А Морис только посмеивался. Он чувствовал себя слишком молодым, чтобы строить серьёзные планы относительно семейной жизни.
Он практически всегда был занят. Обычная школа, музыкальная школа, занятие языками, спортивный зал. Потом юридический факультет Вильнюсского университета, аспирантура. Стажировка в Германии. В перспективе карьерная лестница.
Откликнувшись на предложение друга, он собирался немного отдохнуть. И потом ему было любопытно – как там теперь в России…
Кто ж знал, что его пара недель в городе на Волге растянется до бесконечности…
***
… Когда Волгина пришла к Элен, та упаковывала чемодан.
Нервозность её резких движений бросалась в глаза.
– Элен! Ради бога, что случилось?! – спросила Мирослава.
– Ничего.
Глаза Элен лихорадочно блестели.
– Вам не помогла таблетка? Вы плохо спали?
– Нет, хорошо. Я же сказала, что всё хорошо! – сорвалась на крик Максимова, – просто я устала!
Волгина молчала, пытаясь понять, что такого могло произойти…
– Я уезжаю домой, – вздохнула Максимова, – немедленно.
– Мы собирались поговорить с Ириной, – напомнила ей Мирослава, – если мне не изменяет память, мы приехали сюда именно за этим.
– Да, да, приехали! Но я передумала. Я никуда не пойду. Я улетаю домой первым же самолётом. А сейчас я еду в аэропорт, – она решительно встала.
– К чему такая спешка? Что случилось? – попыталась снова выяснить Мирослава.
– Ничего! Ничего не случилось! Оставьте меня в покое! – она бросила на Мирославу какой-то странный затравленный взгляд, – я пришлю вам чек за ваши труды, – Максимова схватила чемодан и бросилась к двери.
– Дело не только в деньгах, – проговорила Мирослава.
Но Элен уже вылетела из номера и скрылась за дверью.
– Зачем она привезла с собой такой огромный чемодан? – подумала Мирослава. И тоже вышла из номера.
Глава 6
– Мне всё это ужасно не нравится, – вслух произнесла Волгина.
– Пожалуй, всё-таки стоит поговорить с Томашевской, – решила она.
Мирослава отправилась в «Бриг» и спустя двадцать минут уже стояла перед 113 номером.
На её стук никто не отозвался.
Мирослава решила не отступать и постучала более сильно.
– Откройте, Ирина! – Мирослава повернула ручку и… дверь приоткрылась.
– Открыто, – констатировала Волгина. – Странно. Ничего хорошего за незапертой дверью, как правило, не бывает.
И всё-таки Мирослава решила заглянуть. Она осторожно переступила через порог.
В прихожей было темно. Мирослава осторожно дотронулась до выключателя и! Замерла. На полу прямо возле её ног лежала молодая женщина.
Взлохмаченные волосы закрывали половину её лица.
Мирослава не сомневалась, что это была Ирина Томашевская и, что она мертва.
На виске женщины, смешавшись с волосами, запеклась кровь.
Складывалось такое впечатление, что Ирина яростно боролась с напавшим на неё человеком.
Разбитые часы на её руке показывали двадцать минут восьмого. Конечно же, утра.
Одна пола, как видно наспех наброшенного халата, была разорвана.
Мирослава обошла погибшую и вошла в комнату.
Здесь беспорядка не наблюдалось. На столе стояли две чашки с недопитым кофе, два стакана. Один полупустой, другой полный. Рядом бутылка местной минеральной воды. На тарелке огрызки от яблок и кожура от апельсинов.
У Ирины был посетитель. Это ясно.
И она его сначала не опасалась. Иначе, зачем пить с ним кофе?.. – задумалась Мирослава, – или с ней…
Волгиной невольно вспомнились нервозность и паническое бегство Элен Максимовой.
Она вернулась в прихожую, вытерла выключатель носовым платком, но свет выключать не стала. Затем вышла из номера и протёрла ручку двери со стороны коридора. Спустилась вниз. Вышла на улицу. Нашла таксофон и набрала 02.
Когда на том конце провода взяли трубку, быстро проговорила, – в гостинице «Бриг» в 113 номере убита молодая женщина, – и сразу опустила трубку на рычаг.
Оглянулась на гостиницу. Ветер трепал косые паруса на крыше здания. Делал он это лениво, словно знал, что паруса-то ненастоящие, так одна декорация…
Мирослава вернулась в «Менестрель», собрала вещи и добралась на такси до аэропорта. Первым же самолётом вылетела в свой город.
Покинув здание аэропорта родного города, Мирослава подумала, что хорошо бы оказаться поскорее дома.
– Бедный Дон, – невольно вздохнула она. Мирослава знала, что, несмотря на свою независимость, кот больше всего на свете ценил её внимание.
И, вот, пожалуйста, она снова пропала из его поля зрения на неопределённое время.
– Бедный Дон…
У него был превосходный слух. Обычно он издали слышал её шаги.
А интонацию её голоса он отыскал бы в любой какофонии звуков.
– Бедный Дон…
Но сначала прямо из аэропорта, Мирослава поехала к своей клиентке.
Элен Максимова с семейством обитала в коттеджном посёлке, расположенном на берегу Волги.
Мирослава вышла из такси и поёжилась. Ветер был довольно холодным.
Осень в средней полосе не была такой щедрой на тепло, как на юге.
… Вдалеке серебристыми чешуйками водяной кольчуги поблёскивала река.
Был виден жёлтый песок косы пролегающей посередине, там ветер редким воздушным гребнем расчёсывал волосы зелёных ивовых ветвей ещё совсем нетронутых осенней позолотой.
Мирослава отыскала номер дома Элен.
Как ни странно, ворота были открыты. Мирослава вошла.
Конечно, нельзя было исключать наличия во дворе собаки…
Мирослава не спешила, но и не медлила. Собаки не было видно. Да и не боялась она собак.
На подъездной аллее стояла «мазда» бледно-голубого цвета.
Мирослава поднялась на крыльцо и нажала на кнопку звонка.
Пространство за дверью огласилось медными раскатами гонга.
Через некоторое время дверь распахнулась.
На пороге стоял молодой мужчина в халате, имитирующем восточный орнамент.
Он с недоумением уставился на Мирославу, – вам кого?
– Я хотела бы поговорить с Элен Максимовой, – вежливо произнесла Мирослава.
Она давно усвоила, что доброжелательность открывает почти все двери.
– Элен нет, – грустно ответил мужчина.
– А где она?
– Должно быть, на работе, – тон его голоса окрасился в грязно-коричневые тона недовольства, – моя любезная жёнушка только что примчалась из аэропорта и снова куда-то унеслась пару минут назад.
Мирослава вздохнула.
Мужчина оглядел её с ног до головы.
– Если хотите, то можете подождать её, – смилостивился он, – входите.
– Спасибо, – Мирослава вошла в дом.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Мирослава.
– А я, Юрий Базилевский. Муж Элен.
– Очень приятно, – произнесла Волгина банальную фразу. Что ещё она могла сказать в данном случае?..
– Взаимно, – не отличился он оригинальностью. – Вы подруга Элен?
Мирослава не успела ответить.
– Мама! Мама! – донёсся откуда-то детский заспанный голосок.
– Нет, солнышко, это не мама, – голос Юрия наполнился теплом и грустью.
– А мама?
– Мама скоро придёт.
– Извините, – сказал он Мирославе, – проходите в гостиную и подождите. Я скоро вернусь.
– Да, конечно, – проговорила Мирослава, стараясь вложить в голос, как можно больше тепла и сочувствия.
Когда он исчез за одной из дверей, Мирослава прошла в гостиную и сразу села на мягкий диван с удобной спинкой. Она зевнула и закрыла глаза.
Перед её внутренним взором всплыла радужная оболочка глаз Дона, названная сладким греческим словом «ирис»…
Она меняла оттенки основного цвета в зависимости от освещения и настроения, в котором пребывал Дон…
Но чаще всего его глаза были похожи на золотистый свежезаваренный чай или на янтарь.
Хозяин дома появился не раньше, чем через полчаса в том же халате с восточными мотивами, но свежевыбритый.
– Извините, что заставил вас ждать, – сказал он, – сами понимаете, маленький ребёнок. Очень скучает по матери. А Элен, – он сделал долгую паузу, – ни им, ни мной почти не интересуется.
– Должно быть, ваша жена слишком занята, – обронила Мирослава осторожно.
– Чрезмерно, – проговорил он недовольно.
– Бизнес, как правило, поглощает много времени и чтобы заработать, приходится от чего-то отказываться, – тщательно взвешивая каждое слово, проговорила Мирослава.
– Вот она и отказывается от ребёнка! – резко ответил Юрий.
В большие окна лился золотистый, щедрый свет. В саду шуршали опадавшие листья.
– Впрочем, забудем об этом, – сказал хозяин дома, – вы голодны? – спросил он.
– Слегка, – улыбнулась Мирослава.
– Тогда я угощу вас поздним завтраком, – если не возражаете?..
– Буду благодарна.
– Пойдёмте на кухню, – позвал он.
Мирослава поднялась с удобного дивана.
– Вы знаете, – словно извиняясь, произнёс Юрий, – у меня было довольно бедное детство. Мать учительница начальных классов, отца я не помню. Он сбежал сразу после моего рождения, – Юрий развёл руками, – и кухня для меня такое место, где уют и домашнее тепло. Порой закрою глаза и кажется, что пахнет мамиными пирогами, – он печально улыбнулся.
– А ваша мама живёт всё там же? – спросила Мирослава осторожно, чувствуя подводные камни.
– Она умерла, – ответил он тихо.
– Простите.
– Нет, ничего. Это было девять лет назад. Я учился в литературном институте, а мама скончалась в одночасье от кровоизлияния. Даже не поболела, не полежала, не отдохнула. Всю жизнь надрывалась за гроши. Ни единого дня не пожила для себя, – он посмотрел на Мирославу, – простите, я, кажется, утомил вас своими воспоминаниями.
– Нет, что вы, – отозвалась Волгина, – наверное, вы очень любили свою маму…
– Безумно! Но больше об этом не слова, прошу вас.
Она кивнула.
– Сейчас будем пить кофе, – голос Юрия стал мягким.
Они прошли на кухню – огромную и светлую, уставленную дорогой импортной мебелью.
Юрий включил газ, поджёг конфорку и налив в турку воды, поставил её на огонь.