- Как Ленинград? - спросил он. - Не привык называть его Петербургом. Я заканчивал ваш университет, но уже лет пятнадцать там не был. Говорят, вы стали криминальной столицей России?
- Мы культурная столица, и это прежде всего, - насупившись, ответила Гера. Выступление Харитона показалось ей неуместным для знакомства.
- Культура - само собой. А как вам Самарканд? Посетили Гур-Эмир?
- И не только. Мы много чего посетили. Даже с художником Вахруддиновым познакомились.
- Это кто? - спросил Харитон. - Сумасшедший?
- Он не сумасшедший, - неожиданно вступился за художника Паштет.
- Значит, ты не слышал его речей. И художник он никуда не годный. Недоучка, ремесленник. Спрашиваешь, почему? Нельзя это, брат, растолковать в двух словах. Надо живопись понимать, где плохая, где хорошая. «Крошка сын пришел к отцу, и спросила кроха: «Что такое хорошо, а что такое плохо?..» Знаешь такой стишок?
Когда Харитон удалился, Паштет с неприязнью сказал:
- Мне кажется, от него спиртным разит. Как его отчество?
- Евгеньевич. Игорь Евгеньевич Харитонов, - -ответил Абдулла. - А пьет он, как Лерыч уехал. Мы с ним в контрах.
Обежать Святую рощу можно за десять минут. С севера и востока ее окружали хлопковые поля, у западной границы тянулся поливной канал, а с юга - овраг с мягкими, будто оглаженными берегами - сухое русло Бахор-сая, то есть Весенней речки, и заросшие колючкой остатки старого кладбища. Сама роща состояла из мощных тополей с белыми стволами, почему-то растущими под наклоном.
- Что это с ними? - спросил Паштет.
- Старые, влаги не хватает, и ветра делают свое дело. А точнее Рафик ответит, - сказал Марат. - Он у нас спец в биологии. ^
- А сколько роще лет и почему она - святая?
- Тополям лет сорок, они не долгожители, это карагачи по четыреста живут. А святая, потому, что с ней связана легенда. Когда-то давным-давно шел по пустыне мулла, мусульманский священник, остановился здесь, посадил три тополька и умер. Так появилась роща и мазар - святое место, могила этого муллы. Сейчас там наш Улугбек живет.
- Пошли посмотрим?
- Посмотрим, только помалкивайте об этом. Походы туда не поощряются, - сказал Абдулла, а Марат объяснил:
- Сейчас Улугбек тихий, а раньше был очень вредный. Вообще-то он никакой не мулла, это всем известно. Работал в здешнем совхозе, но жить при мазаре ему больше понравилось, сюда каждый день паломники ездят, деньги дают. Когда появился лагерь археологов, Улугбек обозлился. Однажды выбил в клубе окна, порасшвырял все, попортил, Лерыч даже в милицию собирался заявлять, но потом они как-то договорились. А на следующий год мулла по-другому решил выжить археологов. Он каждую ночь бродил возле кладбища и выл там страшным голосом, будто это духи умерших. Напугать хотел. Ребята смеялись и ругались, что спать не дает, и даже жалели, думали, может, того? Больной? Но он не больной, он темный, как сто подвалов. Повыл-повыл, понял, что бесполезно, и перестал. Ну а теперь положение обязывает с ним дружить, поскольку он отец спонсора. Мы ему носим еду. Днем к клубу, утром и вечером к хижине. Ставим у порога. Внутрь не заходим, не положено.
У клуба под навесом, похожий на старую нахохленную птицу, сидел на коврике Улугбек, прикрыв глаза морщинистыми веками. Рядом с ним возвышалась горка печенья и конфет.
- Какой же он маленький, костлявенький, - жалостливо сказала Гера.
- Высохшие мощи, мумия, - шепнула Варя.
- Правоверный ты наш… - Паштет изобразил на лице постную мину.
Они прошли в клуб мимо Улугбека, но он не обратил на них никакого внимания. В клубе была фотолаборатория Абдуллы и библиотека Лерыча (бери любую книгу, только в журнал записывай, что взял). На стенке булавкой при-колота крупная белая с красными пятнышками на крыльях бабочка. Под ней табличка:
«Мир жил и дышал - широкий, равно открытый для всех, принимающий с одинаковым гостеприимством в свои безграничные просторы и муравья, и птицу, и человека и требующий от них лишь одного - не употреблять во зло оказанного им привета и доверия.
Ходжа Насреддин».
Ребята сказали, что бабочку в прошлом году поймал один шахрухиинец и заложил в полевой дневник - для Рафика. Но тот не обрадовался, а рассердился и так голосил на весь лагерь, что Лерыч сказал: «Вечером прочтешь лекцию по экологии», а бабочку приколол в клубе и повесил надпись: «Вечный укор шахрухиинцам!» А уж потом изречение написали из книжки Соловьева «Приключения Ходжи Насреддина». Эту книжку они любят читать вслух перед сном.
Вышли из клуба, опять Улугбек не шевельнулся и глаз не открыл. Зато когда удалялись по дороге, Варя оглянулась и поймала острый, словно клинок, взгляд старика. И тут же веки, как шторки, опустились на глаза. Она даже засомневалась, не привиделось ли?
Заглянули в камералку посмотреть череп первого узбека.
- Почему первого? - удивились ребята.
- Потому что в десятом веке жил. В это время складывалась узбекская народность. А еще можно сказать, что это мужчина. Сорока пяти лет. Любил поесть.
- Откуда ты знаешь, что любил поесть?
- Зубы стерты, - засмеялся Абдулла.
- А про сорок пять лет?
- Это Рафик специалист. Он не только биолог, но и антрополог по совместительству. А череп добыл я, - с гордостью сообщил Марат. - Скандал был ужасный. Лерыч запретил лазить в погребения, могут обвалиться, но там была здоровая дыра - выветрилась и вымылась. Как было не залезть?
- Это на том кладбище, что мы видели?
- То, можно сказать, современное, прошлого века. А древнее - куда я лазил, рядом с городищем.
В камералке они познакомились с небольшим серо-полосатым котенком, Буяном, которого привез из Самарканда Рафик.
- Буян - археологический кот, - пояснил Абдулла. - Он с нами на раскопки ходит. Как собака.
Глава 11
МАЗАР
Перебравшись через сай, вышли к святому месту - мазару. Рассчитывали увидеть что-то экзотическое, оказался же он пыльным, запущенным местечком. Одна плита с арабскими письменами стояла, осколок другой лежал у ее подножия. Кругом были прилеплены свечные огарки, а кусты и корявое деревце джиды пестрели завязанными на ветках тряпицами, которые паломники оставляют, когда что-то просят у Бога.
- Верующие кладут здесь еду и деньги, - сказал Марат.
- Это могила того муллы, который насадил рощу?
- Про муллу - легенда. А плиты, Лерыч говорит, с заброшенного кладбища принесены. Не очень-то они и старые.
Возле мазара стояла глиняная хижина-развалюха с облупившейся обмазкой. Возле нее очаг - гнездо из булыжин со старыми угольями. Возле порога бродили куры, лениво выклевывая что-то из пыли.
- Осторожно, здесь осиное царство, - предупредил Абдулла, а Марат подергал просевшую дверь, открыл, и они заглянули внутрь.
- А он не придет, Улугбек?
- Нет. Он целый день сидит и дрыхнет у дороги. Продерет глаза, чтобы помолиться, и снова спит. Только к ужину явится.
Посреди душной комнатухи стояла железная кровать с панцирной сеткой, покрытая серым тряпьем. В дальнем углу - стопа просаленных курпачей-матрасов, гора подушек и еще какой-то ветоши. У входа на столике грязная посуда, с которой взлетел потревоженный рой мух, примус, жестяная кружка. Пол земляной. Маленькое окошко под слоем пыли почти не пропускало света. Казалось, в этой хижине уже лет десять никто не жил. Из открытой двери в хибару упал серо-золотистый свет, в нем роился сонм пылинок и чудилось, будто этот наклонный светящийся столб шевелится, а пространство жалкого жилища зловеще и напряженно жужжит.
Никто не прошел в сумрачное помещение, стояли у порога, как вдруг рядом с Вариной щекой пролетело со свистом что-то черное, литое, ни дать ни взять пуля. Варя дернулась от неожиданности, ахнула, а Марат с Абдуллой засмеялись. Это вылетел на вольный воздух заблудившийся шмель.
- Ничего себе, - пристыженно сказала Варя. - У нас таких огромных не бывает. Я подумала, кто-то выстрелил.
- А где мулла зимует? - поинтересовался Паштет.
- Надо Валерия Ивановича спросить. Может, в кишлак уходит? Но прошлым ноябрем, уже заморозки были, его здесь видели.
- Очаг как со стоянки первобытного человека, - фыркнула Гера. - И дом - средневековое жилище.
- Там кто-то ходит, - внезапно сказала Варя, стоявшая ближе всех к двери.
Они вышли и увидели: рядом с кустами джидовника важно вышагивала удивительная птица с шоколадным телом, черно-белыми полосатыми крыльями и хвостом. Клюв у нее был длинный, тонкий, загнутый. Она складывала и разворачивала над головой огромный веер черно-коричневых перьев и издавала печальное и глухое: «Уп-уп… уп-уп-уп».
- Удод, - сказал Марат. - Это ходит удод. У вас таких тоже нет?
- Таких нет. Но я не про удода. Кто-то шмыгнул из этих кустов. Наверно, на дорогу побежал.
- То стреляют, то ходят! Никого тут, кроме удода, не было.
- Пусть не было, - отозвалась Варя. - Но я остаюсь при своем мнении.
- Значит, это был дух умершего муллы, - заключил невозмутимый Абдулла. - А теперь пошли в новый дом Улугбека. Сын построил, но старик не хочет там жить, даже не заходит.
- Вроде здесь так тихо, спокойно, но что-то зловещее есть в этом месте, - сказала Варя, окидывая взглядом халупу, грязных, словно во сне двигавшихся, кур и пыльные заросли кустарника.
Метрах в ста от хижины увидели аккуратный домик из шлакоблоков. В нем была газовая плита и телевизор, на суфе - возвышении, застеленном ковром, горка шелковых курпачей и пантахта. В буфете - чистая посуда, на кровати - чистое белье и горка подушек. Здесь царил полный порядок, но, видно, никто не жил, все покрывал слой нетронутой пыли. Дверь и в этот дом не запиралась.
Глава 12
СКОРПИОНЫ В ПОДАРОК
Дежурные накрыли на стол, и все расселись. Для приехавших поставили по тарелке макарон с тушенкой, лепешки, повидло и чай. Тут же и познакомились. Самым старшим из ребят был Лева - Левон Арутюнян, председатель Полевого совета. У него была курчавая грива светлых волос и брезентовая панама, как у Марата и Харитона. Такой даже у Лерыча не было, он ходил в выцветшей полотняной кепке. На будущий год Лева заканчивал школу и собирался поступать в университет, чтобы стать археологом. Он пришел в секцию пять лет назад, после того как, копая огород, нашел в земле хум. Са