– Может, авария?
– Машина была целая, без каких-либо повреждений. И потом, на той дороге почти никто не ездит: он мог только в дерево врезаться.
– Но не врезался?
– Нет, – мотнул головой Шемякин. – Похоже, сам остановился. Знаете, это случилось как раз неподалеку от охотничьего хозяйства, куда Грибовы возили вашего друга. Вот я и вспомнил. Про те места дурная молва идет. Монашка там появляется – иногда прямо в лесу, между деревьев, особенно когда туман, – и заманивает человека в болото, откуда ему не выбраться. А иногда стоит у дороги и голосует. Если водитель ее подбирает, то живым ему не быть.
– Какая монашка? – удивилась Астра. – Настоящая? Из монастыря?
– В общем… да. Была настоящая, но давным-давно погибла в трясине, утонула.
– То есть… вы намекаете на… призрак? – Брови Матвея поползли вверх. – Думаете, профессора нечистая сила сгубила?
Отставному военному стало неловко. Что за чепуху он болтает?
– Призрак не призрак, а что-то профессора испугало. Человек он был немолодой, сердце пошаливало. Увидел тень какую-нибудь в лесу, и плохо стало, а вокруг ни души. Официальная причина смерти – инсульт.
– А куда ехал профессор? – спросила Астра.
– Его брат говорил: он физику преподавал в столичном вузе. Уставал сильно, любил с удочкой посидеть на озере, пожить в тишине, на отшибе – чтобы ни телефонов, ни телика, ни друзей-знакомых. Там, вокруг Дамиановой пустыни, есть забытые богом деревушки, но в какую конкретно направлялся погибший, никто не знает. Какая разница? Мне этот случай пришел в голову в связи с вашим другом…
Шемякин в нерешительности замолчал. Он не хотел показаться смешным или суеверным.
– Завтрак готов! – крикнула из окна его жена.
– В лесу в тумане непривычного человека легко сбить с толку, – торопливо заговорил бывший майор. – Ваш Неверов мог стать жертвой… галлюцинаций, вызванных вредоносной энергией болота и… множества трупов, оставшихся на местах былых сражений. Во время войны с фашистами там полегли тысячи воинов. Сами понимаете, такое скопление мертвых, тела которых не были, как подобает, преданы земле… отрицательно воздействует на психику людей.
– Пельмени стынут! – опять крикнула Марья.
– Идемте, – зашагал он по тропинке к крыльцу, жестом приглашая гостей следовать за ним. – Вы подумайте над моими словами…
Новгородская область. Охотничий домик «Вепрь»
Молодой напарник дядьки Макара проснулся с тяжелой головой. Перебрали они вчера. Каждый раз перед сном выпивали по чарочке вместо снотворного. А где одна, там и вторая, и третья. Хорошо, запасы спиртного в погребке нешуточные. Предыдущие работники позаботились. А водке что? Она не портится.
Без чарки за ужином Макар ночь напролет ворочался без сна, стонал, бормотал что-то бессвязное.
– Куда он делся, по-твоему? – как-то не вытерпел, спросил он у Ваньки. – Неужто утоп?
– Кто?
Парень прекрасно понимал, о ком идет речь – о том самом городском охотнике, которого привезли к ним братья Грибовы. Но признаваться в этом не собирался. Старший егерь и так не в себе, винит во всем жадность, якобы обуявшую его в тот злополучный день. Грибовы обратились с нелепой просьбой, пообещали щедро заплатить.
– Вы только вид делайте, что кабана загоняете, а мы прикинемся, что стреляли, да промахнулись. К тому же москвич лично пожелал секача завалить, а он нипочем не попадет! Он ружье толком в руках держать не умеет.
– Сейчас кабана трогать нельзя, – вяло возражал Макар.
Ванька помалкивал, ждал, что старший решит.
– Ты не понял, – напирали братья. – Никакой охоты не будет! Этот лох нам уже часть бабок заплатил, остальные даст потом. Мы его так охмурим, и не пикнет.
Степан, оглаживая бороду, протянул егерю несколько тысячных купюр:
– Бери на почин.
Грибовы пользовались у егерей плохой репутацией – занимались браконьерством, чуть что хватались за оружие, пили сверх меры, придумывали басни про свою охотничью удачу, завидные трофеи. Не брезговали сомнительным заработком. Но в этот раз то, что они предлагали, показалось Макару заманчивым.
– Ты же ничем не рискуешь, – уговаривал Степан. – Он с нами договаривался, мы и ответим в случае чего.
«Зачем я согласился? – потом корил себя егерь. – Зачем ввязался в гнилую затею? Зачем послушал проходимцев Грибовых?»
Уж очень нуждался в ремонте домик – хоть крышу залатать, печку поправить. Нечистый попутал дядьку Макара. Денег они с Ванькой не получили, а покоя лишились. Совесть-то хуже червя нутро грызет.
Плохие предчувствия егеря не обманули. Все с той злополучной охоты пошло наперекосяк – с утра лег туман, каким-то образом на стрелков выбежал самый настоящий свирепый секач, приезжий, войдя в азарт и не сознавая опасности, кинулся его преследовать. Остальные отстали… Кто-то стрелял. Потом оказалось, Степан Грибов. Он-де подавал знак москвичу вернуться. А тот знака-то не понял.
В общем, после долгих поисков, криков и стрельбы вышли они к домику без клиента. Приезжий как сквозь землю провалился. Учитывая Дамианову трясину, это выражение приобретало не переносный, а прямой смысл.
До утра ждали, что выберется москвич из лесу, – напрасно.
– Уж не забрел ли он на болота? – хмурился Ванька. – Тогда хана мужику.
Опять ходили искать. Грибовы злились, переругивались между собой. Когда стало ясно, что приезжий не вернется, – пришли в бешенство.
– Он нас надул! – вопили братья. – Развел, как недоумков. Смылся, чтобы не платить! Точно.
Могло, конечно, и так быть.
– А если с ним что-то случилось? – волновался Ванька.
– Не маленький, найдет дорогу! – сердились Грибовы. – Куда он денется? Дождется, пока мы уедем, и явится. Или до ближайшей деревни дотопает, лошадь попросит, а там на рейсовый автобус сядет, и плакали наши денежки.
– Его тачка у Шемякина во дворе стоит, – сказал Степан. – Я видел. Ехать надо! Опередить его! Ах, подлюка!
Они мигом собрались, загрузились в свою «Ниву», наказали егерям держать язык за зубами и помахали им на прощанье.
– Вдруг москвич не сбежал, а в лесу заблудился? Или на болота забрел?
Ванька боялся произнести роковое слово «утонул».
– Знаешь что самое плохое? – с сердцем произнес Макар. – Грибовы правы: нам лучше помалкивать. Мы никого не видели, никто к нам не приезжал.
– Почему?
– Да потому! Как мы докажем, что не убили этого приезжего? Вместе с Грибовыми из-за денег? Тьфу! Вот влипли!
Целую неделю они, исполняя свои обычные обязанности, прислушивались и присматривались – не покажется ли пропавший москвич? Не выйдет ли, заросший многодневной щетиной, искусанный насекомыми, обессиленный, но невредимый, из лесных зарослей? Старший егерь и молодой напарник скрывали друг от друга теплившуюся надежду. С каждым днем она таяла.
– Сбежал он, – пряча глаза, буркнул за ужином Ванька. – Если б в лесу потерялся, уже бы вышел.
Макар угрюмо молчал. Странная охота предвещала беду. В воздухе витало неведомое зло, его нельзя было увидеть, но оно таилось в сумрачной чаще, в ночных звуках, шуме ветра и призрачном свете луны. Оно проникало в сны обитателей охотничьего домика, и те заглушали страх водкой.
В их жизнь вкрался незримый враг, который ждал удобного случая, чтобы напасть. Этот враг не имел ни имени, ни обличья. Его присутствие ощущалось на уровне инстинктов и подсознания.
Как-то старший егерь колол дрова и едва не угодил топором себе по пальцам. В другой раз отскочившая щепка впилась острием ему в шею, чудом не задев артерию.
– Хватит, дядя Макар, – испугался Ванька. – Не берись больше за топор! Я сам.
Через пару дней компания оголтелых молодчиков, которых егеря ошибочно приняли за браконьеров, открыла по ним стрельбу. К счастью, никто не пострадал. Вернее будет сказать, не получил физического увечья, потому что их душевное состояние потерпело серьезный урон.
Когда это Ванька засыпал спьяну мертвецким сном и просыпался с одеревеневшим телом, чугунной головой и напрочь отшибленной памятью? Только один раз, когда они с дружком упились на свадьбе ядреным самогоном. И теперь вот снова.
Он плеснул в лицо холодной воды, вытерся и заглянул в горницу. Макар всегда вставал рано, и сегодняшнее утро – не исключение. Егерь, уже одетый, сидел за столом, только как-то неуклюже, привалившись к столешнице и свесив голову. Над грязными тарелками вились мухи. Мухи ползали по рукам дяди Макара, а он их почему-то не гнал.
Парня бросило в жар от жуткой догадки. Он осторожно, боясь дышать, приблизился. Похоже, старший егерь вообще не ложился спать. На столе стояли остатки вчерашнего ужина, пустые бутылки… Ванька, хоть убей, не мог вспомнить, как он завалился на топчан.
Запах крови ударил ему в нос. Как будто обоняние включилось только сейчас. Заскрипела входная дверь, Ванька собирался смазать ржавые петли, да все забывал. Сквозняк играл дверным полотном, значит, она не заперта. Молодой егерь обошел стол и посмотрел на дядьку Макара сзади – в его спине чуть ниже левой лопатки торчала рукоять охотничьего ножа.
«Мой нож!» – вздрогнул напарник.
Он узнал его сразу – по вырезанной голове рыси с оскаленными клыками. В ужасе Ванька ощупал ножны, которые висели на поясе. Они были пусты…
Его молнией пронзила мысль: «Зачем я вчера доставал нож? Что резал?»
Стало быть, зачем-то он ему понадобился.
– Не-е-ет, – прошептал он, пятясь. – Не-е-ет…
Глава 13
Деревня Камка
Ночные беседы с Ангелом подтачивали нежное сердце послушницы Филофеи. Она ведь была не из камня – из плоти и крови. А подавляемое женское естество сыграло с ней злую шутку. Сладкие речи, обещания неземного блаженства разбудили ее страстную натуру. Не эту ли жажду любви чувственной, пылкой и неистовой пыталась она скрыть под монашеским одеянием? С той же одержимостью, с какой днем она предавалась служению ближним, по ночам Филофея внимала голосу