. И цены доступные.
В лагере сравнили «рубин» из могильника и от хижины Улугбека. Они были словно близнецы.
С сообщением о «рубинах» решили повременить до вскрытия погребения. Во-первых, вероятнее всего, раскопки дадут ответ, откуда стекляшки, во-вторых, убийство Улугбека отодвинется в прошлое, самой хижины уже не будет, Лерыч расслабится, отменит чрезвычайное положение в лагере и не будет ругаться, что нарушили запрет. Вот тогда и преподнесут ему сюрприз.
На другой день пришел бульдозер и повалил хижину. Все шахрухиинцы во главе с Лерычем наблюдали за этим событием. Пыль огромным серым облаком поднялась до небес, а когда стала чуть рассеиваться, ребята дружно шарахнулись в сторону. От кучи мусора, в которую превратилась хижина, расползались разноцветные двухметровые змеи.
- Не бойтесь, - сказал Рафик. - Это безвредные полозы. Они питались куриными яйцами, потому и жили здесь.
Глава 26
РУКОПИСЬ
Работали с энтузиазмом, потому что хотелось побыстрее заняться погребением. Часов в одиннадцать утра, когда солнце уже вовсю жарило, со стороны лагеря показался бегущий дежурный, Абдулла. Он кричал и размахивал на ходу руками. Лерыча как ветром вынесло из раскопа.
- Что? - испуганно спросил он у задыхавшегося от бега Абдуллы. - Что случилось?
- Рукопись… Улугбека! - Кажется, Абдулла впервые потерял свое непробиваемое спокойствие. Он был похож на сумасшедшего. -Турдали-ака пришел! Вас зовет! Сегодня по радио передавали!
- Что передавали? Можешь толком сказать?
- В кувшине была рукопись Улугбека! Турдали-ака вас ждет!
- Почему Улугбека? Как так? - ворчал сам с собой Лерыч, но было видно, что он сильно взволнован. - Откуда?
Он хотел взять в лагерь только Паштета, но возмущенный Лева что-то бурно доказывал, пока Лерыч не сдался.
- Собирайтесь все, - скомандовал он и пошел быстрым шагом вперед. Скоро вдогонку уже мчались остальные. А Паштет словно летел, не чувствуя тяжести своего тела.
- Откуда рукопись Улугбека могла взяться? - машинально повторял Лерыч. - Ты понимаешь, Паша, что это значит? Что значит найти рукопись Улугбека? Если это так… Ведь не в лондонском Британском музее нашли и даже не в вашей петербургской Публичной библиотеке… На Шахрухие! Какая-то фантастика!
И вдруг Паштет испугался - это шутка!
- А не мог Турдали-ака пошутить? - обеспокоенно спросил он, но Лерыч был так погружен в свои мысли, что не слышал. Паштет бежал за ним и думал, как же мало надо, чтобы взлететь под облака, но так же мало, чтобы и упасть с этой верхотуры. «Пусть это будет правдой, пусть это будет…» - повторял он про себя.
Турдали-ака сидел за столом с Марьей Ивановной и пил чай.
- Что там за рукопись? - спросил Лерыч, пожимая руку директору школы.
- Радио надо слушать, - ответил Турдали-ака, хитро посматривая на Лерыча с ребятами и улыбаясь. - Впрочем, я и сам его не слышал. Звонили из Самарканда. Ждите гостей.
- Не томите, - попросил Лерыч. - В чем дело?
- Считают, что это кусок предисловия к «Звездным таблицам» Улугбека. Или послесловия. И сомнений в том, что писал Улугбек, вроде бы нет. Разумеется, надо все как следует перевести, расшифровать, исследовать. Там какой-то винегрет из историко-географических сведений, математики и всяких поэтических вольностей, О Самарканд, Центр Вселенной…
Валерий Иванович обернулся к Паштету и, взяв его руки в свои, прочувствованно сказал:
- Поздравляю тебя, Павел. Любой археолог с именем был бы счастлив подарить науке твой кувшин.
Паштет стоял в оцепенении, будто в зеленоватую воду Сырдарьи нырнул. Голоса отдалились, а он погрузился в счастливое блаженное состояние.
Мальчишки присмирели, а Лева сказал:
- Вот ведь Паштет! Провалился в могилу рядовым раскопщиком, а вылез знаменитостью. Кто завидует, пусть признается.
- Я, - первым заявил Марат с мечтательно-печальной улыбкой.
И все сказали: «Я», «А я очень-преочень», - сказал Рафик с такой простодушно-наивной миной на лице, что все засмеялись.
- Почему это был не я?! - взвыл Лева, изображая, что рвет на голове курчавую светлую шевелюру. - Пашке все равно, а мне поступать в университет!
- Может, и поступать не пришлось бы. За-валило бы в могиле - и каюк, - подсказал Рафик. - А может, ты и кувшина бы не взял.