Как рвались они в Самарканд, как стремились на телевидение, но, вернувшись от Улугбековича, уже мечтали о Шахрухие. Гера - понятно почему, но и Варя скучала по желтым холмам и белоствольной роще, а Паштет привык засыпать не в душной комнате, а в палатке с распахнутым пологом, куда заглядывало звездное небо.
- Завтра возьми с собой шахрухиинские рубины, - предупредил Варю Лерыч. - Попробуем показать их одному человеку. Будет очень смешно, если они окажутся стекляшками.
Утром пришли Марат с Рафиком, и все вместе отправились на телевидение, где провели больше половины дня в разговорах и пересъемках - занятие утомительное и нудное. Потом гуляли по Самарканду, заваленному арбузами - полосатыми и гладкими, светлыми и темно-зелеными. В центре города Лерыч нашел часовую мастерскую - три ступеньки вниз.
Маленькое помещение было густо завешано и заставлено разнообразными часами. Самые впечатляющие - напольные, настоящие шкафы, резные, застекленные, с циферблатами и мерно качающимися маятниками. На стене - шкафчики поменьше, а диски маятников суетливее. Время хором тикало в полуподвальной комнате, отмеривая вечность. Старик с иссеченным морщинами безжизненным лицом по имени Моисей Моисеевич вытащил из глаза окуляр и воззрился на Лерыча и ребят рыбьими выпуклыми глазами. Оказалось, Лерыч с этим человеком не знаком. Представившись и сославшись на реставратора из института археологии, он попросил посмотреть рубины.
На застывшем лице старика не читалось ни малейшего интереса к посетителям, но, когда Варя положила перед ним бусины, со стариканом произошла удивительная метаморфоза. Лицо его ожило, задвигалось, в удивлении взлетели коротенькие и широкие брови. Моисей Моисеевич взял одну бусину, повертел ее, потом вторую. Взглянул на свет. Наконец, схватив со стола и вставив в глаз окуляр, снова поглядел.
- Откуда это чудо? - спросил он. - Я давно ничего подобного не видел. Первоклассные камни! Без порока!
- Это рубины? - спросил Паштет.
- Для того, чтобы отличить рубин от шпинели, юноша, нужна экспертиза. Но кое-что приблизительное попробуем сделать сейчас.- Часовщик открыл тумбочку стола, достал весы, а мерный стаканчик протянул Паштету со словами: - Потрудитесь наполнить его на треть. Бачок с водой - в коридоре.
- А что за шпинель?
- Очень похожий на рубин, но не столь твердый камень.
Моисей Моисеевич взвесил один из камней, опустил его в стаканчик и долго рассматривал, сколько тот вытеснил воды. Потом достал какую-то таблицу и занялся подсчетами, а когда закончил, торжественно провозгласил:
- Похоже на рубины. Но в любом случае, это очень ценные камни, нынче такие и не встретишь… Где вы их взяли? Это связано с вашей археологией?
Лерыч объяснил, что камни найдены при раскопках, и поинтересовался, сколько они могут стоить.
- Очень дорого. Вы и представить себе не можете, сколько. Рубин стал редким камнем. Природные запасы исчерпались.
- А в ювелирных магазинах продаются, и многие покупают, - сказала Гера.
- Вы знаете, милая, что там продается? - Лицо Моисея Моисеевича приобрело страдальческое выражение. - Тьфу! И говорить не хочется. Вы купите искусственные камни, коммерческой ценности они не имеют. Можете купить и настоящие, но качество их критики не выдерживает. А здесь - идеальные камни чистейшей воды. Камень ценится по прозрачности. Чтобы мути никакой, трещин, вкраплений…
- А выглядят не так, чтобы…
- Я говорю о том, что внутри. А вы про то, что снаружи. Привести их в порядок нетрудно. Тем более кабошоны - неограненные камни - отражают меньше света и кажутся темнее.
- А естественный от искусственного трудно отличить?
- Смотрите, барышня. - Порывшись в ящике стола, часовщик достал грифелек. - На искусственном карандаш оставит след. - Он черкнул грифельком, выбрав гладкий бочок камня.
- Есть отметина? Но я и так вижу, что настоящий.
- А мы сначала думали - стекляшки…
- Попробуйте стеклянную бусину на зуб - она бухтит. А драгоценный камень - звенит. Звук глухой. Вы хотите продать эти камни?
- Господь с вами, - засмеялся Лерыч. - Это государственное имущество. Но, честно говоря, я не подозревал, что они столь дорогостоящи.
- Поверьте старому Моисею, это так, - с чувством сказал часовщик. - Сейчас они не выглядят эффектно, поэтому вы не видите, но я-то вижу! Они прекрасны! И плюньте в лицо тому, кто скажет иначе! *
- Плюнем, - заверил Паштет. - Кроме «Рубина Тимура», прекраснее наших камней нет.
Когда они, попрощавшись, стояли уже на пороге, Моисей Моисеевич неожиданно сказал:
- Только «Рубин Тимура» - не рубин! Не верите? Это всем известно. - И старый ювелир затрясся от смеха. - «Рубин Тимура» - шпинель! - Раньше их не различали.
Конечно, они не представляли, что камни столь хороши. И на рукояти кинжала, по-видимому, такой же. Полученная информация наверняка была важной, но связующим звеном меж всей остальной не являлась. По дороге выдвигали предположения, почему старый ювелир работает часовщиком, а завершил дискуссию Паштет: «А почему наш сосед по дому, переводчик с испанского, работает в бане?»
Вечер закончили у профессора Бутакова, археолога, совсем не старого, не заносчивого и веселого. Он шлепал по квартире босиком и поил гостей самодельным квасом из холодильника, а они поведали ему про камни, кинжал и оставили рубины у него. Вещи дорогостоящие. Чистой воды. Без порока. А «Рубин Тимура» - всего лишь шпинель!
Глава 36
ТАЙНА МОГИЛЬНИКА
Вернувшись в Шахрухию, Лерыч не стал тянуть со вскрытием захоронения. Он не мог взять на его раскопки только часть ребят, начался бы настоящий бунт. В результате на древнее кладбище отправился весь отряд, чтобы работать попеременно: одни копают, другие - отдыхают и ждут своей очереди.
До обеда снимали холм. Дыру, куда провалился Паштет, Лерыч долго исследовал и сказал: «Без сомнения, естественный провал». Но он и раньше это говорил. После обеда стали настаивать на том, чтобы продолжить работу.
- Неужели вам самому не интересно, что внутри? А может, там вторая рукопись или клад? Бывают же такие обстоятельства, при которых режим дня можно и нарушить? - уговаривали Лерыча.
- Я, Валерий Иванович, обращаюсь к вам от всего коллектива, от Полевого совета и от себя лично с просьбой выйти на работу, - заявил наконец Лева.
В этот день добрались до фундамента мавзолея, на следующий стали расчищать спусковую яму. Лерыч обратил внимание, что на небольшом участке у стенки засыпка отличается от,остальной.
- Похоже, в яме когда-то рыли вертикаль-ный узкий лаз, - сказал он, а позже, осмотрев зачищенную стенку ямы, подтвердил: - Здесь был подкоп.
- Вы же так и говорили. Будто знали.
- Вот это меня и смущает. Не идем ли мы на поводу у моих придумок? Прошу вас быть очень внимательными. Посмотрите еще раз и скажите, что еще свидетельствует о подкопе?
Лерыч вылез из ямы и стал делать записи в полевом дневнике, а мальчишки обследовали стенку и спорили. Потом Лерыч засунул полевой дневник в планшетку и закурил, лицо у него было сосредоточенным и немного недоуменным. Наконец Лева сообщил общее заключение:
- Нарушена закладка впускного отверстия.
- Верно, - подтвердил Лерыч. - Сбоку выбит гуваляк. А не мог он сам вывалиться?
- Мог, наверное. Во всяком случае, мы найдем его в погребальной камере.
- В этом я не сомневаюсь. Но вы не все заметили.
- Вы имеете в виду то, что стенка и гуваляки исцарапаны чем-то острым?
- Именно это я и имею в виду. А что же вы говорите, что гуваляк мог сам вывалиться?
- Вы спросили вообще, а не в частности. Возможно ли такое? Да. Но в данном случае - нет.
- То-то же. - Лерыч спустился вниз и показал: - Это что?
- Зарубки от кетменя или лопаты.
- Правильно. Они остались с тех пор, когда копали яму для могилы. Но вот совсем другой след, и здесь - перед самым впускным отверстием. Они идут , под углом - следы острого колющего предмета. Вероятно, кинжала.
Он снова выбрался наверх, Лег на край и опустил вниз руку с ножом. Нож оказался как раз над дыркой от выпавшего гуваляка.
- Сначала был сделан узкий подкоп, потом били кинжалом по закладке, пока гуваляк не провалился в могилу.
- Зачем подкоп, если в могиле брать нечего? Значит, что-то положили? И мы знаем - ЧТО! Есть доказательства. Но как вы догадались об этом, откуда взялась ваша версия?
- Я не догадался, - сказал Лерыч, усаживаясь на краю ямы. - Я придумал. Журналисты спросили, я и сочинил историю про нукера. Может быть, она сама собой напрашивалась?
На третий день открывали погребальную камеру, которая башмаком шла от спусковой ямы.
- Особенно не воспаряйте, - предупредил Лерыч. - За волшебной дверцей может ничего не оказаться.
Погребальная камера была изрядно засыпана кусками земли и камнями, среди которых опознали гуваляк со следами от острого орудия, тот, что вывалился из закладного отверстия. Землю из могилы поднимали на поверхность, а там перебирали руками и просеивали, комки разбивали. Раскиданные по могиле и раздробленные,, кости аккуратно складывали в кучку. Рядом, на краю раскопа, стоял беззубый череп. Казалось, он улыбался, а пустыми глазницами пялился в даль. Ничего более не попадалось. И вдруг громкий вопль огласил Шахрухию.
- Что?! Что случилось? - закричал из могилы Лерыч. - Варя, ты меня до инфаркта доведешь!
Варя легла на живот и протянула Лерычу ка-кую-то горошину. Это был зеленый прозрачный полированный камень.
- Изумруд? - с нетерпением спрашивала Варя, и столпившиеся над ямой ребята волновались.
- Наверное. Хотя про изумруды я знаю не больше, чем про рубины. - Лерыч передал наверх камень и попросил: - Возьми, Варя, и не потеряй. И в следующий раз не кричи так громко. И землю лучше сейте, раз яхонты пошли.
- Дай сюда, - попросил Паштет и сунул камень в рот. Варя ахнула, решив, будто он хочет его проглотить. Но Паштет всего лишь проверял камень на зуб и всем объяснял: - Если звенит - изумруд. Бухтит - стекляшка. Этому нас ювелир научил.